— Не, спасибо, я барашка подожду, — сказала Аля.
— О! — обрадовался Марк и, роняя все вокруг, вчесал к мангалу.
Карим, подмигнув Але, тут же сдвинулся так, чтобы вернуться Марку было некуда. Аля благодарно кивнула.
Предыдущие — из прошлых не петель даже, а жизней — шашлыки до сих пор стояли пробкой в горле и жгли желудок. Пустота желудка никак этому обстоятельству не мешала.
Пожевать что-нибудь надо, а то не отстанут.
Аля схватила ломтик огурца и принялась грызть его, всматриваясь в компанию — впервые, кажется. Осмысленно уж точно впервые. Да и неосмысленно рассматривать она до сих пор стеснялась.
Поздно стесняться. Пора думать.
Сидят, жрут, хохочут. Вроде искренне, увлеченно и неподозрительно. А чего им подозревать, для них всё тут впервые, интересно и вкусно. Одна я, как тот Чебурашка из папиного анекдота, шоколадку в четвертый раз ем — да и не в четвертый уже, а в десятый, что ли. Или в двенадцатый? Неважно. Ближе к делу. Которое я расследую.
Суть преступления более-менее понятна: что-то, связанное с нашим застреванием. Само застревание на преступление явно не тянет, так? Так. Значит, тут схема, как в каком-нибудь древнем детективе, где всякая странность служит прикрытием чего-то преступного. На этом построена куча историй про Холмса, от «Союза рыжих» до «Собаки Баскервилей».
Застревание — штука странная, факт. И необъяснимая. Не бывает же инструментов, которые могут загнать человека в виртуальную реальность, прикнопив так, чтобы он бегал по кругу, не имея возможности вырваться.
В «Собаке Баскервилей» тоже была мистическая подкладка. Но Дойл, мама говорила, увлекался мистикой и спиритизмом, вот и нагонял туману в каждую историю, способную это стерпеть. В любом случае тут же у нас не история, а жизнь. И не викторианская туманная Англия, а современный снежный Татарстан.
И игровая вселенная, которую Аля толком так и не изучила. Сегодня же возьмется. Хм. Сегодня же — это прямо метко подумано. Как будто можно хоть что-то сделать не сегодня же.
Сосредоточимся на окружающих.
Еще бы я в людях разбиралась, подумала Аля сердито. С которыми встретилась только утром. Как в них разберешься, когда их так много и все такие разные?
Будем искать общее.
Ну возраст. И то не у всех — Володя явно постарше, Тинатин вроде тоже. Марк наоборот или просто инфантил.
Что еще нас объединяет? Эта база. Кринж или база, ха-ха. Оба варианта верны, ха-ха-два.
Почему мы все здесь? Из-за игры. Какой? Которая «это просто».
Конкретнее: что это за просто игра? Что мы про нее знаем?
А ничего. Вернее, так: мы твердо знаем, что не знаем про эту игру ничего, как и все остальные жители Земли. В этом ее суть, в этом же суть и причина выезда в неведомое с одной ночевкой.
Ладно. Пойдем непосредственно по подозреваемым.
Начнем с парней.
— Аль, держи! Карим, ну заканчивай, неудобно же! Аль, барашек! Седло!
— Со стременами, — сказал Карим, чуть отодвигаясь, чтобы Марк не лег ему на голову.
Марк, естественно, без малого рухнул на стол.
Карим подхватил его, беззлобно ругаясь.
Аля, поблагодарив, дотянулась до тарелочки с хрипловато шепчущими что-то кубиками баранины и задвинулась поглубже между Алисой и Тинатин, чтобы уберечься от новых волн Марковой услужливости.
А почему, кстати, начнем с парней? Потому что они парни? Есть в этом оголтелый сексизм.
Ну да.
Начнем.
— Марк, спа-си-бо, у меня больше рук нет, — сказала Аля, старательно засмеявшись, и Марк, засияв, вывалил протянутые овощи обратно в миску и принялся втискиваться рядом с Каримом.
Карим вскрикивал, будто от боли, и двигался то в одну, то в другую сторону, пытаясь не сильно беспокоить Тинатин, которая свирепела все заметнее.
Марк, пожалуй, самый неподозрительный, потому что дурак. Но это как раз может быть маской. Кроме того, кто сказал, что преступник обязательно умный? Он именно что дурак, потому что нарушает закон и попадается. И даже если не попадется, в любом случае будет, как папа говорит, гореть в аду. Аля в это особо не верила, к тому же папа говорил это не слишком всерьез. Но необязательно верить в ад, чтобы оказаться в нем, — сегодня убедилась, спасибо, можно я уже пойду?
— Ешь скорее, баранина быстро стынет, — посоветовал Карим вполголоса. — Или тебе запивать нечем? Сок есть, и этот рыцарь чай может сейчас организовать.
Аля не успела мотнуть головой — Марк уже выдрался из проковырянного такими трудами участка и убежал, видимо, организовывать чай.
— Учимся высвобождать пространство, — отметил Карим, чуть растекаясь по скамье.
Карим такой позитивный и добродушный, что просто напрашивается на подозрение. В фильмах самые примерные и оказываются маньяками и убийцами. С другой стороны, Карим же тоже эти фильмы смотрел, как и все. Раз не смущают его такие тонкости, значит, их нет. К тому же он — как это поэтичнее сформулировать? — ну, крупный очень. А Аля где-то читала, что толстяки не бывают злыми, им это физиологически противопоказано. Хотя в «Дюне», например… Так, хватит про фильмы и книги, здесь жизнь.
— Невкусно получилось, да?
Аня смутилась и поспешно заверила:
— Ой, ну что ты, Володь. Пахнет здорово, я вдыхаю пока.
— С вином вкуснее, — подсказал Володя, удивительно быстро и ловко просунув над столом бумажный стаканчик.
Аля замотала головой. Стаканчик придвинулся поближе.
— Володя, она не пьет, — уведомил Карим и добавил еще выразительнее: — И я тоже. Смирись.
— А, — сказал Володя и только потом как будто понял, сразу страшно огорчившись. — Ладно. Ну ешь тогда. Там второй заход куриных подошел, принести, пока горячие?
— Не-не.
Аля торопливо вгрызлась в новый огурчик и подхватила кусок мяса — впрямь уже не обжигающий. И сам диалог, и заступничество Карима ввергли ее в смущение. Довольно приятное.
Володя, к счастью, тут же успокоился и оттянулся обратно к мангалу. Аля осторожно положила мясо на тарелку.
Его подозревать вообще неинтересно. И ладно только подозревать. С Володей всё неинтересно: весь он какой-то бесцветный, тихий, левый какой-то, к тому же староватый все-таки. Неужели ему с нами интересно?
Шашлык зато делает обалденно. Может, его за это и взяли — и доплатили даже? Странно это, но всякое бывает. А может, он игрок от бога — и все в курсе, кроме Али.
Это она как раз здесь самая левая, между прочим. Остальные-то сто лет друг друга знают. И, кстати, могут действовать в сговоре.
Алина вот запросто может. Отличный подозреваемый — высокомерная и больно себе на уме. Хотя это банально.
Или возьмем Тинатин — сварливая, командует вечно. На нее приятнее всего косяки бросать.
Поддавки какие-то.
А если не поддавки, если у преступника на лбу не написано «преступник», то им может быть кто угодно. Хоть Тинатин в пару с Марком, хоть тишайший Володя, а хоть и Алиса.
Про нее я, кстати, и не думала.
— Курицу попробуй, ум отъешь, — велела Алиса, тыкая горячим кусочком чуть ли не в губы Але.
Аля отпихнула ее плечом, Алиса сказала:
— Ну и дурак, потом плакать будешь, просить — а н-нэту! — и немедленно сожрала кусочек сама.
Так, идите на фиг. Если Алиса злодейка, то я шпионка, мама моя Бэтвумен, папа инопланетянин, а Амир отличник примерного поведения. Если допустить, что Алиса злодейка, тогда можно допустить всё на свете. Воздух твердый, солнце черное, а снег зеленый и хорош с крепким чаем.
— Ас-старожно, горячий несу! — заорал Марк, возникая со стаканчиком, нацеленным явно на пятачок перед Алей.
— Нес-су, говорит, храбрец какой, — пробормотала Алина, и все расхохотались.
Ревнует ведь, поняла Аля с непонятным удовольствием и приняла стакан. Марк разулыбался, как будто получил платок дамы сердца после лютого поединка. Не ко мне ревнует, конечно, и не Марка тем более. Ревнует к вниманию, которое оказывается так демонстративно — и почему-то не ей. Бедная.
— А мне чаю? — спросила Алиса.
