их много? Какими возможностями обладают? Этого Вишневский не знал, зато он убедился, что руки у них одной длины.
В попытках достать улики, Святослав пошёл на крайние меры — через своего безопасника Адашева, имеющего связи в органах, предложил причастному лицу неприличную сумму за то, что ни стоило и копейки. Схема практически удалась, ответственный за хранение улик, готов был провернуть махинацию с утратой вещдоков так, чтоб не навести подозрения ни на себя, ни на Вишневского, как вдруг выяснилось — костей нет на складе. Адашев, принёсший эту новость, отчитывался с явным облегчением, и глядя на мрачнеющее лицо нанимателя, попытался разрядить обстановку, закончив свою речь фразой:
— Всё украдено до нас.
Святослав отвернулся к окну:
— Спасибо за помощь, можешь идти.
Вишневский доверял безопаснику, хотя и видел в глазах Адашева недоумение и подозрительность, после просьбы о сомнительной услуге. Но ему платили столько, что на все странности можно было закрыть глаза.
«Значит, у меня есть полгода, чтоб их найти…» — подумал ведун.
Адашев уже выходил за дверь, как Святослав вспомнил ещё кое о чём:
— Постой. Пригласи ко мне Эрмана.
— Хорошо.
— Кстати, давно хотел спросить, почему он прослужил простым опером до самой пенсии? Каждый, кто слышал имя Марк Эрман, отзывался о нём с нескрываемым благоговением.
— Хах! Простым он никогда не был. Ты даже не представляешь, какие он дела раскрывал, в какие банды внедрялся.
— Тогда почему не строил карьеру? Стал бы генералом.
— Вот здесь и проблема. Эрман начинал следователем в девяностые, времена были, кхм, непростые. Он разматывал одну группировку, и в процессе вышел на… В общем, на лицо неприкосновенное.
— Вот как. И его разжаловали?
— Не совсем. Марк дело до суда довёл, отчего получил проблемы, если мягко выражаться. Тогда такая буча поднялась, половина главка в итоге парня отстояла, и вместо увольнения, уговорили оперативником пойти, пока не уляжется. А Марк решил там и остаться, мол в полях работать веселее.
— Хм, нечто подобное я и подозревал. Позови его в ближайшее время, у меня снова есть дело.
Эрман приехал в офис на следующий день, где получил от Святослава задание — отправиться в родной город Григория Блинова и накопать максимум информации. Следователей по актуальному делу не слишком заботила личная жизнь парня — чего здесь гадать, если тот сбежал из спецзаведения? Вишневского же интересовало другое — как он проявлял себя в детстве, раз угодил в жёлтый дом. Скупые строки о «параноидальной шизофрении» не говорили ведуну ровным счётом ничего, а вот отзывы былого окружения могли пролить свет на многое: какая сила у Макса, насколько велика, встречались ли рядом люди с подобными наклонностями. Свят был уверен, должна найтись хотя бы одна суеверная старушка, которая запомнила, чем провинился мальчик. Не исключено, что подобные рассказы придётся делить на сто пятьдесят — за много лет они обросли деталями, нагоняющими жути. К тому же хорошо бы отыскать родню Блинова, наверняка за шуршащее вознаграждение они смогут рассказать больше чем другие… Основная сложность по разумению Вишневского — Эрман должен собирать сведение о колдовстве, при этом ничего не заподозрить. Здесь Свят уповал на то, что бывалый оперативник — по натуре материалист, потому будет опираться на логику, а не на метафизику.
К концу октября Святослав выдохся. Для сна ему теперь требовался не бокал, а два. Хотя несколько тревожных часов, проведённых в полудрёме, не приносили бодрости. Нервное напряжение передавалось всем окружающим: прямые его подчинённые старались реже попадаться на глаза большому начальству, а рядовые сотрудники избегали зрительного контакта, столкнувшись в коридоре. Свят угнетал окружающих не только плохим настроением, но и тёмной силой, рвущейся наружу.
В один из дней Вишневский пришёл домой после полуночи, открыл пачку сигарет, взял из бара виски. Но так и не сел в кресло, вместо этого он снова надел пальто, схватил ключи, спустился на парковку и взял ретроспорткар.
Осенью ночи особенно темны и тягучи. Езда по пустынным мокрым улицам освежала голову, сосредоточившись на черной полосе асфальта перед собой, Свят погрузился в сонный транс и не заметил пути до Карасёвки. Дремота одолела у озера, едва он прикрыл глаз, как автомобиль вильнул, выехал на обочину. Свят успел надавить на тормоз, остановившись в огромной луже, и низкая машина прочно забуксовала в жирной грязи.
Вишневский возвел глаза к небу и шумно выдохнул.
Он рассовал по карманам мелкие вещи, сунул под руку бутылку и вышел из машины, утонув в ледяной воде по самую косточку. Хлопок от закрытой с силой двери, всполошил какое-то мелкое животное, таящееся в кустах. До дома оставался километр по кромешной темноте. Свят оглянулся на озеро, что свинцовым пятном выделялось впереди, и заметил белую фигурку, выглядывающую из-за куста прибрежной ракиты. Он свернул к воде:
— Привет, Настя.
— Здоровьица вам! — насмешливо кланялась девчонка, — Поганая нынче ночка, морозливая.
— Разве ты чувствуешь холод? — спросил Святослав.
— Я-то? На твой красный нос посмотрела и всё поняла. — Настасья подбоченилась, чёрные глаза сверкали в темноте искрами, мокрая рубашка облепила тонкое тельце. — Пускай я русалка, но каково быть человеком не запамятовала!
— Ясно, — коротко ответил ведун, присаживаясь на широкое бревно, брошенное у берега.
— А ты-то, обещал заходить и не заходишь! — Девчонка погрозила ему пальцем и устроилась рядом.
Свят молчал.
— Вот Борис, почитай, каждую неделю приходил, сидел, говорил…
— Я занят.
— Ой! Занят он! Эт чем это?
Девочка умерла ещё в начале двадцатого века, в её крестьянском сознании работой считалась только распашка земли, остальное так, баловство. Свят не стал утомлять сложной и откровенно лишней информацией.
— А чего смурной такой? — продолжала она сыпать вопросами, не обращая внимания на отсутствие ответов.
— Устал.
— Ой ли? — Настасья покосилась на него, — Я ж тута целый век сижу, много людей видела, много чего слышала. Так-так-так! Посмотрим… Сгорбился, вид — будто жабу проглотил, бутылка в руке… Всё ясно! — Русалка радостно воскликнула. — Дело в бабе!
Святослав поморщился и полез в карман за сигаретой.
— Вот где собака порылась! — продолжала забавляться беззаботная нечисть.
— А тебе-то что? — с вызовом
