раненой мне. Её послушать — в коридоре сейчас идёт бой насмерть за право со мной повидаться.
— Вопросы, вопросы и подношения от всех-всех-всех, моя дорогая: Янист, Гриз, Йолла, даже Фреза и Лортен, кто бы мог подумать! Мне даже пришлось пригрозить самым ретивым одним премилым эликсиром. Хотя сомневаюсь, что некоторых это бы остановило…
Мел бы точно не остановило. Если б она решила меня добить. Но судя по всему — первое место пока что за Лайлом Гроски: «Всё время спрашивает о тебе, славная, так волнуется! Уже съел мой второй пирог — как ты думаешь, мы же заставим поволноваться его до третьего?»
— Можно и до пятого, — не сомневаюсь я в папашиных силах. — Ему вообще-то полезно после всей этой псигидры.
— Ох, и тут ещё был один визитёр…
Нойя многозначительно поводит бровями и расплывается в наиковарнейшей улыбке.
— Я было думала научить тебя варить приворотные — но тебе это не нужно, не так ли? Бедный законник Тербенно так взволновался, когда узнал. Несчастный случай в питомнике — мы, конечно, не могли рассказать ему о «Безмятежности» и всей этой истории…
Этого ещё не хватало. Нет, Проницательный Законник, конечно, симпатичный, и у него Дар Музыки, и весело, когда он меня остерегает от «здешней порочной компании», особенно от Лайла Гроски… Но я вроде как не планировала затягивать с этим «хлоп-хлоп-хлоп, я ужас как невинна, ой, наставьте меня на путь истинный».
Не то чтобы мне не нравилось играть в «принцесса, рыцарь и дракон».
Просто я предпочитаю быть драконом.
— Вообрази себе, он даже мне пригрозил! Ай-яй, бедная нойя… строгий законник сказал: будут неприятности, если с госпожой Тривири случится хоть что-то…
— И ушёл неотравленным?
— Я была сладкая вода, — малопонятно выдыхает нойя. — Я спросила, не хочет ли он послать тебе цветов.
Обливаюсь чаем, когда воображаю себе лицо Десмонда Тербенно. С этим его на лбу прописанным «карьера-карьера-карьера-удачная женитьба-пенсия-Бездонь». Когда ему предложили послать цветы… ну, вот мне.
— Он сказал, что не имеет в виду ничего такого?
— Когда откашлялся, медовая.
Сама кашляю вовсю, потому что чай непонятным способом залился в нос.
— И ты… кха-а-а! Даже не предложила ему… меня… навестить⁈
Ответная улыбка нойя содержит столько сладости и яда, что ясно: у бедолаги Тербенно не было ни шанса увернуться.
— Мне кажется, первым его порывом было согласиться…
Воображаю законника, который скорбно глядит на закукленную меня, и гогочу так, что поднос подпрыгивает, а плечо опять начинает болеть.
— … но затем маленькая Йолла, которая как раз пробегала мимо, бросилась к нему с криком: «Вы к Кани, да? Мы вас без очереди пустим!» — и он почему-то передумал…
Начинаю икать и жестом прошу Аманду убрать поднос.
— Однако он очень просил передать тебе его пожелания скорейшего выздоровления. И пообещал, что будет регулярно справляться о твоём здоровье.
Наверняка ближайшей водной почтой пришлёт мне открыточку. Небось, с золотистыми левкоями Премилосердной Целительницы и с официальными, в строчечку пожеланиями доброго здравия. И посылочку с фруктами: всё как делается по правилам, у нормальных людей.
Аманда удостоверяется, что я в добром настроении и в состоянии принимать посетителей. И отбывает к загонам и клеткам, лечить зверей. Я укладываюсь на подушках повыше и пытаюсь вообразить себе отцовскую тревогу на лице Лайла Гроски.
Но в дверь вместо Лайла Гроски заходит Рихард Нэйш со слегка усталым видом того, кто только что перебил всех остальных в очереди. Даже странно, что в коридоре за его спиной не видно трупов.
— Аманда сказала, тебе лучше.
— Смотря для чего. В смысле, если ты решил развлечь меня песней, ну или танцем — я как-нибудь переживу. А если собираешься пропесочить как следует — меня могут и конвульсии бахнуть, я этого с детства не переношу, как-то вот так сложилось.
Он не отвечает, только садится на край кровати, будто мы лучшие в мире друзья. И смотрит, пока из меня льётся неостановимый поток всякого бреда.
Без сюртука, в белой рубашке со строгим воротом и закатанными до локтей рукавами. Смахивает на доктора, разве что у него расплывается кровоподтёк слева по челюсти. Второй выглядывает из-за воротника, на шее. И вот ещё на левой руке. Вид у них полустёртый — обработаны зельями.
Следы пропущенных ударов на излёте. Которые на Нэйше с его Даром Щита смотрятся жуть как неестественно. Неестественнее только моё тарахтенье:
— … ну, то есть я понимаю, что ты сказал: если увидишь такого как ты — беги, но кто ж знал, что это меньше чем через час, а? Да и не так уж сильно вы с ним были похожи. Ну, до тех пор, пока он мне не влупил. Кстати, как это он сделал? Защитный артефакт, да?
Вспоминаются — прорастающие через мой огонь руки. И белые глаза, в которых — смерть.
— Ладно, я поняла, ты отдал команду. «Назад» и всё такое. И ты шёл старшим в группе. И мне не нужно было бить, а нужно было рвать дистанцию, прятаться за дверь и вот это вот всё. Урок усвоен — можно сказать, его в меня вколотили. И да, я поняла, мне нужно учиться всякому там, и вроде как спасибо, что пробил этот самый очаг, и таскал на руках, и…
Нэйш кивает головой, как бы говоря «Не за что». Становится тут же понятно, что ему здесь на за этим и на весь мой лепет ему плевать.
— Твой манёвр отвлечения. Ты знаешь тайножреческий.
— Ну-у-у, я б так не сказала, но эта формула как-то вдолбилась, а? Моя счастливая. В пансионе говорили — просто тверди её старому хрычу Пендерсу на каждый его вопрос, да и получишь проходной. В смысле, это же почти на что угодно ответ, так что неудивительно, что я только её помню, после стольких-то повторов. А этого… наёмника или кто он… ха, нечасто приглашали на ужины, да?
Какое-то время Нэйш кажется озадаченным. Потом переспрашивает почти мягко:
— А что, как ты думаешь, ты ему сказала?
— Гм… «Веар-алт интес оззанер», краткая риторическая формула. Приглашение на изысканный ужин…
Потом я смотрю на вскинутые брови устранителя. И добавляю тихое «…и-и-или нет?»
— Имеешь в виду «Э’вер-ал инно-эс осахнер»?
У него отличное произношение, куда там старине Пендерсу. Передаёт все интонации и придыхания. И, кажется, малость смеётся уголками губ.
— Наверное. А… я сказала не так, да?
Ясное дело, у него
