четыре цифры этого телефонного номера и слово «Берри». Это же твой ник, да?
– Вообще-то, меня так зовут, – сказал Райделл, – фамилия по материнской линии. – Он сидел в просторной, но не слишком чистой кабинке туалета бывшего банка. Отправился туда, чтобы избавиться от Кридмора и его спутницы и перезвонить Лейни. – Значит, я даю им все это. А мне они что дадут? – Райделл поднял взгляд на свою сумку, которую повесил на внушительный хромированный крюк на двери кабинки. Он не хотел оставлять ее в закусочной без присмотра.
– Они тебе дадут еще один номер. Идешь с ним к любому банкомату, показываешь любое удостоверение личности с фотографией, набираешь номер. Банкомат выдаст кредитный чип. На нем должно быть достаточно, чтобы продержаться несколько дней, но если не хватит, звони.
От пребывания в замкнутом помещении у Райделла появилось чувство, будто он попал в один из тех древних фильмов о подводных лодках, в эпизод, где вырубают все двигатели и ждут, тихо-тихо, зная, что глубинные бомбы уже сброшены. Здесь было в точности так же тихо, возможно из-за того, что банк был построен основательно; единственным звуком было журчанье бачка унитаза, что, подумал Райделл, только усиливало иллюзию.
– Ладно, – сказал он, – допустим, что все сработает, как должно сработать; но кого ты все-таки ищешь и что там такое было про умирающих людей?
– Европеец, мужчина лет под шестьдесят, возможно, с военным прошлым, но это было очень давно.
– Что сужает круг поисков примерно до миллиона подозреваемых – здесь, в Северной Калифорнии.
– Райделл, все сработает таким образом, что он тебя сам найдет. Я тебе скажу, куда пойти и что попросить, и все вместе привлечет его внимание.
– Звучит чересчур просто.
– Попасть в поле его внимания будет легко. Остаться в живых после этого – нет.
Райделл немного подумал.
– И что я должен сделать, когда он меня найдет?
– Задашь ему вопрос.
– Какой вопрос?
– Еще не знаю, – ответил Лейни, – я над этим сейчас работаю.
– Лейни, – сказал Райделл, – что все это значит?
– Если б я только знал, – сказал Лейни, и вдруг его голос стал очень усталым, – мне бы, наверно, не пришлось торчать тут. – Он замолчал. И повесил трубку.
– Лейни?
Райделл сидел и слушал, как журчит унитаз. В конце концов поднялся, снял сумку с крюка и покинул кабинку.
Вымыл руки под тонкой струйкой холодной воды, убегавшей в черную раковину из искусственного мрамора, всю покрытую коркой желтушного промышленного мыла, после чего проделал обратный путь по коридору, узкому из-за штабелей картонных коробок, набитых, как ему показалось, сантехническим инвентарем.
Он очень надеялся, что Кридмор с кантри-мамашей уже позабыли о нем и свалили.
Не тут-то было. Дама, вдохновившись Райделловым примером, трудилась над тарелкой яичницы, а Кридмор – пиво зажато меж джинсовых бедер – злобно таращился на двух огромных, припорошенных светлой пылью строителей.
– Привет, – сказал Кридмор, когда Райделл прошел мимо них с оттягивавшей плечо сумкой.
– Привет, Бьюэлл, – отозвался Райделл, взяв курс на входную дверь.
– Эй, ты куда пошел?
– На работу, – ответил Райделл.
– Работа, – донесся до него голос Кридмора, – вот ведь дерьмо!
Но дверь с размаху захлопнулась за Райделлом, и он очутился на улице.
Шеветта стояла рядом с фургоном, глядя, как Тесса выпускает на свободу «Маленькую Игрушку Бога». Майларовая платформа камеры, похожая на лепешку или раздувшуюся монету, наполнилась водянистым светом дня, поднимаясь в воздух и трепыхаясь, а потом выровнялась и закачалась на высоте футов пятнадцати.
Шеветта чувствовала себя очень странно, вновь оказавшись здесь, видя знакомые бетонные ромбоиды противотанковых заграждений, а за ними – немыслимый силуэт самого моста. Вон там она когда-то жила – хотя теперь это казалось сном или чьей-то чужой жизнью – на вершине ближайшей опорной башни. Вон в той клетушке из фанеры, высоко-высоко, она и спала, пока огромные руки ветра толкали, крутили, терзали мост, и порой она слышала, как тайно стонали железные сухожилия моста, звук этот несся вверх по скрученным тросам, слышимый только ею, Шеветтой, прижавшей ухо к гладкому, словно дельфинья спина, кабелю, который поднимался из овальной дыры, пропиленной в фанерном полу Скиннеровой конуры.
А теперь Скиннер мертв, как ей прекрасно известно. Умер, пока она ошивалась в Лос-Анджелесе, пытаясь стать кем-то, кем, как она тогда думала, ей хотелось бы стать. Она не приехала на похороны. Народ на мосту не устраивал из этого события; закон тут сводился к владению собственностью. Она не была дочерью Скиннера, а если бы и была и захотела владеть этой фанерной клетушкой на вершине опорной башни, достаточно было бы жить там столько, сколько ей нужно. Ей это не было нужно.
Но горевать в Лос-Анджелесе по Скиннеру было попросту невозможно, а сейчас это все вдруг всплыло, она вернулась в то время, когда жила у него. Как он нашел ее, до того больную, что не могла идти, и перенес к себе в дом, и откармливал супом, который покупал у корейских разносчиков, пока она не поправилась. Потом он оставил ее в покое, ни о чем не спрашивая, принимая ее, как принимают птицу, севшую на подоконник, пока она не освоила в городе велосипедные маршруты и не стала курьером. И вскоре они поменялись ролями: слабеющий, нуждающийся в помощи старик, и она – та, кто достанет суп, принесет воды, позаботится, сварен ли кофе. И так шло до тех пор, пока она, по собственной дурости, не попала в беду и в результате встретила Райделла.
– Эту штуку ветер унесет, – предостерегла она Тессу, нацепившую очки, на которые передавался сигнал с парящей камеры.
– У меня в машине еще три, – сказала Тесса и сунула правую руку в черную, скользко блеснувшую управляющую перчатку. Поэкспериментировала с тачпадом, запустив миниатюрные пропеллеры; платформа описала двадцатифутовый круг.
– Нужно поставить кого-нибудь охранять фургон, – сказала Шеветта, – если хочешь увидеть его снова.
– Поставить? И кого же?
Шеветта указала на тощего чернокожего мальчишку с немытыми дредами до самого пояса.
– Ты, как тебя звать?
– А тебе-то что?
– Заплачу, если присмотришь за фургоном. Вернемся – чип на полсотни. По рукам?
Мальчик равнодушно смотрел на нее.
– Звать Бумзилла, – сказал он.
– Бумзилла, – сказала Шеветта, – присмотришь за этим фургоном?
– По рукам, – сказал он.
– По рукам, – сказала Тессе Шеветта.
– Эй, леди, – сказал Бумзилла, ткнув пальцем в сторону «Маленькой Игрушки Бога», – я хочу эту штуку.
– Останешься тут, – сказала Тесса, – возьмем ассистентом.
Тесса касается пальцами черного тачпада на перчаточной ладони. Платформа с камерой закладывает второй круг и выплывает из поля зрения, над противотанковыми заграждениями.
