меня под руку таким галантным жестом, что я готова прослезиться. И уплывает со мной на буксире в образцовую экскурсию для посетительницы: смотрите, а вот это вот единороги, прелестные создания, правда? А вот у нас в клетке грифон — крылья оперённые, это потому что летающий, редкость сейчас… Тут яприли, там алапарды…
Закрутить с ним, что ли. С Нэйшем. Ясное дело, ненадолго — у него поперёк рожи значится: «Сердцеед, каждая ночь с новой». Но так, из интереса. Просто вообразить– какое у папаньки станет лицо…
И да, зверюшки тут ничего себе, особенно единорог-драккайна Вулкан, с которым мы приветственно друг другу фыркаем пламенем. Только мне интересно не это.
— А почему с этой нойя может помочь только Лайл? У них там что, самую малость…
— Самую малость, — он отпускает мою руку и поворачивается лицом. — Ты можешь спросить у него… потом, когда скажешь. Или до того.
Это самое «скажешь» ёкает у меня внутри как-то нехорошо. Но только ведь знать он не может, потому я выдаю Мину Великого Недоумения. «Клык» переваривает её с лёгкой насмешкой. Возле губ у него обозначаются два резких круга — набросок для улыбочки.
— Всегда было интересно — как это: встречаться с родителями после долгой разлуки. Тринадцать лет, не так ли. Или больше?
Смотрю вправо-влево, но подслушать могут разве что керберы и игольчатники в клетках.
— Как ты вычислил?
— Малость знания анатомии, долгая практика наблюдений за мелочами, –вытягивает пальцы, будто держит карандаш. Проводит линию в воздухе напротив моего лица. — Общий разрез глаз. Форма ушей. Скулы, подбородок…
Пальцы прикасаются к подбородку — совсем чуть-чуть. Улыбочка стала шире и теперь дразнит.
— Эй, я-то думала, я вся в мамочку!
Мы стоим близковато, и мне приходится задирать голову, хотя рост у меня не такой уж мелкий.
— Ну, и что теперь? Ты ему расскажешь? Просто я-то пока не собиралась. Понаблюдать за папашей в естественных условиях — здорово, правда?
Нэйш жестом показывает, что идею наблюдений за Лайлом Гроски он очень даже одобряет.
— Но ты меня ему сдашь. Как это… мужская солидарность? Напарническая солидарность? Ковчежническая солидар…
Устранитель, опять жестом, даёт понять, что не испытывает к моему блудному отцу ни капли какой-нибудь солидарности.
— О, ну тогда спасибо за такое твоё великодушие.
— Я скорее прагматичен.
И наклоняет голову, и взгляд становится морозяще-цепким. Этот тип точно набивает чучела по ночам где-то в подвальчике. А потом ведёт с ними длинные беседы о несовершенстве мира.
— А-а-а-а, я должна заплатить. Деньгами или натурой? Малость погодя или займёмся непотребным прям здесь и сейчас?
— Нет. Во всяком случае, — короткая хищная улыбочка, — пока что нет.
Ух ты, я-то уже обнадёжиться успела.
— Надо кого-нибудь грохнуть? Не, ты б сам справился. Кого-нибудь довести? Тоже справился бы. Слушай, если только ты не потребуешь у меня переодеваться во всё розовенькое… а хотя вир с ним, требуй, хочу на себя такую посмотреть.
— Просто хочу, чтобы ты помнила, — самую чуточку нагибается вперёд, и его губы оказываются над моим ухом. — Я могу сказать ему в любой момент.
— Мне нужно называть тебя «моим большим белым господином»?
— Мы обдумаем этот вариант на досуге.
Он от души развлекается на мой счёт — будто наблюдает за чем-то новым и экзотическим в клеточке. Только мне ж тоже интересно. И вообще, если он прикажет мне пробежать нагишом по питомнику или что-то вроде этого — оно только в плюс.
— Как у вас тут скрепляют договоры — ритуально потрошат единорогов? Или клянутся на Печати, или…
Он поднимает мою руку к губам и смотрит так насмешливо-жарко, что я подумываю всё же скинуть рубаху и «предаться омерзительным порокам», как говорит бабуля. Но Нэйш с размаху обламывает меня первыми же словами:
— Познакомлю тебя с Йоллой.
Йоллой оказывается девчонка лет десяти — «пустой элемент», зато знает питомник и всех в питомнике. Мы отлично проводим время: наполняем поилки и чешем гривы единорогам, кидаем еду шныркам и яприлятам. И я веду себя почти что паинькой, болтаю о Менции, пуррах и папашке Лиорне, но больше слушаю. И проникаюсь лютым расположением ко всем окружающим.
Послушать Йоллу — тут все прям-таки новые Кормчие в перспективе. Гриз вся замечательная-расспасательная; Мел хорошая и любит животных; Янист добрый, любит книги и Гриз (ого!); Аманда заведует печеньем с чаем и лечит всех-превсех (на этом месте я мычу, потому что уже поняла, чем ещё может заведовать милая нойя), Лайл Гроски тоже милый, и шутки у него смешные, и истории интересные, а есть ещё…
— Нэйш, — шепотом подсказываю я. Йолла застывает с озадаченным видом и бормочет, что да-а-а-а, у этого бабочки красивые.
Так что я совсем чувствую себя дома и уже расслабляюсь, когда начинается тарарам. В воздухе разносится тревожный зов колокольчика, и Йолла подскакивает с воплем: «Общий сбор!» — и несётся чёрт знает куда, и я, конечно, несусь туда тоже.
— Арделл вызвала, — кидает Лайл Гроски, который трусцой выдвигается нам навстречу от здания бывшей гостиницы — «Ковчежца», как называла его Йолла. — У них большая партия зверей после ловушек, все в плохом состоянии, Йолла, вольерных, пусть готовят солому, опилки, воду, Мел и Янист тоже прибудут, надо готовиться к приёмке. Кани, а ты…
Показываю, что буду стоять в стороночке, Гроски смотрит с опаской, но кивает и уходит, потом прибегает Йолла, уже с вольерными, и все начинают открывать запасные вольеры, разворачивать воздушные носилки и носиться с вёдрами, и я тоже ношусь, потому что ноги никак не могут устоять на месте, когда такое творится. Потом начинают от пристани по воздуху притаскивать израненных зверей, прилетает нойя в цветастых юбках и с кучей пузырьков в кофре, за ней в подоле волочится какая-то немочь, завешенная волосами; руки у немочи дрожат, и зелья проливается.
— Уна, укрепляющее волчонку, — рычит нойя, колдуя над обмякшим кербером, а руки у этой самой Уны трясутся, и Йолла тоже занята — рулит вольерными над носилками…
Просовываюсь у Уны над плечом и выхватываю пузырёк и пипетку. Сто раз латала пацанов после драк или магических дуэлей.
— Дозировка какая? — спрашиваю шёпотом. Немочь в волосах шарахается, но шепчет что-то вроде: «Д-д-д-десять кк-к-апель, и в-в-воды…» — Тогда воду давай тащи!
Сначала волчонок с поломанными иглами и ранами на лапах, потом полузадушенный кербер с загноившейся раной на боку, потом мелкая
