— Вниманию пассажиров! Рейс сто сороковой задерживается на пять часов.
И никаких объяснений! А я-то звонил со Станции, думал вот я до чего сообразительный… Но, в конце концов, мне пришлось смириться. Я устроился под стендом «Приятного безвоздушного путешествия».
Никто не мешал мне.
Поднялся я, готовый действовать. Хотя и не знал еще всех ответов на вопросы, начинающиеся со слов «зачем» и «почему».
Я поспешил на почту и — не без труда — связался с нашим региональным диспетчером. Извинился за то, что причиняю ему беспокойство, подтвердил, что пропущу одно или два совещания, и обратился с просьбой, которая его, как я и ожидал, весьма удивила.
Однако он не отказал мне. Просьба была необычная, но, в конце концов, ничего предосудительного в ней не содержалось.
Я попросил диспетчера узнать у наших хозяйственников, кому они отдавали напрокат роботов со Станции.
Через пять минут я получил ответ:
— Роботы были переданы коммерческой фирме, которая и занималась их реализацией. Хотите ли вы, чтобы канцелярия запросила контору фирмы в Сиднее?
Я поблагодарил и связался со Станцией.
Ответили старые роботы. Сердце у меня упало…
— Что-нибудь случилось? — крикнул я.
— Ничего. Все в порядке. Давление под колпаком составляет…
— Где Надя?
Они позвали Надю.
— Юрков, это ты? Ты еще не улетел? Отчего ты молчишь, Юрков?
— Надя, Надюша… Мы с тобой, кажется, не очень предусмотрительные люди. Будь добра, отправь роботов в их отсек и закрой аварийную ширму. Сделай это так, чтобы их не озадачить.
— В чем дело?
— Ничего особенного, не волнуйся. Сделай, как я тебе говорю. Пожалуйста.
— Так. И что?
— Да ничего. Когда опустишь ширму, — убедись, что ты осталась одна в жилой части. А я еще позвоню тебе.
Краем глаза я увидел, как пассажиры сто сорокового рванулись к выходу.
Долгое ожидание в переходном туннеле, где отопление работает в четверть мощности и нечем дышать из-за бесчисленных утечек того, что на Луне называется воздухом.
Мотивы — вот в чем, конечно, был корень всего случившегося на Станции. Если бы понять их! Но какие тут могут быть мотивы? И — прежде всего — чьи мотивы, чьи? Я не знал главного действующего лица.
Кто это сделал? Чей это след?..
Нас усадили на наши места.
— Предлагаем вам конфеты! Карамель «Стартовая»! — И это звучным, бодрым, молодым голосом.
Измученные, голодные, жаждущие покоя пассажиры с трудом повернули головы.
— Конфеты избавят вас от неприятного ощущения в ушах!
По салону пронесся легкий вздох. До ушей ли нам?..
Кто-то спросил:
— А корочки хлеба у вас не найдется?
Но это замечание не могло нарушить раз и навсегда установленный ритуал.
— На борту имеются настольные игры — шашки, шахматы…
Пассажиры спали.
Наконец ракета качнулась на домкратах. Снизу раздался гул.
Пилот вышел из кабины, и я узнал Пиркса.
Я рассказал ему, что лечу к Фревилю. Все мы когда-то в каникулы строили лагерь Залива Астронавтов.
Радист Пиркса попытался соединить меня со Станцией. Кабина была до предела начинена аппаратурой, но связаться отсюда со Станцией оказалось не так просто, как думал Пиркс.
— С Марсом могу соединить, — предложил радист.
Наконец один номер, ответил.
Я вцепился в наушники.
— Кто летом серый, а зимой белый? Кто? — услышал я.
Мы попали на 53-67А. Большего нам не удалось.
Пиркс готовился к взлету.
Нетрудно представить себе, как я был расстроен, когда, позвонив утром в космопорт, узнал, что рейс, которым собирался вылететь Юрков, отложен. Я решил максимально использовать утренние часы, чтобы Юрков остался мною доволен, а не ворчал бы по поводу моей нерасторопности, как бывало в Заливе Астронавтов. Две таблетки быстро избавили меня от головной боли. Вчера я получил от Юркова домашнее задание; он уверял, будто все это необходимо выполнить для получения дополнительной информации; в подробности Юрков не вдавался. И вот я стал действовать — как автомат, не понимая, зачем я это делаю.
На утреннем заседании Совета я произнес речь.
Критическую! Я выразил удивление тем, что члены Совета не читают работы молодых сотрудников. Вот, например, Арман, сказал я, написал сверхплановую работу, наша лаборатория представляет ее Совету сверх тех шести, которые мы обещали по плану; а члены Совета еще не ознакомились с ней.
Спустя час после окончания Совета я связался с секретаршей и узнал от нее, что Высокое Начальство забрало у Армана для членов Совета все пять экземпляров этой работы (наши машинистки делали по пять экземпляров).
Быстрая реакция! Наше начальство, при всей его суровости, было, по существу, весьма управляемым.
Затем я разыграл очередной ход, предписанный мне Юрковым. Я вызвал Армана, усадил его в кресло и грозно спросил, почему он до сих пор не принес мне пресловутую седьмую работу. Ведь прошло уже несколько дней с тех пор, как я обязал его сделать это.
Арман вылетел из кабинета, а я принялся ломать голову над собственным странным распоряжением. В самом деле, если я знаю — и это произошло при моем участии, — что у Армана не осталось ни одного экземпляра работы, то чего я, собственно, требую? Абсурд!
Но Арман вернулся с этой загадочной работой в руках. И тогда я понял Юркова.
Один экземпляр, разумеется, оставался еще у Армана. Я не подумал об этом экземпляре. Черновик!
Арман принес мне черновик. Тетрадные листки в клеточку, аккуратно исписанные цифрами и формулами.
На них было то же — совершенно то же и тем же почерком, что и на листках, которыми был обернут подарок из дальней усадьбы. Все то же. Кроме малости — кроме одной-единственной ошибки, — помните? — компрометировавшей меня, мою работу и мою лабораторию.
На листах, которые принес мне Арман, решение было правильным.
Я мог допустить — и уже начал привыкать к этой мысли, что Арман по своей инициативе попытался решить ту задачу, которую я предложил Берто. Самолюбие, знаете ли, дух соперничества… Но гораздо менее склонен я был поверить в то, что Арману удалось найти решение этой задачи. Это меня удивляло; однако работа — вот она, на моем столе! Может, я всегда ошибался, недооценивал Армана?
Допустим и это. А вот как быть с ошибкой, которая то появляется, то исчезает? И что за ошибка! Или это — новый вариант, доработанный и исправленный? Все можно объяснить — и во всем можно усомниться… А где, кстати, фамилия автора? Забыл подписать свою работу?..
Наконец прибыл Юрков. Мы обнялись; потом я показал ему эти листки.
