понятно, нужно много времени, чтобы восстановиться.
— И то верно, — покивал тот в ответ, — Да не переживай ты, Йозеф этот — нормальный мужик, не раз наших латал. Тоже, идейный.
— Какое-то у него имя не наше, разве нет? — как бы невзначай поинтересовался Иван.
— Да ясное дело, что не наше. Он из Астории, — подключился Олег, — Состоял в ихней национал-социалистической партии, а после войны, когда она подверглась гонениям, сбежал сюда. Ну да это же почти то же самое, просто асторский социализм. Так что нам с ним делить нечего. А нашла его как раз Равенна, поймала на чем-то и сейчас он плотно с нами связан.
— Ну ты уверен, что все нормально? — Ивану совершенно не нравилось, что врач из вражеской страны собирался и дальше лечить девушку.
— Да чего ты распереживался, я тебе говорю — нормальный мужик. Не раз нас выручал. Да и Равенну вытащил же из могилы, разве нет? — Олег явно не понимал, почему эта информация так насторожила лейтенанта, — А что, ты считаешь, что среди асторцев нет приличных людей? Коммунизм он интернационален, как и этот, национал-социализм.
— Я не это хотел сказать, — сдал назад Иван, — Я просто обеспокоен, что с нами работает один из асторских людей. Он, может, еще в армии служил и людей убивал?
— Врачи людей не убивают, а спасают, — посерьезнел Олег, — С конца войны уж лет пятнадцать прошло. Все переменилось. Ты что, газет начитался? Так они все купленные, читай лучше наши — в них и то правды больше.
— Наверное, ты прав, — наконец согласился бывший полицейский, — Это все предрассудки, извини.
— То-то же, ты ему еще в глаза смотри не ляпни, что он убийца. Иначе без такого хирурга нам совсем туго будет, усек? — он выжидательно уставился на Ивана.
— Усек, товарищ командир, — Иван улыбнулся и отдал честь.
— Ладно, надо передохнуть, пока ждем приказов от Афанасия Львовича, — сказав это, двое парней присоединились к игре в скат.
Через час прибыл посыльный из главка с вестями. Первая партия листовок и газет была готова и требовались люди, чтобы их распространять. При текущем положении дел соваться на оборонные заводы и фабрики казалось безумной и самоубийственной идеей. А вот обычные мануфактуры или гражданские предприятия были лакомым куском. Целый день молодые люди провели за тем, чтобы разносить газеты с обличающими статьями по подъездам многоквартирных домов в рабочих кварталах. Листовкам, призывающие выйти на улицы, тоже нашли применение, наклеивая их на стенах и дверях, где только было можно. На листовке красовалось несколько популистских лозунгов и призыв немедленно взять жизнь в свои руки, а также было нарисовано противостояние человека с винтовкой, в рабочей робе и армии железных чудовищ. Дело шло медленно, Ивану с Ярославом постоянно приходилось прятаться от военных патрулей, которые бы вряд ли оценили при обыске такую самодеятельность. Как он знал, Олег в это время дежурил у КПП на одном из наиболее большим заводов, раздавая всем желающим новый выпуск газеты. Предприятие это было рискованным, но и Олег не первый год был в подполье. Чем занимался Петар в это время, он не знал.
— Когда мы сбегали на лодке, ты как-то очень странно отозвался о Равенне, — начал первым Иван, когда они закончили с одним домом и решили сделать небольшой перерыв. — Чем она тебе насолила?
— Да не знаю, как сказать, не нравится она мне вот и все, — Ярослав выглядел напряженным и нервно курил. — Ходит в этих своих темных очках постоянно, как специальный агент государственной безопасности, часто высокомерная. А кто она? Что она? Дали нам ее в нагрузку, такое ощущение. Единственное, что умеет, так это людей калечить.
— Что значит в нагрузку? Я не совсем понял.
— Да жили мы спокойно втроем, горя не знали, мужиками-то оно легче, как-то. А тут приходит в один день Олег, год назад это было, как сейчас помню, на пороге с ним эта цаца. Кожа, рожа, все дела. Говорит, Афанасий Львович назначил ее в нашу группу. Вот на что нам девка эта? Ладно бы с людьми работать умела, так та немая. Только записки свои эти писать и может, и в морду бить.
— Так откуда она взялась, не сказали? — офицеру очень хотелось разузнать как можно больше о девушке, и он слушал с неподдельным интересом. Хотя тон Ярослава его сильно раздражал.
— Да нет, сказали просто, что она уже состояла в какой-то там ячейке на задворках страны. Она вообще о жизни своей прошлой не очень любит рассказывать. Отмалчивается! — он гоготнул. — Так за год ничего и не удалось из нее выудить. Единственное что, когда меня подстрелили по глупости моей, так, несерьезно, конечно, она довольно ловко меня перебинтовала. Я спросил тогда, может она в сестрах милосердия была в Великую войну, но как обычно — тишина была мне ответом. Не любит она о себе говорить — вот и все. А чего ты вдруг про нее стал расспрашивать? Понравилась?
— Да так, просто интересно, — пожал плечами, смутившийся Иван.
— Только про нее или ты у всех про всех спрашиваешь?
— Неважно, — закончил диалог офицер, — Пошли, у нас еще куча работы.
К вечеру повсюду на улицах были видны группы рабочих, закончивших смену, стоящих кругом и явно обсуждающие новый выпуск газеты. Кто-то был растерян, кто-то злился и ругался, кто-то стоял совсем бледный, не зная, что ему делать. К таким группам почти сразу подходили неприметные люди, предлагавшие пройти в бар или иное питейное заведение, предлагая бесплатную выпивку. Уже там, когда собиралось достаточное количество публики, другие люди, начинали читать подготовленную речь. Так людей готовили к мятежу. В стране, где права рабочих были ограничены, они не имели никакой социальной защиты, а трудовой день занимал двенадцать часов, не очень сложно было надавить на правильные больные точки. И весть о страшных экспериментах должна была стать для них последней каплей, так считал Афанасий Львович.
Подвыпившая публика начинала кричать, стучать по столам, выражая свое недовольство, и продолжала слушать пламенную речь оратора. Ивану удалось побывать на таком собрании. Взяв себе кружку пива, он пристроился в углу, рядом с окном, чтобы иметь возможность, в случае чего, быстро сбежать, если бы нагрянула полиция.
Человек, который не был знаком офицеру, говорил об идеях коммунизма и всеобщем равенстве между рабочими, фабрикантами, торгашами и крестьянами. Иван слушал его с упоением. Лишь иногда кто-то из посетителей выкрикивал интересующие его вопросы об устройстве будущего мира. Выяснилось, что фабрики должны принадлежать рабочим, земля должна стать собственностью
