нотки беспокойства, — ее и до меня искала военная полиция, а сейчас, наверное, перевернут все больницы в городе и врачей, кто ведет частную практику. Может, стоит увезти ее вместе с доктором куда-нибудь загород?
— Идея отличная, — прокомментировал его командир, — Займемся этим, как только отвезем документы в главк.
Решившись не дожидаться Петара, трое молодых людей взяли каждый по листку из кожаной папки и принялись читать машинописный текст.
Ивану попался типовой договор о добровольном участии в эксперименте, с обязанностями обеих сторон. Он показался офицеру самым обычным и не содержал каких-то особенностей, разве что исключал возможность отказа от участия уже в процессе эксперимента и имел большой пункт о конфиденциальности.
— Тут, вроде, нет ничего необычного, чего же вы тогда такие мрачные? — обратился он к остальным.
— Двадцать третье ноября этого года, — начал зачитывать Ярослав, — Мужчина, двадцати восьми лет. Начал сопротивляться перед операцией. Утиль.
— Двадцать четвертое ноября, — продолжил Олег, — Подопытный скончался при попытке подключить его нервы к машине. Остановка сердца. Утиль. Двадцать седьмое ноября. Подопытный помрачился рассудком. Полная несовместимость с аппаратным обеспечением «Титана». Утиль.
— Тут около трехсот таких записей, — просветил его Ярослав, — Куча возрастов и причин их утилизации. Кажется, успехи они начали делать совсем недавно. Тот, с кем вы вчера столкнулись — один из них.
— Это очень плохо, — резюмировал офицер, — Если они сейчас начнут их клепать в промышленных масштабах, мы можем не успеть ничего сделать! А есть тут какие-нибудь чертежи? Описание процесса?
— Чертежей нет, видимо их держали в другом месте, — отрицательно помотал головой Олег, — Зато есть подробное описание поэтапного вскрытия человека и подключения его к роботу. Я не буду это зачитывать при всех. Только еще больше утро испортит.
Через полчаса вернулся Петар с охапкой различных вещей. Среди них были: круглые очки без диоптрий, шляпа-котелок, серые рубашка и брюки, длиннополое шерстяное пальто и остроносые туфли.
— А у тебя есть чувство вкуса, скажу я тебе, — похвалил его Олег, — Иван, давай быстро переодевайся, окрашиванием займешься потом.
Они ехали по утреннему живому городу. Яркое зимнее солнце освещало фасады старых зданий середины прошлого века. Большинство из них находилось в ужасном состоянии. Где-то отвалилась лепнина, где-то штукатурка свисала такими шмотками, чем привлекала бегающих по улицам детей. Эти дома были переоборудованы в коммуналки после Великой войны, когда большинство зданий в городе лежало в руинах и надо было срочно расселять людей. Где-то строились деревянные бараки, но их по-прежнему не хватало. Слишком уж много людей потеряли свои жилища. А многие вернувшиеся с войны калеками, больше не могли работать на заводах и фабриках, а значит и не могли позволить себе снимать нормальные квартиры. Они и стали обитателями таких отстойников. Правительству было проще запереть всех нежелательных личностей в отдельных районах, пожертвовав частью исторических зданий. Полиция редко заглядывала с рейдами в такие места. Слишком велик был риск нарваться на удар ножом, а шанс получить ценные сведения стремился к нулю. Однако сейчас, они нередко встречали на своем пути патрули. Это были пары солдат с винтовками, которые периодически останавливали идущих по своим делам людей. Иван опять вспомнил о Равенне.
Именно здесь, в одном из таких домов находилась, так называемая, штаб-квартира коммунистической партии. Как и многие другие политические образования, она была запрещена после войны, а ее члены были подвергнуты гонениям. Для поддержания стабильности в стране, еще около пяти лет не было отменено военное положение, позволявшее правительству делать то, что оно считало необходимым. Люди очень устали от долгой и изнурительной войны и готовы были принять новые правила при любых условиях. Всем хотелось хотя бы несколько лет пожить спокойно, не беспокоясь о своей жизни и безопасности.
У парадного входа дежурило двое человек в гражданском, ничем, в общем-то, не примечательных. Однако Иван заметил, что оба мужчины имели по снаряженной кобуре. Ярослав остановил машину и опустил окно.
— Свои, — бросил он подошедшему к ним охраннику, вскидывая левую руку в привычном приветствии. — Олег Микошин с новоприбывшим.
Мужчина посмотрел на задний ряд, где сидели Иван с Олегом, потом ответив таким же жестом, кивнул. Люди вышли из машины и проследовали за охранником к лестнице. Ярослав остался их ждать снаружи.
Поднявшись по ступеням к двери, охранник распахнул одну створку, пропуская их вперед. Внутри здания не горели люстры, помещение освещали большие, давно не мытые окна. На свету солнца видна была пыль, которая подобно снежинкам кружилась, а затем медленно оседала на пол. Красные ковровые дорожки превратились в бурые, рисунок на них поблек. Видно было, что их тоже уже давно не выколачивали. По левую и правую руку находились комнаты, в которых кипела работа. Где-то за столами сидели люди, старательно, по буквам, печатавшие что-то для очередного выпуска газеты. В каких-то, все было перепачкано краской — здесь рисовали незамысловатые плакаты и листовки. Другие же две комнаты были объединены и в них стоял огромный печатный станок. Машина страшно шумела, не переставая выплевывать все новые и новые листы, которые тут же подбирали другие люди, объединяющие их вместе. Была и кухня, на которой уже вовсю шли какие-то дебаты. Иван решил не вслушиваться, политические разговоры его особо не интересовали.
В конце коридора оказалось несколько кабинетов клерков и небольшой арсенал. «Добро должно быть с кулаками» — подумал про себя офицер, проходя мимо. Пройдя дальше, внутрь здания, они повернули налево и пред ними предстала высокая широкая дверь из неплохого дерева.
— Нам сюда, — бросил Олег и постучал.
— Входите, — прозвучал тоненький девичий голосок. Мужчины не заставили себя ждать. Внутри оказалась небольшая приемная, посередине которой стоял стол с лампой и разложенными бумагами. За ним сидела приятной наружности дама с кудрявыми каштановыми волосами. Взгляд Ивана на мгновение задержался на одной из пуговок ее накрахмаленной белоснежной рубашки. Видно было, что даже коммунистам не была чужда тяга к прекрасному.
— Зиночка, привет! — широко заулыбался Олег, подходя ближе и опираясь локтями на стол. — А мы вот к Афанасию Львовичу пришли. Познакомься, это Иван. Наш новый товарищ, знакомый Равенны.
— Приятно познакомиться, Иван, — мило улыбнулась девушка, — Надеюсь, что вы к нам надолго.
— Взаимно, — выдохнул Иван, несколько озадаченный последними словами этой нимфы.
— Пошли, — махнул ему рукой мужчина, — Дела не ждут.
Они вместе, без стука, зашли в соседняя комнату, в которой располагался кабинет их начальства. Иван заметил разительную разницу в убранстве и чистоте. Здесь не было ни пылинки, ни камешка, ничего. Горел свет, а справа от хода потрескивал камин. За огромным столом, за которым видимо могло собираться партийное руководство, в одиночестве сидел этот самый Афанасий
