как он пытается устроиться поудобнее за моей спиной и очень зловеще молчит, но сил, чтобы обернуться и посмотреть, что там происходит, не было. Как бы я ни отказывалась это признавать, разговор с матушкой серьезно выбил меня из колеи. Если бы не Йормэ, я бы еще несколько дней страдала оттого, что была с ней груба.
– Спасибо.
Йормэ удивленно замер на несколько мгновений, будто смысл сказанного мной не сразу до него дошел. Потом быстро перекатился ближе, и я услышала над самым ухом:
– За что?
Было щекотно, и я потянулась, чтобы почесать ухо, но лис перехватил мою руку.
– Вопрос очень важный, – серьезно сказал он. – Не так уж часто ты меня благодаришь.
Услышав настолько наглую ложь, я задохнулась от негодования, но решила не возмущаться.
– Спасибо за то, что плохо на меня влияешь.
Это был первый раз, когда я смогла высказать матушке хоть что-то.
Пусть в академию я сбежала без разрешения, но потом долгое время боялась, что мама потребует моего возвращения в дом барона. Тогда, если бы она велела, я бы подчинилась. Но на мое счастье, в те времена я была ей не очень интересна и она позволила мне учиться…
Сейчас, наверное, мама об этом сильно жалела.
– Кстати, об этом, раз уж та женщина твоя мать, тут ничего не поделаешь, но ведь ее мужем ты не дорожишь? Могу я хотя бы из него сделать ледяную статую?
– Нельзя. Если барон погибнет, все его дела перейдут к его брату, потому что наследник еще слишком мал. И я не уверена, что мои сестры и брат будут в безопасности.
– Они хорошо к тебе относились?
– Они были слишком малы, когда я видела их в последний раз. И нам не разрешали часто видеться.
Я совсем их не знала и не была уверена, что узнаю, доведись нам столкнуться на улице, но они все же были моей семьей.
– Ох, пирожочек…
Мы недолго полежали в тишине. Йормэ не спешил отпускать мою руку, и я чувствовала исходящую от его ладони легкую прохладу. Лис легко переносил высокие температуры, и я ему часто завидовала, но сейчас, лежа в темноте и слыша его дыхание совсем рядом, почему-то вспомнила, как он мерз зимой. Его мало спасали толстые теплые свитера, и пироамулеты, что он использовал для обогрева, заряжать приходилось почти каждый день. Зимой лис всегда был взъерошенным, замерзшим и глубоко несчастным.
Я подумала о том, что зима должна была наступить довольно скоро. Еще я подумала, что могла бы делиться с ним своим огнем, как он сейчас делится прохладой.
– Йормэ…
– М-м-м?
– А я тебя люблю, – в сумасшедшем порыве откровенности, не задумываясь о последствиях, призналась я.
Наступившая сразу за этим тишина меня напугала. В голову полезла куча странных мыслей, начиная от понимания, что момент я выбрала довольно странный, и заканчивая подозрением, что чувства Йормэ изменились и я со своим признанием оказалась не очень уместна.
– Повтори, что ты только что сказала?
Не следовало бы лису требовать от меня что-то таким тоном. Я окончательно запаниковала и, не задумываясь, сказала:
– Ничего. Спи.
Сдаваться Йормэ не желал. Потянул меня за плечо, заставляя перевернуться на спину, и, сверкая в темноте глазами, возмущенно проговорил:
– Нет уж, так не пойдет. Я не был готов. Не прочувствовал момента. Давай еще раз.
Сопротивление было бесполезно. В какой-то момент я просто забыла, насколько лис может быть упрямым, вот и оказалась в такой ситуации. Бежать было некуда.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть сияющего в темноте синего взгляда, и повторила:
– Я тебя люблю.
Почему-то вспомнились те неприятные сцены, что всегда следовали за признаниями в любви других девушек. Пощады Йормэ не знал.
На этот раз страшного не случилось.
После нескольких мгновений зловещей тишины, в течение которых Йормэ осознавал, что ему правда не послышалось, он неожиданно сжал меня до боли в ребрах и торжественно выдохнул:
– Я тоже люблю тебя, пирожочек!
Прохладные губы скользнули по виску, потом я почувствовала мягкое прикосновение к щеке, подбородку… В попытке увернуться я резко повернула голову и до звездочек в глазах врезалась во что-то. Йормэ взвыл и отпрянул.
Я быстро скатилась с постели и включила свет, чтобы узнать, что случилось.
Лис сидел на постели, зажимая нос рукой, сквозь пальцы у него сочилась кровь.
– Пирожочек, а ты жестокая.
Этой ночью спать мы легли поздно. Пока останавливали кровь, я беспрестанно извинялась, лис только посмеивался и вздыхал, разглядывая свое отражение в зеркале ванной.
– Не так уж и страшно, – наконец вынес вердикт он, осторожно трогая чуть распухший покрасневший нос. – Даже не сломан. Завтра буду как новенький.
Лисья регенерация могла ему это гарантировать, но меньше виноватой от этого я себя не ощущала.
– Мне правда очень жаль.
– Мелочи, – отмахнулся лис, озабоченно разглядывая забрызганную кровью раковину, – но такой момент был испорчен.
– Прости.
Йормэ покосился на меня.
– Прекрати извиняться. Но если тебе правда жаль, можешь еще раз мне в любви признаться.
На короткий миг мне показалось, что я еще пожалею о том, что открыла лису свои чувства. Но сделала, как он просит, с каждым новым разом слова произносились все легче.
Довольный Йормэ прищурился.
– А еще раз?
Чем ближе становилась осень, тем непредсказуемее делалась погода. Утром сплошной стеной лил сильный дождь, а к обеду о недавней непогоде напоминали лишь редкие, не успевшие высохнуть лужи да густой и влажный воздух.
Йормэ целеустремленно вел меня куда-то по малолюдным улицам, крепко держа за руку. Единственное, что я знала, – лис наконец-то решился обставить гостиную и заняться этим ему хотелось прямо сегодня.
Я попыталась высвободиться, чтобы вытереть ладонь – рука лиса сегодня была недостаточно холодной, – но Йормэ лишь сильнее сжал пальцы.
– Нам обязательно так идти? – спросила я.
– А что такое? Тебя это смущает? Ты так взволнована, что у тебя вспотели ладошки?
– Мне жарко, – сказала я и была проигнорирована. Пришлось добавить: – Не кажется ли тебе, что мне уже поздно трепетать от того, что мы за руки подержались? Раз уж так случилось, что нам приходится в одной постели спать.
Лис оживился.
– Кстати, об этом. Не думаешь, что я, как честный оборотень, теперь должен на тебе жениться?
– Не кажется.
– У меня есть одно твое «да», – с угрозой напомнил он.
– Хочешь его использовать сейчас, чтобы я сказала «кажется»? Не боишься, что позже я просто скажу, что мне показалось?
Йормэ фыркнул.
– Я и правда плохо на тебя влияю.
Огорченным он не выглядел.