Имельда утерла мокрый лоб и пошла вдоль того тумана, что сделала сама, перестраиваясь на ночное зрение. Небо почти полностью потемнело, света звезд было недостаточно, и приходилось тянуть энергию, чтобы усилить свое обычное зрение.
«Чего же вы ждете?» — она шла, оглядываясь на них, тянула за собой искусственную белесую дымку, и продолжала идти. Упыри двигались по пятам, но не приближались, взрыкивая иногда и плескаясь в особо топких местах. От холода уже озябли ноги и руки, а зубы приходилось сжимать, чтобы не стучали. Девушка обмотала вокруг кулака, в котором был зажат кинжал, тряпку, боясь потерять оружие в воде из-за того, что замерзшие пальцы плохо слушались. Неожиданно земля пошла вверх, и девушка вышла на небольшой островок относительно крепкой почвы. Кустарник здесь был низенький и чахлый и занимал не так уж много пространства. Впритык к этому плотному почвенному нарыву среди болота стояла груда камней. На первый взгляд показалось, что когда-то это была крупная каменная постройка, но со временем она превратилась в обычную груду склизких развалин, что постепенно уходили под воду. Имельда осмотрелась и поняла, что белые тени, что следовали за ней, куда-то исчезли. Под ложечкой неприятно засосало и она поспешила сотворить новое поисковое заклинание, правда не успела она его договорить, как почувствовала, что под левой ногой почва шевелится. Собранная не до конца энергия рассыпалась вялыми искрами, освещая гнилую поросль под ногами. В трех местах рыхлая почва шевелилась, поднимаясь. Имельда поняла, куда она забрела.
«Упыриная лежка» — как-то даже отстраненно подумалось под звук плеска воды со всех сторон.
Имельда рванула в сторону от белесого тумана, что недавно создала, стараясь вытащить кусочек кремния из кармана. Слева и справа к ней кинулись две здоровые туши, когда она наконец совладала с карманом куртки и выбила кремнием из кинжала искры. Белый туман тут же вспыхнул жарким пламенем, стремительной волной распространяясь всюду, куда успела попасть белая дымка некромантки.
Два упыря сбили Имельду с ног, утягивая в воду меж камней старых развалин, когда огонь отрезал остальных тварей от них. Еще двое «новорождённых» упырей, что только-только поднялись из своих лежанок, заверещали, попав в пламя, а остальные просто заметались не в силах сообразить, как обогнуть магический огонь.
Имельда чуть не потеряла сознание, когда рухнула на камни, едва скрытые под водой. Сверху на нее свалилась туша, вереща на грани ультразвука. Но даже сквозь это рычание и крики Имельда четко услышала хруст в позвонках и своих ребрах. Кто-то из этих двоих следом тут же наступил ей на голову, погружая ее в воду почти полностью. Она стукнулась затылком о камни, но все равно почувствовала, как колено выгибается в другую сторону под натиском веса нежити. В колене хрустнуло и только тот факт, что упырь поскользнулся на ее голове, сверзился в воду и перестал ее топить, не дал ей возможности нахлебаться воды от рвущихся криков боли. Она вынырнула и только тогда дала волю себе и закричала, оглашая горящие болота нечеловеческим криком.
Крепкие челюсти вгрызающиеся в бок дали возможность понять куда ткнуть кинжалом. Тварь дернулась и замерла, так и не разжав челюсти. Имельда поняла, что не может приподняться, спину прострелило болью, а к ней уже тянулась оставшаяся тварь, что вернула себе равновесие. Девушка подставила ей руку и тварь с удовольствием вгрызлась в дубленую твердую кожу куртки на предплечье. Имельда из последних сил ткнула кинжалом в гнилую плоть и тварь рухнула в воду, скрипнув зубами по рукаву.
Стеная и плача, девушка сквозь сжатые зубы все же развернулась и расцепила челюсти мертвеца на себе. Кровь тут же хлынула из раны. Прерывисто дыша, Имельда огляделась. Рядом не было новых тварей. Они не могли добраться до нее сейчас. Это облегчало задачу, ведь шевелиться она боялась.
Стеная сквозь короткие вдохи, она кое-как развернулась на бок и тут же почувствовала чужие эмоции. Как наяву она увидела стены родного дома, услышала крики отца, какие-то отрывки слов, кровь на паркете, а главное голос мамы, что звал ее.
— Имельда, помоги!
— Матильда, хват…! Перестань, ты только сделаешь хуже себе! И ее погубишь! Она не успеет!
— Она услышит! Я знаю!
— Да как!? Она же…
— Я увер… должно получиться!
— Да ты пог… себя, дура!
Имельду стошнило прямо в воду от накатившей дурноты, в глазах потемнело, голоса оборвались.
— Ма… — она заставила стащить саму себя в воду, упираясь руками в камни. — Ааа! — резкий крик, словно человека режут по живому ворвался в голову так неожиданно, что девушка позабыла о колене, наступила на него, но не удержалась и рухнула в воду. В тишине и темноте болотной мути агонизирующий голос матери казалось бился о стенки черепа, грозясь разбить его изнутри. Иногда он перемежался с хриплым голосом отца, а иногда даже с картинками ужасной расправы над ним. Ему было больно, она чувствовала горечь и бессилие матери. Кто-то заставлял смотреть, как умирает ее муж. Имельда не понимала, что происходит. Она вынырнула, резко вдыхая воздух, но не в силах подняться. А когда в голове вновь раздались резкие крики матери, что звала ее на помощь, Имельда, наконец, взяла себя в руки и шаг за шагом пошла прочь. Она старалась тянуть из пространства вокруг мертвую энергию, чтобы оставаться в сознании и не рухнуть прямо на месте. Острая боль в спине, ребрах и колене не давала перейти даже на быстрый шаг, не говоря уже о беге по колено в воде. Да даже дышать было больно, но Имельда шла, рыча, стеная, плача и ругаясь сквозь зубы.
Когда она добралась до деревни, крики матери уже перестали доходить до нее. Но это не отменяло того факта, что они словно фантомная боль не прекращали биться у нее в голове, перемежаясь с ее именем. Крик, ее имя, снова крик, и снова ее имя. Казалось, будто имя, что дала ей Матильда, сплетается с дикими нотами боли, что вырывались из груди умирающей матери. Матильда звала ее, кричала и продолжала звать. А потом перестала. Осталось лишь фантомное эхо. Имельда не стала пить из своей фляжки, тая надежду, что голос мамы вновь пробьется до нее.
— Вон оно! Все сюда! — какой-то деревенский мужик заорал, как только завидел девушку на кромке леса.
Когда некромантка скрылась в лесу в погоне за сбежавшим упырем, Гурам поднял всю деревню на уши. А как еще действовать при такой опасности? С факелами, топорами, вилами и выструганными наспех осиновыми кольями деревенские мужики ходили по всей деревне, приглядываясь и прислушиваясь к любому подозрительному шороху и тени. От страха поначалу они забили по случайности чью-то собаку, но все же совладали с собой и уже внимательнее стали относиться к окружающей обстановке. Может быть поэтому один из мужиков, когда завидел едва шатающуюся темную фигуру, бредущую из лесу, не бросился на нее с колом и топором. А может из-за страха. Но Гурам вовремя успел подбежать, чтобы опознать в этой фигуре госпожу некромантку.
— Господи помилуй! — он перекрестился, прежде чем подхватить девушку под руки, когда она запнулась. — Шо с вами приключилось, госпожа!? — и тут же взглянул на своих односельчан. — Мужики, телегу давайте живее. В город надо, в город!
Имельда смогла выдавить только то, что не все упыри уничтожены. И больше ничего не смогла сказать, едва держась, чтобы не ускользнуть в обморок. Ей нельзя было терять сознание. Только не рядом с этими людьми. Ее загрузили на сено в телегу одного из деревенских мужчин. Гурам запрыгнул на козлы, к нему присоединился еще один, а остальные остались охранять деревню. Они и не думали ложиться спать или прятаться по домам. Отсюда отлично было видно, как вдалеке горят болота…
Мужики пытались гнать коня, но все же приходилось осторожничать, ведь в темноте животное запросто могло повредить ноги о камни или неожиданную яму. Небольшой масляный фонарь едва спасал положение.
На въезде в город стража их остановила, проверяя ночных гостей. Мужики, не слезая с ко́зел, тут же принялись объяснять, торопясь и перебивая друг друга. Один из трех стражников в облегченных доспехах осветил факелом телегу, выхватывая распростертое тело некромантки. Она находилась в полубреду, но руку с зажатым в ней значком некромантки поднять сумела.
