— А долго сторожить-то? То есть, ждать твоего возвращения?
— Долго! Ровно восемь часов, — Артём мельком взглянул на циферблат наручных часов. — Сейчас у нас пять двадцать девять. Утра, надо думать…. Если через восемь часов, то есть, в тринадцать тридцать, я не вернусь, то смело заваривай ворота "термитками" и беги с докладом к подполковнику…. Что так таращишься? Чего-то недопонял?
— Дык…, - Лёха ладонью правой руки начал отчаянно "лохматить" шлем на затылке. — Целых восемь часов…. Что я буду делать всё это время?
— Сторожить, ясен пень. Скучно? Ну, тогда свистни…
— В смысле?
— Призывно свистни. Типа — нетерпеливый благородный олень во время весеннего гона…. Не въехал, старлей? Ну, голые старухи услышат и со всех ног прибегут — на срочное и внеплановое спаривание. Чтобы, понятное дело, время убить с толком…. Только я — лично — тебе, братец, не советую!
— Чего — не советуете? — Лёха громко икнул и неожиданно перешёл на "вы".
— Вступать с этими нетипичными бабушками в полноценные половые отношения. В плане — по взрослым понятиям…
— Почему это? — глупо улыбнулся Никоненко.
— По капустному кочану, безжалостно обгрызенному голодными весенними гусеницами! Или тебе, боец отважный, жизнь не мила? Вдруг, у подземных старушек — триппер вековой? Или же сифилис хронический, вовсе неизлечимый? Не говоря уже о тамбовских зубастых вшах и ушлых южноафриканских мандавошках…. Не, брат! Ты, первым делом, этих пожилых особ доставь на "Лесную". Пусть их профессор Василий Васильевич осмотрит тщательно, анализы всякие возьмет, нужные справки — по всей форме — составит….А, вот, когда Борис Иванович Мельников эти справки завизирует и печать — нужную — приложит, вот, тогда-то….Пожалуйста, пользуй на здоровье! Не жалко…
— Гы-гы-гы! — с полуминутным опозданием загоготал Лёха классическим "грушным" смехом. — Ты, майор, прям, как Виталий Павлович шутки шутишь! Быть тебе — непременно, со временем — полноценным генералом…. Кстати, ты знаешь, что у Палыча есть молоденькая и симпатичная племяшка? Люди говорят — чистое золото. Вот бы, тебе приударить за ней — для активного развития карьеры. Хоть — армейской карьеры, хоть — писательской…. Не, это я просто так, от легкомысленной лейтенантской дури. Не бери, Тёмный, лишнего в голову…. Всё я понял. Выполню, блин! Иди смело, только…. Может, повоешь — для начала — в этот волчий ход, а? Чтобы ливийские шакалы гарантированно разбежались. Ну, что тебе стоит?
Артём, сложив ладони рупором, завыл, как учил — в своё время — мудрый Аль-Кашар, безостановочно и монотонно шепча про себя слова заветного заговора-молитвы: — "Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти жёлтые исчадия Преисподней — ушли навсегда! Сделай так, молю! Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти…".
Крепкий шлепок по плечам, неслабый удар в солнечное сплетение. Сгруппировался-среагировал, понятное дело. Но рот, всё же, пришлось закрыть.
— Ну, кха-ха-ха! Блин подгоревший…. И какого чёрта? — рассерженно спросил, борясь с приступом кашля, Артём. — За каким, спрашивается, хреном?
— Дык…, тебя же было не остановить, — сообщил Лёхин голос. — Всё выл и выл, как заезженная пластинка. Пять минут, семь, десять…. Мне даже страшно стало. Показалось, что из боковушки выползает самый натуральный и осязаемый ужас…. То есть, его верные флюиды, сформировавшиеся в единую субстанцию. В плотную такую и очень надоедливую. Мать её сублимическую…
Глава седьмая
Тайное подземелье и предчувствие 2033-го года
Они, как и полагается, перекурили это дело.
— Пойдёшь, Тёмный? — запихивая окурок в полупустую пачку, тусклым голосом спросил Лёха. — Не боязно, часом?
— Конечно, боязно, — честно признался Артём. — А вот, ты что-то там плёл про генеральскую племяшку, за которой мне надлежит ухлёстывать — для эффективного карьерного роста…. Чего морду отворачиваешь в сторону? Смотри у меня! В глаз прилетит — не заметишь. В том смысле, что ослепнешь сперва, и только потом осознаешь…. Так что, имей в виду, харя кандальная, по возвращению — я из тебя все жилы выну. Типа — на кулак намотаю и сожрать заставлю…. С чего это, вдруг, пошли такие дурацкие разговоры? Никогда, вроде, повода не давал — даже — малейшего…
— Дык, я-то здесь причём? — удивился Никоненко. — Это всё подполковник Мельников…. То бишь, языком чесал намедни. А ему, ясен пень, Горыныч наболтал. Он же у нас — самый знающий…
— Ладно, я почапал, благословясь…. Посматривай тут!
— Ни пуха, ни пера…
— К чёрту!
Артём, несуетливо перемещая фонарь из стороны в сторону, шагал — в среднем темпе — по странному боковому туннелю. Сперва он хотел ограничиться прибором ночного видения, но упрямый внутренний голос настоял на своём, мол: — "Ни фига цвета не различаются! Вот, плесень на шпалах и стенах, она каких колеров, а? Как это — зачем различать цвета и оттенки? В таких насквозь непонятных и тревожных местах важна каждая мелочь. Вернее, в таких мутных местах мелочей, и вовсе, не бывает…. Ну, включи, пожалуйста, фонарик! А приборчик, наоборот, подними наверх, чтобы не мешался…".
Ход неожиданно повернул в сторону и Артём, чуть не наступив на непонятный тёмный предмет, непроизвольно шарахнулся в сторону.
— Мать его растак! — он негромко выругался, присаживаясь на корточки и подсвечивая фонарём. — Обычной рваной тряпки испугался, храбрый и опытный спецназовец…. Впрочем, не совсем обычной, а щедро усеянной жирными и шустрыми вшами. Гадость-то какая! Б-р-р-р! Это, судя по всему, обыкновенная вязанная женская кофта. Только ужасно старая и дырявая. Следовательно, голые бабульки Лёхе Никоненко не привиделись…. Да, уж! Дела. На одну каверзную загадку стало больше…
— Карр! — раздалось откуда-то сверху.
Он — в очередной раз — отпрянул в сторону и мгновенно вытащил из наплечной кобуры браунинг — одной рукой (во второй-то находился фонарь) управляться с автоматом было несподручно.
— Ну, и кто тут у нас? — тихонько пробормотал Артём, плавно водя по сторонам светло-жёлтым лучом. — Отзовись, не трону!
На широком боковом наросте сталактита (или сталагмита?) сидела большая чёрная ворона. Вернее, иссиня-чёрный огромный ворон. Птица, склонив голову набок, с любопытством косила на Артёма круглым, ярко-янтарным глазом с узким чёрным зрачком.
— Здравствуйте, уважаемый! — вежливо поздоровался Артём с приметным представителем сообщества пернатых. — Скучаете, наверное, здесь? Пыль, плесень, паутина, темнота…. А чем питаетесь, если, конечно, не секрет? Мёртвыми крысами, шакалами и старушками? Или же в этих местах водится и другая съедобная живность?
