самого родителя, чей пример оказывает самый воодушевляющий эффект, особенно в вопросах семьи. Это явление, далекое от Данакта, но если он и хочет когда-то примерить, опять же еще чуждую ему роль мужа и отца, то лучше примера, чем Филипп, он пока не видел.
Когда общение с Бенджамином подошло к концу, Итан всерьез погрузился в любимое ремесло, дабы чуть забыться в безмятежном спокойствии, должном стать заслуженной пилюлей счастья в этом месте. Но чем дальше он отталкивал грустное осознание потерянного взаимопонимания с Бенджамином, тем сильнее укреплялась одна тема, которая и позволила конфликту пробраться в их отношения. Семья – это очень понятное по смыслу, но далекое для сердца явление всегда стояло в рядах непозволительной роскоши, создание и поддержка которой казались не заслуживающим своего внимания трудом. Итан, Майя и Бенджамин были не просто на передовой развития, они сами являлись провокаторами многочисленных перемен, заставляя мир догонять их темп. А когда работа – это суть существования, то семья – вопрос, который почти всегда откладывается на потом. Парадоксально, сокрушаясь, думает Итан: открытый к чувствам Бенджамин закрывает невидимой броней и без того иссохшее сердце, а тот, кто всю жизнь ставил мысль выше эмоций, вкушает само непривычно глубокое исследование. Когда-то давно, видя Майю и Бенджамина вместе, Итан знал, что их дети станут прекрасным наследием, а значит, у него есть полноценное право не рисковать жизнями людей, создавая свое потомство, которое, в отличие от его друзей, скорее всего, возродит тот оставшийся на всю жизнь ужасный след его отца и матери.
Оба родителя не просто были чуждыми друг другу по характерам и мировоззрению – преобладающие конфликтным состоянием отношения сказались на скором сиротстве Итана и его сестры Валентины, умершей еще в детстве, заботу о которой он считал чуть ли не лучшим временем своей жизни именно благодаря любви к самому доброму на его памяти человеку. Оставшись один, он посвятил себя великому делу понять изъяны человека, твердо убеждаясь в предназначении этого свершения в обозримом будущем, тем самым оправдывая кошмарное, полное жестокости и цинизма трагичное детство и юность. Как и ожидалось, ремесло отнимало все его время, прекрасно заполняя эмоциональные пустоты одиночества в угоду прагматичному ориентированию на жизненном пути, отталкиваясь от главного принципа: быть лучше, чем они. Каждая неожиданная провокация прекрасного пола отдавалась в жертву выдуманного предназначения, где за сухими аргументами не идти на поводу биологических потребностей крылся страх. Страх примитивный и простой, но от этого и самый сильный, признание которого для него также шло наперекор нужде быть лучше. Описать его можно очень просто: любая форма его биологической семьи не может не быть бракованной по своему смыслу и исполнению. Только он допустит малейший шанс на блеклые признаки симпатии к той или иной девушке, как в голове моментально выстраивается тот самый уже знакомый по его детству сценарий ненавистных ему взаимоотношений. Да и само сердце не позволяет изгнать мысли о продолжении рода, где велик шанс породить схожее с его отцом и матерью зло, что станет доказательством его личной несостоятельности. Отличный аргумент для объяснения людям причины отсутствия у него жены и детей – он настолько ненавидит свою семью, что попросту не хочет продолжения своего рода, будто бы мстя им. В целом это не удивительно: несостоявшиеся, циничные, злые и обиженные на весь мир алчные родители – это источник его идеологии в необходимости исправлять человечество, подтверждение чему он видел в других людях всю свою жизнь. Это является его основой, а меняться уже поздновато. Отсюда и проистекает рефлексия после разговора с Бенджамином, заставляющая задать внезапный вопрос: может ли быть так, что у меня есть шанс? Раз он ошибся с Майей и Бенджамином, то, может, ошибся и насчет себя? Вопрос быстро преобразуется в нечто новое, напрямую имеющее связь с причиной одиночества Итана: а заслужил ли я этого? Этот сгусток сомнений и противоречий вскрывает всю его броню, вынуждая познать голую человечность.
Медленно он отпускает искусственные конструкты жизни, сразу же ощущая удивительную легкость в теле и разуме, вновь поражаясь тому, как Точка влияет на него совершенно непредсказуемым образом. Лишенный суеты и шума, как и надобности учитывать все переменные ради выживания, ум приобретает необъяснимую ясность, сразу же выявляя незаполненные пустоты внутреннего «я».
– Кассандра? – позвал он ее на легкой ноте.
– Слушаю.
– А ты бы хотела семью?
– Насколько я знаю, ты помог мне не иметь более биологических признаков существования, отчего могу сразу сделать вывод, что ты имеешь в виду именно морально-эмоциональное восприятие семьи.
– Как же с тобой иногда бывает сложно.
– Кто бы говорил, братец.
– Я уточню: вопрос мой не про равного тебе человека, а про родительство над уже имеющимся, не знаю, малышом.
– У меня не было большого желания, как и подходящего времени, для осмысления столь важной роли матери гипотетического ребенка.
– Забавно, но у меня тоже. – Кассандра молчала, не мешая Итану пробовать на вкус столь далекую от них тему. – Только решил обратить внимание Бенджамина на эту сферу жизни, как сам увяз…
– Забота о состоянии юного создания – это важнейшая и самая ответственная роль обладателя знаний, тем самым развитие ставится выше любых иных ролей.
– Говоришь так, будто бы я этого не знаю.
– Только мы с тобой говорим о разном: ты о детях, а я – о людях. Интересно, как тонка эта грань, не замечаешь?
– Я вот тебя что-то не совсем понимаю, что как-то и неудивительно.
– Правильный родитель дает ребенку то, что ему необходимо, даже если тот противится. То же самое делаешь и ты по отношению ко всему человечеству, разве нет? Ты часто упоминаешь «бремя знания» – так вот, это и является отличительной чертой любого воспитателя. Знания, которыми он делится, тем самым взращивая в человеке тягу к развитию и реализации. Что отец и мать для ребенка, что ты и Бенджамин для всего человечества – процесс один и тот же.
– Это ты так пытаешься сказать, что я плохой отец? Потому что мы с ним ой как не справились со своей работой?
– Ну, во-первых, мне сложно сказать, какой критерий качества используется в оценке исполнения обязанностей отца или матери, кроме самых очевидных. А во-вторых, я пытаюсь дать тебе понять, что ты уже знаешь эту роль.
– Хорошо, а ты сама не хотела бы стать мамой?
– Я не отрицаю любопытства такого опыта. Но отрицаю другое.
– Что же?
– Твою неудачу в роли носителя знаний для всего человечества.
– Давай без вот этого всего, моя карьера
