На дежурном посту в туннеле их встретили две чёрно-серые фигуры: одна низенькая, другая, наоборот, высоченная.
— Похоже, что Саньку Шмидта уже сменили, — сообщил Лёха, описывая включённым фонарём полтора условных круга. — Низенький, это Горыныч, ясен пень. А, вот, кто у нас второй? Неужели Борис Иванович начал вербовать на охранные мероприятия гражданских лиц? Неправильно это, по моим субъективным понятиям. Одна маета с этими штатскими…
Подойдя к патрульным, Артём поздоровался:
— Беззаботной вам службы, бойцы! И генералов добрых! Сердечных таких, сытых и упитанных! А, вот, голодных и худых — совсем не надо. Злые они, мерзавцы…
— Спасибо тебе, Тёмный! — благодушно хохотнул Горыныч. — Смотрю, ты становишься прежним, как в старые времена…. Вижу, что вы здорово устали, поэтому не буду напрягать глупыми вопросами. Следуйте на базу, кушайте, умывайтесь, отдыхайте…. Да, и зазноба тебя, майор, заждалась. Так и рвалась — с нами пойти в туннель на патрулирование. На силу её Мельников остановил. Такая шустрая и беспокойная девица, это что-то!
— А кто это, капитан, с тобой? — хмуро спросил Лёха. — Облик какой-то незнакомый. В плане общих очертаний фигуры.
— Это наш новый товарищ, — неожиданно дрогнув голосом, сообщил Горыныч. — Уже написал соответствующее заявление и прошёл расширенный инструктаж…. Ну-ка, Петро, сбрось шлем! Как говорится, покажи соратникам своё мужественное лицо.
— Вот, и прозвище — само по себе — образовалось у новенького, — ехидно шепнул Никоненко. — Гюльчатай, понятное дело. Мол, открой личико, красавица, не стесняйся…
— Лёха, схлопочешь по наглой морде! — грозно пообещал чуткий Горыныч. — А ты, Петя, не обижайся. Это юмор такой — насквозь армейский. Привыкай, раз судьба так повернулась…
Верзила, тяжело вздохнув, снял с головы шлем.
— Ничего себе, дела! — удивился Артём. — Явление Христа народным массам, образно выражаясь…
— Вы что же, знакомы? — забеспокоился Горыныч.
— Встречались пару раз. Этот откормленный молодчик, если я не ошибаюсь, принадлежит к фашиствующей группировке и зовётся гордым арийским именем — "Борман".
— Это всё было несерьёзно! — торопливо заверил Пётр-Борман-Гюльчатай. — Так, мелкие ошибки молодости.
— М-да, ошибочка вышла…
— Честное слово, я осознал…. Осознал, проникся и навсегда отрёкся от этих глупостей! Мы с дядей Витей уже всё подробно перетёрли и пришли к полному взаимопониманию.
— Ну, если с "дядей Витей", тогда-то оно, конечно, — понятливо кивнул головой Артём. — Тогда-то оно, что…. Ладно, мужики, мы пошли. Как-нибудь потом добазарим, в следующий раз…. Спокойного дежурства, Горыныч! Бывай….Гюльчатай!
— Подожди, майор! — звонко хлопнул ладонью по лбу Лёха. — Надо же соратникам рассказать про голых бабушек. Чтобы они с испуга не наделали в казённые штанишки….
Артём первым выбрался на платформу и тут же чуть не свалился с ног — это кто-то сильный и ловкий прыгнул ему на плечи. Прыгнул и нежно зашептал в ухо — сухими и горячими губами:
— Где ты так долго пропадал, мерзкий тип? Я ужасно соскучилась. А ещё приготовила все нужные бумаги…. Поцелуй меня немедленно, тормоз бессердечный! Снимай сейчас же свой дурацкий шлем!
Глава восьмая
Сюрприз для помощника коменданта
После затяжного поцелуя, Артём, не обращая внимания на ехидные смешки Никоненко, уточнил:
— О каких "нужных бумагах" ты толкуешь, радость моя хрустальная?
— О тех самых, которые позволяют по ночам кровати пододвигать вплотную друг к другу, — девушка лукаво улыбнулась, после чего резко отстранилась, став непривычно серьёзной и строгой. — Ладно, Тёма, я тебе потом всё подробно объясню! Сейчас мне надо бежать. Уколы, перевязки, операции…. А вам велено, как только появитесь, сразу же следовать в бункер, на доклад к подполковнику Мельникову. Так что, до вечера, женишок! — развернулась, тряхнув косичками-бантиками, и быстрым шагом направилась к ближайшей пятнистой палатке.
— Смотри-ка, ты! — одобрительно хмыкнул Лёха. — Ребята тут тоже дурака не валяли. Установили шестьдесят-семьдесят стандартных армейских палаток. Горячую пищу раздают "пассажирам"…
На середине платформы они повстречались с Ханом и Хантером, облачёнными в белые халаты и волокущими куда-то тяжёлый бидон-термос, на боку которого было написано — красными корявыми буквами: — "Каша".
— Здравия желаем! — хором поздоровались Танины приятели.
— Привет, ребята! — добродушно откликнулся Артём. — Какой кашей угощаете станционное народонаселение?
— Каш в сегодняшнем меню, вовсе, не предусмотрено, — радостно сообщил легкомысленный Хантер. — А в бидоне — макароны с говяжьей тушёнкой. Видимо, и в армии лёгкий бардак имеет место быть…
— Куда же без него? Имеется, конечно! — не стал возражать Никоненко. — Привыкайте, дорогие новобранцы! Куда, кстати, транспортируете калорийный харч?
— В госпиталь, — невозмутимо откликнулся рассудительный Хан. — Нас комендант определил в помощь к профессору Фёдорову. Извините, господа офицеры, но мы спешим. Приказ!
Глядя вслед удаляющимся "официантам", Артём уточнил:
— А где размещён госпиталь? И, вообще, каково расположение подземных помещений? Я имею в виду — "наших", то есть, профильных помещений. Понимаешь, о чём спрашиваю?
— Дык, понимаю! Расположение…. Госпиталь находится в левом туннеле, что ведёт к "Площади Мужества". Ну, мы с тобой ходили на разведку по правому, а это — левый…. Госпиталь расположен отдельно, подальше от бункера (то есть, от командного пункта) и всех складов. Потому, что он предназначен не только для тяжелораненых, но и для заболевших всяческими инфекционными гадостями. Основные хозяйственные и бытовые помещения, кухня, машинный зал и склады размещены рядом с командным пунктом. Там, естественно, имеется и второй вход-выход в туннель, по которому можно попасть на кухню и в столовую, не проходя мимо кабинета военного коменданта. Из запасного входа-выхода "пассажирам" сейчас и выдают горячую пищу…
— А где размещается тюрьма? (Гауптвахта, изолятор временного содержания?) Имеется ли в наличии морг, предназначенный для хранения мёртвых тел?
— Ну, в общем, да…, - замялся Никоненко. — В другом туннеле, ведущем к "Выборгской". Не в том, где бункер, а в соседнем. Метрах в семидесяти-восьмидесяти за туалетным помещением….Только, майор, ты об этом лучше Мельникова — лично — спрашивай. Это его исключительная епархия, так сказать. Не велено — лишний раз — трепаться на эту тему.
