прошлый такой день, я начала слышать, как он зовет меня. Говорит, что холодно ему там. Просит, чтобы пришла, согрела. И так каждый день. Каждый божий день, доктор. И мне так тоскливо становится, так плохо. Кажется, что придут сегодня жнецы за мной, заберут к мужу. Поэтому я вас сюда позвала, поговорить хочу с квалифицированным специалистом, у нас-то в городе таких нет, вылить душу некому.
— Но вы же понимаете, что я могу выписать вам препараты, выслушать, но большую часть работы должны выполнить вы сами. Никто вам не поможет, если вы сами этого не захотите, понимаете?
— Понимаю, доктор. Но просто выслушайте меня, тогда я смогу уйти к мужу хотя бы без лишних мыслей.
— Хорошо, я понял вас. Давайте поговорим.
— Вы верите в переселение душ?
— Например, как по Лондону в его «Страннике»?
— Да, что-то вроде, так верите?
— Я думаю, что душа способна переродиться, но какой смысл во всем этом? Вы ничего не вспомните из прошлой жизни. Все, кто был вам дорог, навсегда растворятся из вашей памяти.
— Душа вечна, доктор, и после смерти люди остаются с теми, кто был им близок при жизни. Поэтому я слышу голос мужа.
— У вас посттравматический шок — стандартная реакция на смерть близкого человека. Я дам вам несколько препаратов, примите их сегодня ночью, чтобы облегчить свои страдания.
— Сегодня ночью я уйду, доктор. Жнецы придут за мной, я готова.
Дверь распахнулась, в номер завалился пьяный француз.
— Жнецы убьют нас, убьют всех! Умрем все, как псы подзаборные, никто и не вспомнит!
Разумов жестом успокоил свою гостью и встал с кровати, подойдя к французу.
— Вам, кажется, лучше на воздух.
— Не пойду туда, там эти твари! Всех хотят забрать!
— Успокойтесь, Луи, давайте выйдем в коридор.
— Не пойду я туда, хочу умыться.
Француз оттолкнул Разумова и ввалился в ванную комнату.
— Ведь они уже наготове, ждут, пока люди начнут боятся.
Молодой человек включил кран, потекла вода.
— Они ждут, твари, наших страданий. Ждут, что мы обделаемся со страха, потеряем контроль над собой. Стоят там, внизу, понимают, что не убежим уже никуда отсюда.
— Сколько их, вы видели, Луи?
В проем просунулась девушка. Француз перестал тереть лицо руками и закрыл кран, развернулся на голос. Посмотрев в её лицо с удивлением, он продолжил:
— С дюжину, наверное. На тысячу человек в отеле, конечно, кажется, что мало, но кто знает, за кем они пришли.
Девушка побледнела:
— За мной, точно за мной.
Разумов наблюдал разговор двух обреченных и пытался понять: стоит ли ему боятся смерти, или его пронесет, как нездешнего. Не решил, подумал, что оставит это на потом.
Француз тем временем вышел в комнату, протирая лицо полотенцем. Сел на свою кровать:
— Сегодня меня заберут, я так много грешил, так много…
— И меня заберут, к мужу, в лучший мир.
Девушка подсела к молодому человеку.
— Вы тоже боитесь, или смирились, ждёте этого?
— Я? Думаю, смирилась. Уже хочу увидеть мужа, очень уж он зовет меня. Трудно ему там одному. А теперь вместе будем.
— Примите мои соболезнования, мне жаль.
— Ничего, прошло уже довольно много времени.
— Что вас беспокоит?
Француз взглянул в глаза девушки. Она посмотрела на него. Оба замолчали. Пауза длилась около двух минут, а Разумов все стоял и смотрел на этих двоих. Понимал, что сейчас они сами лечат друг друга, поэтому не мешал. Наконец, девушка продолжила:
— Голос мужа. Он будто не отпускает меня, иногда даже не дает жить спокойно. Постоянно в голове.
— Может, он пытается сопроводить вас к человеку, который будет заботиться о вас так же, как заботился он?
— Об этом я как-то не думала. Звучит убедительно, даже слишком.
Француз придвинулся ближе. Девушка сделала тоже самое. Разумов понял, что в данный момент он здесь лишний, поэтому поспешил удалиться. Он знал, что каким бы ни был этот «Конец», этих двоих он не заберёт. Они только что обрели то, о чем мечтают многие — любовь.
Разумов вышел в коридор и наткнулся на швейцара, который тащил чей-то огромный чемодан.
— Тебе помочь?
— Это же моя работа, не могу сваливать её на плечи посетителей.
— Да мне не сложно, все равно пройтись хочу.
Разумов подошел к чемодану, взял его правой рукой и взгромоздил на плечо.
— Куда тащить?
— В 716. Там новые заехали, супружеская пара какая-то, знать не знают про «Конец», тоже не местные, видимо.
— Как раз и пообщаемся, узнаю, о чем они сейчас думают.
— Да как о чем — об отдыхе, конечно. Иначе зачем сюда приезжать?
— Здесь разве знают слово отдых? Все постоянно на ногах, суетятся, что-то делают. Ну, в рамках этого города, конечно. У нас в Москве все еще быстрее.
— Знают-знают, только отдыхать не умеют, не заложено у жителей это. Постоянный маршрут: дом-работа-дом. Никаких изменений. Встрепенутся только в последние 15 минут перед «Концом», помолятся, да и все. Кто выжил — возвращаются к прежней жизни, будто и не было ничего.
— Как же странно все тут у вас. Один тип сказал мне, что я застрял тут навсегда, будто, мол, не уеду отсюда никаким образом.
— Отчасти прав. Город-то притягивает. Причем с такой силой, что волей-неволей проводишь тут время. Но не волнуйся, мне кажется, тебя пронесет — сможешь вернутся в свою Москву целым и невредимым.
— Спасибо, на это и рассчитываю. Планировал провести у вас тут не больше трех дней. Уж больно депрессивные виды.
— Что есть, то есть, согласен. Уныло тут зимой. И холодно до одури, ну, я уже говорил.
— Кажется, вот 716. Ты не против, если я зайду и пообщаюсь с приезжими? Хочу узнать у них какую-нибудь информацию.
— Да, конечно, без проблем. Главное, не пугай их сильно.
— Хорошо, постараюсь.
Они распрощались, и Разумов, постучавшись в дверь, зашел в номер.
— Простите, не потревожу?
Разумов аккуратно прошел внутрь номера, где расположилась супружеская пара. Мужчина стоял у окна, а его жена сидела за письменным столом и что-то вышивала.
— Мы не ждали гостей, кто вы?
— Извините, что зашел без приглашения. Швейцар сказал, что вы приехали недавно, вы нездешние?
— Нет, мы из Санкт-Петербурга. А почему вы спрашиваете?
— Видите ли, я психолог, и приехал сюда чтобы помочь одной девушке, но сейчас она в полном порядке, и я вышел прогуляться. В отеле во всю бушуют разговоры о «Конце» и «Жнецах смерти», поэтому я хотел узнать у вас, слышали ли вы что-нибудь
