такое?
Стоявший у окна темноволосый мужчина развернулся и посмотрел на Разумова:
— Да, швейцар нам пытался что-то сказать, но я счел его разговор бредом, и не придал особого значения. А что, есть повод бояться?
— Пока не выяснил. Один незнакомец сказал мне, что нездешних не трогают, но все равно посоветовал остерегаться.
Женщина встала из-за стола:
— Что вообще такое этот ваш «Конец»? И давайте хотя бы познакомимся.
— Ох, простите, совсем забыл о манерах. Меня зовут Андрей Разумов, психолог из Москвы.
— Я Алексей, это моя жена Вера. Просим, Андрей, расскажите о «Конце».
— А зачем вы вообще приехали сюда? В такой холод.
— У меня тут мать, при смерти. Приехали проститься.
— Она не рассказывала вам о «Конце»?
— Упоминала вскользь раньше, но прямо на эту тему мы не говорили.
— Так вы, получается, родились здесь?
— Да, но с момента моего уезда прошло уже больше 15 лет, я ничего не помню об этом городе.
Разумов с облегчением принял слова Алексея о том, что он уехал отсюда 15 лет назад. Значит и он сможет уехать сейчас без каких-либо проблем, точно сможет!
— Хорошо, я понял. На самом деле о «Конце» я знаю не больше вашего. Все, кого я встретил за последний час сходны в одном — если жнец пришел за тобой, то ничего уже не сделать.
— Вам не кажется, что все это бред? Как можно добровольно согласится на собственную смерть? Вы же врач, почему вы верите в эти сказки?
— Я пока не совсем понял, во что именно нужно верить. Пока я придерживаюсь нейтральной позиции.
— Нездешних не трогают, так? То есть, нам с вами боятся, по сути, нечего?
— Может и так. Но пока я до конца не выяснил сущность этого феномена, не могу утверждать наверняка.
В коридоре послышались шаги. Разумов отчетливо различал стук каблуков. Дверь, предположительно, соседнего номера, открылась, и каблуки скрыли свой стук за ней. Мужчина вспомнил о Массалове.
— Прошу меня простить, мне нужно кое-что выяснить. Возможно, я вернусь к вам позже.
— Конечно, не смеем вас задерживать.
Разумов еще раз осмотрел номер отеля, бросил взгляд на супружескую пару и удалился.
— 715? Массалов вроде говорил 715.
Мужчина подошел к соседнему номеру и постучал в дверь.
Раздался женский голос:
— Да-да, входите, открыто.
Разумов распахнул дверь. Его взору представился роскошный номер, освещенный хрустальной люстрой. На кресле напротив входной двери сидела очаровательная дама. На ней был домашний халат, а белокурые локоны ее обвивал платок.
— Что вам угодно, молодой человек?
— Это уж вы преувеличили. Мне почти под сорок.
Разумов впервые за долгое время чуть улыбнулся.
— Мужчины молоды и прекрасны вплоть до самой смерти, дорогой. И всё же, кто вы?
— Я живу в 413 номере, мое имя Андрей Разумов, я психолог. Я ищу Георгия Массалова, он сказал мне, что будет здесь.
— Григория?
— Точно, Григория, да!
— Как видишь, дорогой, здесь только я. Гриша пока не заходил.
— Но, я видел его около получаса назад, и он все еще не был тут?
— Думаешь я вру тебе, сладкий?
— Простите?
— Меня зовут Алла Луэнта. Я местная оперная певица. И, признаюсь, я очень люблю мужчин и их внимание ко мне. Понимаешь, милый?
— Оперная певица? У вас здесь есть театр оперы?
— Конечно! Ты что, дорогуша, думал, что наш город — это вообще дыра? Конечно, не как в вашей Москве, но культура везде культура.
— Я не говорил вам, что я из Москвы.
— А по тебе и так видно. Да и слышно. Выговор у тебя особый, так только москвичи говорят.
— Вы тоже из тех, кто не боится «Конца»?
— Его боятся все, милый. Все до единого. И я, и Гришка, и ты, золотце, тоже его боишься. Только пока не осознал этого.
— Сколько таких дней пережили вы?
— А сколько, ты думаешь, мне лет?
— Около 30?
— Мне 38, сладкий. И 38 раз я уже переживала «Конец».
— Я совсем запутался. С какого момента в этом городе появились жнецы?
— Жнецы были тут с самого начала, с самой застройки. Просто не все их помнят. Да и раньше их называли по-другому.
— Как?
— Да черт его знает, не помню уже. Да и не важно это, милый. Главное, что живы мы тут все, пока что, и на том спасибо.
— Нет ощущения приближающейся смерти?
— А у тебя?
— Вопросом на вопрос?
— Привыкла, извини. Привыкла себя защищать. Нет вообще никаких ощущений. Абсолютно. Как и предыдущие 38 лет. Знал бы ты всю мою историю жизни, не стал бы спрашивать чувствую ли я смерть. Я всегда ее желаю. Постоянно.
— Все было настолько тяжело?
— А как ты думаешь? Легко выживать оперной певичке в таком-то городе? Кругом разбой, разврат и потасовки. Разве это жизнь? Приходится чем-то жертвовать, чтобы иметь хоть какой-то кусок хлеба.
— Мне очень жаль вас. Искренне жаль.
— Да что мне с твоей жалости, столько таких жалеющих было, и что с того? Пользовались мной, как вещью, а потом уходили в закат, оставив на столе пару тысяч.
Женщина начала плакать. Разумов стоял в ступоре. Дверь в номер открылась. Показалась знакомая фигура Массалова.
— Андрюха! Друг мой!
— Давайте выйдем в коридор, Григорий, даме нужно побыть в одиночестве.
— Конечно-конечно, пройдемте.
— Почему Аллочка плачет?
— Видимо, я поднял больную тему. Я не хотел, правда.
— Ничего-ничего, это не твоя вина. Нервы у нее расшатаны жутко. Плачет чуть ли не каждый божий день.
— Это ужасно. Почему вы не заботитесь о ней?
— А зачем? Она пропащая, что с нее возьмешь? Да и нужна она кому-нибудь разве? Да никому. Она же пустая. В голове ветер.
— Зачем вы так про нее? Что она вам сделала?
— Мне — ничего. А вот друзьям моим она здорово насолила. Её ведь хотели в Москву на гастроли отправить, лет десять назад это было. А что в итоге? Проспала такой шанс. Встала в позу, мол, не поеду и всё тут! Мы ей путь протоптали, выложили, а она, чертовка! Все бабы, Андрюха, дуры полнейшие! В голове пусто, в сердце пусто. Вообще пустые. Каждая такая, Андрюша, каждая.
— Не соглашусь с вами. Не все, далеко не все подходят под ваше описание.
— Да я столько таких перевидал, я ж депутат, Разумов, депутат. У меня столько этих баб было, на пальцах не пересчитаешь. И что? Каждая денег отхватила и поминай как звали.
— Вы несчастный человек, Массалов. Абсолютно несчастный. И несчастье ваше не в окружающих, а в вас самом. Вы
