на двор, и тот перестал работать. Да и я с собой фонарь беру. Вот (показывает выключенный фонарь).
— Как вы обнаружили тело?
— Так это не я обнаружил. Это Клаус обнаружил.
— Клаус, это ваша собака?
— Да.
— Как это было? Можно подробнее?
— Ну как-как… Идем мы идем… Как обычно всё. Я с фонарем иду. Вдруг он убег в сторону. Лает, лает. Я его зову. Он не идет. Не идет и не идет, твою мать. Я к нему… Свечу под ноги, чтоб не кувыркнуться тут, и о-па! Лежит весь в крови! Я аж чуть не рухнул на месте. Клауса взял на поводок и назад, домой. Из дома сразу Петровичу набрал.
Алёна, не перебивая, делала заметки.
— У нас тут медведей и волков нет, — продолжил пенсионер, — это явно что-то нечистое.
Алёна подняла глаза на Осипа.
— Нечистое? — переспросила следователь.
— Ну а кто еще мог такое сотворить с Лешкой?
Игнорируя последние слова свидетеля, Алёна произнесла:
— Осип Анатольевич, адрес и телефон ваш пожалуйста скажите.
После того, как следователь записала личные данные свидетеля, она снова подошла к трупу. Стоя в ночной тьме перед освещенным фонарем изрезанным телом, Алёна смотрелась тут инородно. Стройная, ухоженная молодая девушка, с прямыми русыми волосами чуть ниже плеч, с утонченными чертами лица, с большими голубыми глазами и с совсем немного задранным вверх кончиком носика, она совершенно не вписывалась в весь этот кровавый антураж. В Москве в отделе за Алёной пытался ухаживать практически каждый сотрудник, и каждый был отвергнут. Одевалась она скромно — обтягивающие джинсы, майка или кофта, обычно заправленная, и чаще всего кроссовки или кеды. Бывали случаи, когда следователь позволяла себе надеть обувь на высоком каблуке, и тогда, когда она проходила мимо коллег мужского пола, рабочий процесс их на время застывал: сотрудники провожали взглядом Алёну, легко идущую, закрывшуюся в своих мыслях и ни на кого не обращающую внимания.
Алёна была не замужем. Отношения с противоположным полом конечно же у нее были еще с одиннадцатого класса. Правда парней, которым повезло овладеть такой независимой дамой, было немного. К тридцати годам их оказалось всего четверо, и до совместного проживания дело никогда не доходило. С последним своим молодым человеком девушка рассталась пять лет назад и с тех пор решила, что ей никто больше не нужен.
Алёну можно было назвать красивой по общим меркам современного общества. Но на природную красоту ей было наплевать. Она даже не красилась. А то время, что можно было провести у косметолога, она с радостью тратила на шахматы, которые, как она считала, помогали ей тренировать логическое мышление, память и аналитику, что необходимо в работе следователя.
Алёна пыталась развивать навык мышления, хотя и без этого она была достаточно умна. Сказать сходу — что значит быть умным, сложно. У каждого может быть свое определение умного человека, но независимо от того, какого определения кто-либо придерживается, о наличии высокого интеллекта в человека можно догадаться, когда с этим самым высоким интеллектом сталкиваешься. В первую очередь, высокоинтеллектуальный человек способен лучше собирать информацию и анализировать концепции и принципы, после чего делать более правильные выводы и правильно понимать мир, окружающих людей и истинно трактовать события. Сбор информации, правильный анализ и вывод — эти когнитивные процессы в сознании Алёны всегда были запущены, что бы она ни делала.
Великие умы обсуждают идеи и парадигмы в любых областях, от искусства до науки. Средние умы обсуждают события. Малые умы обсуждают видео-шоу, других людей, их одежду, их деньги, отношения и повадки. По этой причине Алёна и была одиночкой по жизни.
Может ли умный человек быть по-настоящему счастлив? Ведь как сказано в книге Екклесиаста “Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь”, что можно трактовать так — чем больше человек понимает себя, мир, окружающих людей и процессы, тем больше он осознает их несовершенство, и тем сильнее печаль такого человека.
Но печальной Алёна не была. Скорее наоборот, она была счастливой, правда только тогда, когда перед ней вставала очередная следственная задача, дающая ей смысл в дальнейшем существовании.
Красивая, умная и одинокая — настоящая Мэри Сью в мире кошмаров.
Девушка на мгновенье оглянулась: Сергей Петрович что-то говорил Феде, а трое рядовых полицейских курили. Свидетель отправился домой. Алёна обошла труп и остановилась возле головы.
В графу “предварительные версии” девушка записала следующее:
“Судя по следам рук на шее, мужчина был задушен. Исходя из состояния тела, смерть наступила не более десяти часов назад. Тянущихся от трупа следов крови нет, следовательно, увечья на теле нанесены здесь. Каков мотив? Пока, вероятно, это похоже на какой-то ритуал. Убийца должен быть физически крепким, чтоб голыми руками убить такого рослого человека.”
— Сергей Петрович, — произнесла Алёна, — не могли бы вы подойти.
Капитан деловито зашагал к следователю.
— Сергей Петрович, у вас тут смогут снять отпечатки пальцев с тела? — спросила Алёна.
— С тела? — капитан нахмурился, — это как, с тела?
В судебно-медицинской криминалистике весьма часто возникают ситуации, требующие снятия отпечатков пальца преступника с кожи погибшей жертвы. Особенно при отсутствии иных улик следователи часто просто умоляют о таком чуде.
Те, кто сталкивался с подобной проблемой, весьма ясно осознают всю головную боль, связанную с этим процессом. Сама находка таких отпечатков в общем-то может считаться удачей, а уж их успешный перенос с дальнейшей идентификацией смело можно записывать как личную победу.
— Да, с тела, — повторила Алёна.
— А как это, с тела? — толи капитан валял дурака, толи и правда не знал, как это делается.
— Создаем облачко графитовой субмикронной пыли, вертя кисточкой как можно ближе к коже, но не касаясь её, и очень осторожно. Когда отпечаток проявился, аккуратно накладываем пластер. Когда пластер затвердел, снимаем, разворачиваем, внутреннюю поверхность фотографируем, потом сканируем, потом переносим отпечаток на плёнку, — закончив речь, Алёна и без ответа капитана поняла, что они такое не делают. Она даже успела произнести эту фразу у себя в голове, как бы от имени капитана: Мы такое не делаем.
— Ох, — зафыркал Сергей Петрович, — вы знаете, боюсь, что мы не делаем такое.
— Кто бы сомневался, — девушка отвела взгляд от капитана.
Отпечаток на живой коже живёт не долго — по разным данным около двадцати минут, хотя есть мнение, что в определённых условиях, при минимальном потоотделении и без контакта с одеждой может сохраниться до полутора часов. А вот отпечатки, оставленные на трупах, удавалось снимать самое позднее — после двух суток с момента наступления смерти.
— Вы всё? — спросил Сергей Петрович.
— Да, — ответила следователь, — едем сейчас
