— Не стал бы, — кивнул Геловани. — Вот Меншиков — тот мог. А это… Калибр не тот.
— Как знать… Но на отчаянного храбреца он уж точно не похож. — Я проводил взглядом толпу с его сиятельством посередине. — И вряд ли посмел бы бросить вызов своему покровителю — особенно памятуя о весьма прискорбной участи своих друзей. Двое убиты, один застрелился… Похоже, прихвостни нашего колдуна долго не живут.
— Во всяком случае, те, что разводят самодеятельность. А значит, Сумароков лишь выполняет чужую волю. — Геловани сложил руки на груди и насупился. — Судя по тому, какие овации сорвала речь, теперь ему вполне по силам собрать вокруг себя все «левое» крыло Госсовета и устроить в столице такую смуту, что по сравнению с ней Прорыв на Лазаревском кладбище покажется всем нам прогулкой по парку.
— Да уж… незадача, — вздохнул я. — И что теперь? Доложите его величеству?
— Даже не подумаю, — Геловани мрачно усмехнулся. — Боюсь, он может ненароком вспомнить былые времена, когда гонцов, приносящих дурные вести, казнили. Так что пусть уж лучше всем этим займется его высочество Иван Александрович… Кстати, они, похоже, как раз тебя ищут.
После того, как Сумароков покинул зал заседаний, толпа вокруг изрядно поредела. Но людей все еще оставалось достаточно, чтобы среди них затерялся Горчаков. Но Ивана я увидел без труда: его высочество… кхм, возвышался над человеческим потоком и вертел головой, высматривая кого-то.
Вероятнее всего, нас с Геловани. Я помахал рукой, и через несколько мгновений рослая фигура раздвинула толпу и шагнула ко мне, вытягивая за собой изрядно запыхавшегося от суеты Горчакова.
— Мы должны действовать! — прошипел Иван, схватив меня под локоть. — Сейчас же, немедленно!
— Пожалуй, — осторожно согласился я. — Но что именно вы собираетесь делать?
— Умоляю, ваше высочество, будьте благоразумны. — Горчаков будто бы невзначай завладел второй конечностью наследника короны — видимо, чтобы тот не натворил глупостей. — Поспешные решения всегда чреваты…
— К черту последствия! — Глаза Ивана полыхнули фамильной мощью. — Я вызову его на дуэль и убью… Кто из вас, судари, согласен быть моим секундантом?
— Полагаю, никто. — Я пожал плечами. — Во-первых, ни один человек в столице, у которого есть хоть капля ума, не осмелится хоть как-то участвовать в подобном мероприятии, если по одну из сторон барьера встанет единственный сын государя… Включая самого Сумарокова. Он не будет с вами драться.
— Зато будет с тобой! — Иван схватил меня за плечи и тряхнул. — Ходят слухи, что ты отлично управляешься с любым оружием.
— Неплохо. Поэтому его сиятельство откажется и от такого поединка, — невозмутимо отозвался я. — Признаться, я не понимаю вашего стремления избавиться от Сумарокова физически. Сейчас в любом случае уже слишком поздно.
— Владимир Петрович прав, ваше высочество. — Горчаков успокаивающе положил руку Ивану на плечо. — Сумароков уже сделал свое дело — произнес речь. И более не принесет особого вреда. Но убив его сейчас, вы своими руками создадите мученика, на которого станут молится все, кто готов был за ним последовать. И, что куда хуже — те, кто пока еще сомневается или…
— Сомневается? — прорычал Иван. — Они сомневаются, стоит ли хранить верность своему государю и отечеству⁈
— Сумароков не призывал к измене, ваше высочество И уж тем более к открытому мятежу. Справедливости ради, должен признать, что речь его сиятельства была на удивление… корректна.
Геловани говорил медленно и даже чуть заунывно, слегка растягивая слова. Явно специально — видимо, чтобы хоть таким образом немного остудить горячую голову Ивана, уже готовую или взорваться, или выдать из глаз залп, способный пробить стену Мариинского дворца.
— Не могу не согласиться с его светлостью. — Я кивнул в сторону Горчакова. — Мертвый Сумароков может оказаться куда опаснее живого. Он отличный оратор, но, подозреваю, далеко не лучший предводитель и политик. С таким человеком во главе эти горе-новаторы скорее переклюют друг друга, чем поднимутся на мятеж.
— Именно так, друг мой, именно так! — Горчаков радостно заулыбался — но тут же вновь сдвинул брови. — Однако не стоит их недооценивать. Так или иначе, нам следует готовиться к войне. И хорошо, если она милостью господа нашего все же не случится.
— Да… Да, конечно же. Полагаю, вы правы, судари.
Иван тяжело и шумно выдохнул и, наконец, опустил плечи. Буря миновала. Может, и не ушла насовсем, но хотя бы больше не грозила разразиться прямо сейчас, разом пройдясь и по виноватым, и по всем остальным.
К счастью, сын унаследовал от родителя не только крутой нрав, но и благоразумие.
— Однако вряд ли вы станете возражать, что нам следует приглядывать не только за Сумароковым, но и за его друзьями, — продолжил Иван уже спокойным голосом. — Виктор Давидович, полагаю, это работа и для ваших людей тоже.
— Разумеется, ваше высочество. — Геловани склонил голову. — Мы с Владимиром Петровичем непременно займемся…
— О нет, на него у меня другие планы. — Иван заулыбался и легонько ткнул меня локтем в бок. — Надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию на бал-маскарад у графини Воронцовой?
— Владимиру Петровичу уже случалось приглядывать за вашим высочеством. И если кто-то и справится с такой работой, так это он. Да и едва ли мне или Виктору Давидовичу вообще стоит появляться у Ольги Федоровны. Все эти новомодные танцы… — Горчаков поморщился. — Для человека моего возраста отплясывать такое попросту неприлично!
Воронцова. Ольга Федоровна. Уж не та ли самая графиня, о которой так и не успел рассказать покойный Милютин?
Мы с Геловани молча переглянулись.
Глава 24
Никогда не любил балы. А до того, как они появились, не любил шумные сборища, которые как только не назывались. Так что предложение посетить второе за время пребывания в этом мире с самого начала не вызывало у меня ровным счетом никакого энтузиазма. А по мере приближения назначенной даты — двенадцатого августа — желания идти и вовсе стало около… нет, пожалуй, даже ниже нуля.
Значительно ниже.
Первый блин с посещением бала во дворце Вяземских традиционно получился комом: наша с Грозиным ссора продолжилась дуэлью, а закончилась для его благородия в высшей степени прискорбно. На этот раз чуйка не то, чтобы предупреждала о прямой и явной опасности, однако весьма толсто намекала, что маскарад у графини Ольги Федоровны Воронцовой может так или иначе привести к масштабным и не самым приятным последствиям.
В какой-то момент я даже подумывал сказаться больным и заставить отдуваться Геловани со своими сыскарями. Но его сиятельство был беспощаден: работа прежде всего. Ведь ни продвижений по делу, ни мало-мальски полезных зацепок, ни даже существенных домыслов, о которых следовало бы доложить его величеству, у нас до сих пор не имелось.
И взять их было, в общем-то, и неоткуда: с громкого выступления Сумарокова на Государственном свете прошло уже недели полторы, однако «левое» крыло не спешило ни активизироваться, ни даже заметным образом сплотиться вокруг своего нового духовного лидера. Полсотни филеров и осведомителей работали круглые сутки напролет, а основные подозреваемые со всем своим окружением вели на редкость обыденную жизнь. Размеренную, лишенную каких-либо заметных событий: ни масштабных сборищ, ни тайных поездок невесть куда под покровом ночи… ничего. Его сиятельство князь Сумароков превратился в образцового гражданина — если не сказать скучного.
И это наверняка тоже что-то да значило. То ли очередное затишье перед бурей, то ли ложный след, по которому хитрый колдун все-таки смог пустить и меня, и Геловани, и всю тайную канцелярию. Так или иначе, единственным местом, где мы могли раздобыть хоть что-нибудь, стал особняк ее сиятельства графини Воронцовой. А единственным подходящим моментом — день маскарада, на который пригласили чуть ли не четыре сотни гостей.
В общем, ровно в пять часов пополудни двенадцатого августа я поднимался по мраморным ступеням… однако думал вовсе не о работе. А о том, как бы не спятить от немыслимого обилия звуков, запахов и ярких красок. И если первых двух хватало на любом столичном мероприятии схожего масштаба, то в плане вычурности одеяний местная публика сегодня превзошла саму себя.
