и молча встали позади, также смотря строго в камеру, чуть ли не выступая как минимум приспешниками, а как максимум — армией. Но на них уже мало кто обращал внимание, ведь эта женщина обладала сложным в определении шармом. Взрослая, на первый взгляд ближе к сорока годам, с редкими морщинами вокруг пронзительных светло-голубых глаз на непохожем на чье-либо другое красивом лице.
Между появлением и первыми словами прошло полминуты, создав за счет этой паузы сильнейший трепет пред грядущим. Ибо предстала перед всеми и каждым та женщина, чей взгляд затягивает в свои сети неопределенности между красивой мягкостью и бесчеловечной жестокостью. С таким человеком хочется быть, но стоит пойти наперекор — встретишь бескомпромиссное сопротивление. Чарующая тайна и непоколебимая власть кроются в каждой мышце лица и движении, позволяя себе любую смелость по пугающей причине абсолютного бесстрашия. При этом проскакивала почти неуловимая, тем и притягательная искренность и доброта. А неимоверный опыт и мудрость светились в ней ярким огнем не меньше, чем то, что называется «смотреть в саму суть человека».
— Здравствуйте. Мое имя Любовь. — Немного низкий, но все же нежный голос проникал в самую глубь, добавляя дополнительного таинства этому, будто и вовсе из другого мира, созданию. Она не спешила, каждое слово и буква имели свое место, раскрывая ее созидательную сторону. — Совершенно не важно, откуда я пришла, достаточно лишь знать, что издалека. Мое место среди этих людей необходимо. Город стал центром столкновения науки и веры, возведя войну на пьедестал лживой важности. Наставление учило другому, наука учила другому. Сбиться с пути случается лишь из-за потемков. Но куда приведет вас этот конфликт, если нельзя быть услышанным и нельзя услышать? Наставление строится на созидании посредством единения. Наука поощряет любопытство в познании за счет адаптации, но все это черпает силы из не имеющего аналога потенциала. Сокрытое внутри каждого и есть истинный инструмент взаимосвязи с миром. И я пришла напомнить об этом.
Несмотря на то, как хорошо читалось навязывание воли, здоровая учтивость присутствовала в ее словах и манере поведения, что благотворно влияло на внушение.
— Мертвая армия разоружена. Война металла и плоти окончена. Желание пролить кровь возымеет обратный эффект незамедлительно. Среди этих людей нет более нарушений Наставления. Как выбранный лидер живых, призываю лидера армии мертвых проявить себя и свой голос. «Слово свидетеля нуждается в слушателе столь же, сколь слушатель заслуживает наставления на будущее не в ущерб настоящему».
Настя видела в лицах вокруг себя почти одинаковое удивление да гипнотическое увлечение. Но вот уже когда она посмотрела на Бэккера, который все это время был позади, она испытала нешуточный страх. Глаза его испускали тьму из самих глубин враждебности, позволяя властвовать самой личной ненависти, дабы совладать с необъятной в своей сущности угрозой. Бэккер предстал человеком не из этого мира, с неописуемо тяжелым взглядом и мрачным лицом он, не моргая, все смотрел и смотрел на монитор, пока Настя не подошла к нему и аккуратно не спросила:
— Что ты про нее знаешь?
Вопрос этот вкупе с напряженным, словно стальные тросы, Бэккером привлек внимание остальных. Ведь он действительно был кладезем знаний наперегонки с влиянием, так что тут все искренне ждали откровения. Ответ испугал их не столько емким содержанием, сколь угнетенным состоянием Бэккера от простого факта:
— Ничего.
Ненавижу. Ложь. Одна сплошная ложь. Смерть. Как и всегда. Как и везде. Ненавижу. Границы событий всегда слишком просты, чтобы не верить в их характер. Найденный в лабиринте мужчина умер. Он умер, будто бы и не жил. Отец любил свою дочь и жену, но их не было рядом уже давно. Одиночество отнимает силы. Ненавижу. Все кончено, мы ничего не смогли. Простите меня. Ненавижу. Ненавижу себя. Вот-вот — и близко, но нет. Ложь. Вновь. Отчаяние забирает остатки. Ложная надежда. Вновь. Вина и совесть больше не нужны. Лишь брак да тень прошлого. Следы существования в угоду чужой истории. Теперь лишь дождаться конца. Никакой надежды. Заслуги нет. Думаю, ты, читатель, вряд ли найдешь все письма. Их много, путь был трудным, знаний избыток. Но если это будет единственным, то знай, жизнь должна иметь смысл. Моя больше не имеет. Бродить среди пыли. Взирать на закат, мечтая уйти вместе с лучами. Пора идти, не хочу сидеть и ждать. Куда-то вперед, забыться, спрятаться от злобы. Несправедливо остальным, заслуженно для меня. Так много хочется поведать на этих страницах. История большая, имена любимы, трагедии непростимы. Вина на мне. Но лучше умолчать. Как и с этим отцом. Кому я это пишу? Наверное, для себя. Одиночество всегда рядом. Так хочется поделиться, но нельзя. Ставки слишком велики. Прости за это. Тело осталось без должных похорон. Отец был хорошим, такое видно сразу. Любовь вела его, возьму пример. «Любовь в наших руках на мгновение, но мы в ее власти до конца». Когда-то моя мать такое говорила. Часто. Ее вело любопытство. Считала себя большим, чем жизнь. Верила в свою власть. Веры было достаточно. Но загадкой служила любовь. Думаю, она имитировала ее. Доказательств много. Мне этого хватало. Привычка сильнее, чем правда. Мать была сложной, но понятной. Отец же был доступным, но невозможным. Всегда на своих сюжетах. Изучал, чертил и забывал. Потом по новой. Их союз не имеет аналога в природе. Дурман друг для друга. Никогда не понять их. Лишь имитировать. Меры личности провоцировали реакцию. Разрушение оправдывало строительство. Можно еще много про них сказать. Но есть главное — родитель любит иначе. Понять это индивидуальное чувство невозможно. Перекройка полотна не нужна ребенку. Ненавижу их за это. Вмешательство. Мы не должны быть такими. А может, и должны. Не знаю. Уже ничего не знаю. Выкинь эти письма. Сожги их. Я больше не могу. Хватит. Все рушится. Один шаг играет роль. Мать говорила, что спешка губит. Лабиринты доказывают ее правоту. Или же наоборот? Все. Хватит. Мысли путаются. Смерть идет за мной. Всегда шла. Если бы ты знал количество. Мои руки в крови. Хорошо помню раскол. Мать хотела помочь, отец — наказать. До сих пор он был прав. Вижу это вокруг. Мать призывала жить, отец учил системе. Если ты на месте — живи, мешаешь — уйди. Но если и то и другое? Всю мою жизнь именно так. Бесконечные волны колебаний. Ненавижу это. Вся жизнь — поиск стабильности. Поиск своей точки в плане. Вселенная устроена иначе, ничего не лишне. Я лишний штрих на картине. Отец был прав. Брак. Обычный брак. Провокатор хаоса.
