и если бы не вставший между ними Малой, вытянувший руку перед агрессором, то акт насилия свершился бы непременно. Настя уткнулась в ладонь Малого, в ней кипело жалостливое отчаяние лишенного всего и вся человека, которому осталось лишь грызть путь к свободе от навязанных условий существования.
— Такого я от тебя не ожидала, — с неприкрытым презрением сказала Люба.
— Я знаю. — С каждой секундой раскрытия мотивов Настя словно обрастала броней, укрепляя свои убеждения довершить задуманное. — Мое потакание твоей бредовой идее поговорить с Кассандрой можно назвать ложью — да, но я бы придала этому статус «решительные меры». Потому что я знаю, чем обернется подобная жалостливая инициатива! Мы все знаем! Вновь известие, там и потакание малому шансу перестроить причины и следствие, дабы выкроить самый маленький шанс добиться мнимого успеха. И не надо, пожалуйста, не надо здесь меня убеждать в том, что это важно и все связано… Хватит! Ты не лучше Бэккера, да даже хуже — его хотя бы зло космоса волновало, хоть что-то, пусть и путем личной мести, но все же это должно было помочь человечеству. А ты просто использовала нас, использовала его и даже Козырева, чтобы в нужное время свершить личное… что-то, что-то личное, хотя я не могу не напомнить, что шансов помочь нам всем в конфликте с Бэккером у тебя было предостаточно, но ты лишь плыла по течению. — Настя чуть успокоилась, подведя к главной, бескомпромиссной перед любыми доводами мысли. — Мы все проиграли. Раз ни Бэккер, ни ты, никто из вас не хочет спасти этот мир, то это сделаю я. Я вернусь в прошлое, до Бэккера, и до гибели Монолита, и до того, как все вышло из-под контроля.
Люба пронзительно смотрела на Настю, и от испытываемого презрения не осталось и следа — перед ней был человек, которого она понимала на своем опыте слишком хорошо.
— Ты злишься не на меня — на себя. Потому что еще не приняла факт своего желания оставить прошлое и жить дальше — чувства вины и ответственности мешают. Но это пройдет, поверь мне, я знаю.
— Лицемерка. Ты сама не можешь отпустить прошлое, тянешься к этой Кассандре, хотя той наплевать на тебя. Оцелот очень верно подметил, сказав, что будь у той желание, уже давно бы здесь…
— Это может быть важно. Мы не знаем всей картины…
— Вот, началось — очередное оправдание, лишь бы верить, да? Иначе у тебя ничего и не остается, кроме веры. Как ты там Бэккеру сказала: «вера — единственная равнозначная валюта»? Очень удобно иметь двойные стандарты. А еще учишь меня чему-то, лицемерка.
— Я не могу позволить тебе менять прошлое — точка.
— Да знаю я! Видела все своими глазами изнутри! Но раз уж выбирать, то я лучше рискну, так будет шанс спасти не только Монолит, но еще и моему папу, моих друзей и семьи этих друзей. Мы хотя бы знаем историю падения Монолита, а что даст твоя Кассандра? Придумает оправдание действиям Варвара, введя новую иерархию зла или угрозы? А вы не думали, что этот ваш бог просто наплевал на вас, и на меня, и на всех, потому что создал новую форму жизни?! Она защищает его, мы это с тобой хорошо видели. «Слово Свидетеля», ага, конечно. Что толку, если его никто не услышит?
— Ты хотела этого с самого начала. Ради этого ты пошла с Бэккером — чтобы заполучить Осколок и переписать историю.
Люба озвучила открытие, удивившись не самому факту такого решения, а тому, как слепа она была, упустив это ранее. Настя хотела уже увести взгляд, но, более не имея причин бороться с этим наваждением, начала говорить медленно, наконец-то принимая все как есть.
— Все это и остальное стало… стало чужим после смерти папы… и лишь усугубилось со смертью Андрея… Я боролась, правда, я старалась выживать и адаптироваться, но… Похоже, я не настолько сильна, чтобы оставить все как есть, имея шанс исправить прошлое. Лишь здесь, с тобой и Оцелотом, получив в руки этот шанс, я поняла, что да — это единственный разумный вариант, который меня устраивает. И я знаю, что ты воспользовалась этим моим порывом, дабы спокойно собирать свои ориентиры, пока я перебираю для тебя возможности. Только мне не ясно, какое тебе дело до меня, Монолита и всех остальных? Ты чужая для нас, мы чужие для тебя. Хочешь поговорить с Кассандрой? Я не могу тебе это позволить. Раз ты не думаешь о своем доме, семье или еще чем-то, то значит, все пропало и у тебя ничего не осталось. Что бы тебе ни сказал этот твой бог, не мой, а твой! Тебе будет мало. Я согласна с Оцелотом, ей плевать на нас. Так что давай уже вернемся в прошлое как можно раньше, чтобы предотвратить гибель колонии, потому что раз мы можем это сделать, значит, мы должны это сделать!
Последние слова вызвали в Любе всплеск жгучих воспоминаний, подходящих под личное оскорбление больше, чем раздражающая глупость молодости. Она вцепилась в значительно более взрослый взгляд Насти так, как будто бы смотрела в зеркало, выискивая уже известный ответ внутри самой себя. Люба видела перед собой не Настю, а свою версию из молодости, версию, судьбу которой можно было изменить простыми словами… Упустить вновь этот шанс равнозначно предательству самой себя.
— Ты не хочешь этого. Ты думаешь, что хочешь, потому что этот вариант разумен пользой для остальных, но не для тебя. И ты считаешь это правильным лишь потому, что без этого останешься одна. Твое благородство и трепетная забота о жизнях других заполоняют пустоту одиночества, позволяя заглушать страх перед чистым, неизменным будущим. На самом деле ты хочешь забыть все это и чтобы оно забыло тебя. На самом деле ты не хочешь вмешиваться в хронологию, потому что одного прыжка будет мало… всегда будет мало. Никогда не будет идеального варианта, всегда захочется что-то изменить. Сам процесс станет для тебя важнее, чем то, ради чего ты это делала. Самое трудное решение ныне самое верное, и ты знаешь, какое это решение.
То, что сейчас именуется Осколками, — не совсем правильная интерпретация, потому что они не являются частью чего-то цельного. Каждый из них создавался самостоятельной единицей. К сожалению, мне неизвестен процесс их так называемого производства, что не удивляется от знания ценности столь уникального инструмента манипуляцией пространством и временем. Могу с уверенностью утверждать — Осколок является вершиной их технологического развития, доступного лишь
