— Италия! Вот как зовут мою девочку! — захохотал Брэд, стискивая мне руку. — Италия, кто тебя так окрестил?
Италия обиженно поджала губы.
— Напрасно! — хохотал Брэд. — Для обид нужны губы Нойс, а таких губ, как у Нойс, ни у кого нет. Я правду говорю, Герб?
Я перевел взгляд на подругу Италии. Ей было, наверное, за тридцать, но возраст ее не портил. Круглое лицо, пышные белокурые волосы. Черная блуза с длинными рукавами, застегнутая до подбородка, наконец, шорты… Она была мне по плечо, но для ее роста ноги у нее были длинные. В довершение ко всему, она не пользовалась никакой химией. Настоящее ископаемое по нашим дням, но какое очаровательное ископаемое!
Я засмеялся в тон Брэду:
— На берегу мы решим массу вопросов.
Брэд под столом решительно пнул меня, но я его не понял:
— Старый Флай даст снасти. Мы поедем рыбачить. Вы любите рыбу?
Италия странно, чуть ли не с испугом взглянула на Нойс, но в этой женщине впрямь было что-то необычное. Выдержав паузу, она произнесла:
— Я не люблю рыбу. Но я люблю океан.
— И правда, Нойс! — загорелась Италия. — Я сто лет не раздевалась на берегу!
Возвращаясь в отель, я снимал Итаку.
Исчезли сады. Исчезли коттеджи. Вымерли сосны и пальмы. Камень и бетон покрыли землю. Унылый пейзаж. Было над чем задуматься.
Проезжая мимо уже знакомой мне клиники, я притормозил. Привратник подозрительно поднял голову, но эмблема “СГ” на автомобиле его успокоила.
— Как здоровье патрона? — осведомился я.
— Имеете в виду доктора Фула?
— Разумеется.
— Доктор Фул здоров, — холодно ответил привратник.
— Сколько лет доктору Фулу?
— Зачем вам это?
— В его возрасте не так просто оправиться от побоев, а?
— Кто вы такой?
— Не имеет значения.
Привратник потянулся к звонку, но я дал газ и клиника сразу осталась где-то позади. Я знал, привратник передаст наш разговор доктору Фулу, а, значит, доктор Фул будет знать, что им кто-то интересуется.
Едой мы запаслись у Флая.
Этим занималась Нойс.
Мы не сделали ошибки, доверив ей это дело. С Нойс старик не торговался. Мы получили все, что хотели, а старик от себя присовокупил какие-то приправы. У него же я взял и спиннинги.
Туман рассеялся, легкий ветерок гнал по шоссе клубы пыли. Я курил, вел машину, развлекал обеих девиц, смешил Брэда, и все время снимал.
Безрадостные овраги, голое шоссе, пустые поля, подушка газов, придавившая город — я снимал все. И удивлялся: неужели мы не встретим ни одной рощицы?
Ответила Нойс:
— Последнюю вырубили лет пять назад. Да и не деревья там были… Так… Рыбьи скелеты…
— Лесам трудно устоять перед пустыней, — кивнул я в сторону серых дюн.
— Пустыня тут ни при чем. Рощи вырубили.
— Почему? — удивился я.
— А почему люди бьют стекла в покинутом доме?
Я не понял, но одобрительно хмыкнул.
За поворотом открылся океан. Низкие, прибитые ветром, зеленые от тухлых водорослей, песчаные косы. Даже чаек не было!
Много лет назад я жил тут же. Но тогда на берегу росли деревья, а прыгая с лодки, ты сразу попадал в зеленый прозрачный мир чистой океанской воды. Вода упруго давила на уши, выталкивала наверх, к чайкам, к свежему ветру… А сейчас… Даже песок помрачнел, превратился в бесцветную грязноватую пыль, перемешанную с обломками плавника, осколками стекол, пятнами неопределимой дряни…
“Наплевать! — сказал я себе. — Тогда в детстве я был нищ. Я хотел есть. Я перед всеми унижался. Пусть исчезла чистая вода, пусть воздух пропах пакостью и птиц больше пет. Зато я на ногах, зато имею деньги, зато могу убраться отсюда, куда захочу. Какое мне дело до того — что стало с Итакой моего детства? Наплевать! Наплевать! Трижды наплевать!”
— Ищи ручей, — подсказал Брэд. — Нам нужна вода. Без деревьев мы обойдемся.
Через бревна, перекрывшие ров, я вывел машину на пляж и сразу уперся в бетонный желоб, по дну которого струились жирные, мертвые ручейки. Отталкивающее зрелище! Нойс не выдержала:
— Герб, почему вы не повезли нас в западный сектор?
— Думаете, там лучше?
— Уж, наверное, не так пусто.
— Не думаю, — вмешался неунывающий Хоукс. — Не все ли равно где веселить сердце? — и жадно обнял Италию, очень удачно оказавшуюся у него под руками.
…Наконец я нашел место для стоянки — под серой песчаной дюной, невдалеке от приливной полосы. На песок мы просто бросили тент, Брэд и Италия разошлись во всю — бесились и горланили вволю.
— Ну, — спросил я хмурящуюся Нойс. — Есть проблемы?
— Здесь недавно была машина, да?
— Да, — кивнул я, осмотрев следы на песке. — Она явно была хорошо загружена.
— Они вывозили пьяную рыбу…
— Не нас же! — хохотнул я, ничего не поняв.
Нойс с затаенным страхом и насмешкой взглянула на меня. Она действительно чего-то боялась, она нервничала и посматривала в сторону шоссе. Это не шло ей. Я тоже нахмурился:
— Когда ты была здесь последний раз?
— Лет семь назад, — неохотно ответила Нойс. — Видишь, вон тянутся трубы — прямо в океан. Это выходы с комбината, Герб. Говорят, наши химики в чем-то там просчитались, эти сбросы с комбината убили океан, он умер.
— Океан не так легко убить.
Будто подтверждая мои слова, крупная рыбина, глянцевито блеснув, выпрыгнула высоко в воздух и рухнула обратно, подняв столб брызг.
Нойс неодобрительно усмехнулась:
— Ты правда собираешься ловить рыбу?
— Хватит глупостей, Нойс!
— Оставь спиннинг.
— Но почему?
— Войди в воду, и поймешь…
Ее глаза выражали столь явную неприязнь и насмешку, что, оглядываясь, я вошел в воду, — по, щиколотки, по колено, по пояс. Ноги сдавило маслянистым теплом и тяжестью, кусочки битума, нефтяные пятна закрутились в потревоженной воде. А у самого дна, в темной колеблющейся мути, проявилось что-то черное, движущееся, Только усилием воли я заставил себя стоять на месте. А темная, кривая, судорожно подергивающаяся тень все приближалась и наконец холодно ткнулась мне в ноги. Я различил — рыба! Крупная рыба! Она неуверенно дергала плавниками, странно горбилась и поводила выпученными телескопическими глазами, не обращая никакого внимания на мои протянутые к ней руки.
Я осторожно провел ладонью по скользкой горбатой спине.
— Ты права, Нойс. Нет смысла охотиться за самоубийцами.
