тазы. Та и вправду дала девушке таз и даже взялась искать тряпку, что значительно упростило Патриции работу. Она вместе с прачкой и найденным где-то обрезком старой простыни вернулась к госпоже Сиэлле и ее сыну, внося в комнату небольшой таз и ожидая следующих указаний. Однако их не последовало. Госпожа, забрав тряпку у прачки, намочила ее в прохладной воде и принялась самостоятельно обтирать сына, и только сейчас Патриция заметила, что на поверхность кожи мальчика начал обильно выделяться пот.
Спустя пару мгновений в комнату вошел Локер в сопровождении доктора, и прачка, почувствовавшая себя здесь очевидно лишней, спешно ретировалась. Хозяйка дома наконец-то оторвалась от своего сына, но только затем, чтобы передать его в руки врача, быстро смекнувшего, что к чему. Мужчина молча осмотрел Бена, уделяя особое внимание его сожженной коже, дергающимся конечностям и зрачкам. Мальчик же тем временем почти полностью открыл глаза и был готов что-то сказать, но из его рта не вырвалось ни звука, отчего он испуганно уставился на мать, а потом и на доктора, склонившегося над ним.
— Тише, Бенедикт, не торопись, — проговорил последний, пытаясь упокоить напуганного мальчика. — Не нужно пытаться сейчас что-то сказать, твои голосовые связки скорее всего еще не пришли в норму, потому что, вероятно, они тоже немного пострадали из-за большого количества дыма, что ты наглотался. Но они точно будут функционировать, — он повернулся к Сиэлле. — Его нужно будет пару дней попоить теплым молоком.
Бен был все так же напуган, но позволил себе расслабиться и не делал больше попыток заговорить или встать с кровати.
— Видимых нарушений, кроме поврежденной кожи, на теле у мальчика нет, так что он вполне сможет жить как прежде, однако есть одна вещь, которая меня немного беспокоит, — доктор слегка понизил голос и сделал всем присутствующим знак покинуть комнату вместе с ним и не беспокоить пока что приходящего в себя ребенка. Сиэлла при этом кинула встревоженный взгляд на Бена, но вышла вслед за доктором. — Понимаете, у вашего сына все эти дни было крайне странное состояние, напоминающее кому, наступившее, очевидно, после сильного удара головой при падении в камин. Однако, удар не был настолько сильным, чтобы потеря сознания была настолько длительной. У меня есть все основания полагать, что причиной такого состояния стало что-то другое. Ни я, ни коллеги, с которыми я пытался обсудить данный вопрос, не смогли до конца понять природу данного явления. Есть только предположение, что ваш сын был отравлен каким-то сильнодействующим веществом, оказывающем влияние на работу мозга, но из-за того, что доза была подобрана не совсем верно, оно не сработало в должной степени. Получение сильных ожогов, сотрясения и болевой шок могли только наложиться на большую концентрацию данного вещества в организме ребенка и привести к подобному. Но все это лишь наши догадки. И, к сожалению, мы никак не можем проверить нашу теорию. Возможно, эта информация будет как-то полезна для вас, детектив.
Доктор кинул быстрый взгляд на комнату, в которой до сих пор находился Бенедикт и покачал головой, давая понять, как сильно его удручает сложившаяся ситуация.
— Большое спасибо за ваше участие, — заговорил Норман, обращаясь к врачу. — На самом деле, очень многое хотелось бы обсудить наедине с самим пострадавшим. Когда он будет способен говорить?
— О, уже через пару часов, я полагаю, — откликнулся доктор. — Но, думаю, лучше дать ему, как минимум, сутки, чтобы прийти в себя и принять то, что случилось, учитывая, что теперь половина его тела почти полностью покрыта шрамами. Я полагаю, вы самостоятельно сняли повязки с лица?
Последний вопрос был обращен уже к госпоже Сиэлле. Та стояла некой молчаливой статуей, и на ее лице читался огромный отпечаток всех бессонных ночей, что она провела рядом с Беном, но она мгновенно отреагировала на вопрос доктора.
— Да, я сняла их, потому что Бен внезапно начал потеть, — ответила она, и в голосе ее ясно звучала усталость, хоть она и пыталась бодриться.
Сиэлла продолжала держать лицо, несмотря ни на что. Она была воспитана в королевской семье и не могла позволить себе расплакаться прямо сейчас, перед всеми этими людьми. Нужно терпеть. Она терпела даже тогда, когда Патриция принесла покрытое волдырями и кусками сожженной кожи тело сына к ее кровати, глядя на нее с бессилием в глазах. Сиэлла могла позволить себе поплакать только тогда, когда оставалась наедине со своим сыном, лежащим почти без признаков жизни, укутанный в одеяло и множество бинтов. Сейчас она готова была плакать от облегчения. Но не могла. Ничего. Перетерпит и это. Все в порядке.
Вспоминались ночные истерики, за которые ей было ужасно стыдно перед Бигером, который просыпался от каждого ее крика. Но Сиэлла научилась держать себя в руках даже тогда, когда ей вновь казалось, что Бен совсем перестал дышать.
— Доктор Реден, спасибо вам за все, что вы для нас сделали, — проговорила она, проглотив все невырвавшиеся наружу чувства. — Вы нам невероятно сильно помогли. Мы уже обсудили оплату, но может, я могу вас еще как-то отблагодарить?
— Не стоит, — мягко улыбнулся доктор. — То, что я смог вам помочь, уже заставляет меня чувствовать себя отблагодаренным. Нам стоит вернуться к Бенедикту. Я объясню, как теперь вам стоит за ним ухаживать, пока его организм полностью не восстановился, и, думаю, на этом мы сможем закончить.
Госпожа Сиэлла кивнула, и с доктором они вернулись в комнату, оставив снаружи недоумевающую Патрицию и глубоко погрузившегося в свои мысли Нормана.
— Так Бенедикт был отравлен? — девушка обратилась к детективу, надеясь на то, что тот что-то понял, и слова доктора действительно стали для него зацепкой.
— Скорее всего, — неоднозначно ответил мужчина. — И скорее всего это означает то, что Линст все это время узнавал о преступнике не у тех людей.
— Я могу чем-то помочь?
— Не думаю… — Локер задумался еще крепче и наконец, быстро преодолев расстояние от комнаты до входной двери, схватил пальто, висевшее на вешалке, выбежал наружу, оставив Патрицию в полной растерянности стоять посреди коридора. Девушка впервые не представляла, что ей делать дальше. Привыкнув, что она выполняет чьи-то указания, она внезапно столкнулась с тем, что в данной ситуации вообще никому не нужна.
Взглянув на огромные настенные часы, Патриция выяснила, что время обеда, до которого сейчас вообще никому не было дела, давно прошло, и она могла бы сходить на кухню и перекусить чего-нибудь там или попросить повара разогреть что-то из уже приготовленного, но есть совсем не хотелось.
Нужно найти Нику. Но стоит ли ей рассказывать о произошедшем? Она надеется поймать преступника
