необдуманно в снег.
Я была в домашних туфлях и промокла мгновенно, но все равно сделала шаг, затем другой. Лес был таинственен и спокоен, черно-белый, тени деревьев от лунного света полосовали нетронутый снег. Ни следа, мне ничего не угрожает. Я всего лишь хотела взглянуть, кто правит моим экипажем. Каретой, которая везет королевские подати. То, что должно кому-то казаться королевскими податями. Но кому?
Оборотни… Кто ранил Филиппа? Другой оборотень, обычный зверь? Как все, живущие в нашем доме, знали об этом и молчали, или они держали язык за зубами не потому, что опасались Филиппа?
Кого еще не было тогда, когда напали на крестьянина, на Летисию, на самого Филиппа?
Кто охранял меня… от другого оборотня?
Беги, беги… как умоляла Летисия. Внутри все не так.
Я не знала причин, но могла предположить, что на самом деле происходит. Подати, в них было все дело, а еще в том, что остаться должен кто-то один. Старый самец, как это случается у зверей, и молодой сильный вожак. Тот, кого не было здесь уже много лет. Который женился, возможно, с какой-то целью, и эта цель мне тоже неведома, хотя она может быть проста – передать кому-то богатства, которыми владеет семья. Так все и есть, но сначала будет схватка.
Я успела пробежать несколько ярдов, когда экипаж неожиданно тронулся. Слишком медленно, слишком, что бы ни задумал мой муж, мне лучше скрыться. В темноте, в снегу, легко одетая, я выживу еще раз под лунным светом, я знаю, где укрытие, в котором меня ждут очаг и защита. Оно недалеко, а я опять борюсь за свою нелепую жизнь.
Я вновь увидела тень. Быструю, словно молния, мелькающую меж деревьев, и нет, я не смогла бы догнать карету, не стала бы догонять ее, но могла же я крикнуть? И выдать себя. Стоп, у меня ведь в руке пистолет.
И четыре выстрела я могу сделать еще до того, как моя жизнь оборвется. Я не напрашивалась ехать сюда, меня не спрашивали ни о чем, просто швырнули и сразу забыли, и это значит – я могу защищаться.
Мой муж дал мне в руки оружие – пусть не мне, Джеральдине, но он допускал, что на леди Вейтворт кто-то набросится, а все выстрелы попадут точно в цель. Я сбежала, нарушив его непонятные планы, но этим я могла спасти себя еще раз.
Я будто слышала хриплый басок – полковник ворчал на нас по-доброму, наверное, полагал, что все, на что мы способны – не свалиться с коня. И я не знала, как стрелять из этого пистолета, отличается он от ружья или нет, но, кажется, все сделала правильно.
Выстрел разорвал тишину, пуля выбила щепки из дерева, грохот пробудил воронье, раздраженные птицы заметались черной беспорядочной тучей, хлопая крыльями, а тень неумолимо приближалась ко мне.
– Не стреляй в меня, дура!
– Томас? – просипела я враз севшим голосом. Ясные, я чуть не убила ребенка! Или здесь давно нет детей?
Кто бегает по лесу в полнолуние?
Я развернулась и бросилась прочь по тракту. Совсем как в прошлый раз, но теперь на ногах у меня были туфли, и я мчалась босая – одна туфля слетела сразу, вторую я скинула, она мешала бежать. Холод ничто по сравнению с дыханием смерти, смрадным и ледяным.
– Стой!
Нас не слышали. Я оглянулась – Томас несся за мной и был близко, так близко, что мне уже не уйти, а карета рванулась с места. Мой первый и неудачный выстрел, возможно, послужил сигналом, который я не вовремя подала, но у меня оставалось еще три в запасе.
Пистолет заклинило. Я никак не могла нажать на ту самую выступающую железку – помнила бы я, как она называется! – чтобы выстрелить. Или я делала что-то не так, только Томас не знал об этом.
– Отсюда я не промахнусь, – выдохнула я, наводя на него оружие. – Стой, или я убью тебя.
В этой глуши они все заодно, это логово монстров, пробуждающихся от луны. Сейчас в обличье людей, но кто знает, как все обернется минутой позже. Томас, Джаспер… может быть, Алоиз все еще человек, но ему отсюда некуда деться? Юфимия? Потому она убежала? Поэтому мой муж пытался спрятать меня?
Но он не отпустил бы меня с Филиппом?
А Филипп, раненный, спит в усадьбе?..
– Ваша милость? – опешил Томас. Он смотрел на меня и видел как будто чудовище – но меня ли на самом деле? – Ваша милость, как вы здесь…
Я почувствовала, что ноги немеют. Страх устраняет и боль, и стыд, но мне уже не было страшно. Томас был удивлен и испуган не меньше меня тем, что перед ним была я, не Джеральдина.
– Где охотничий домик? – прохныкала я, кусая губы и чуть не плача. Все было напрасно и глупо, но ничего нельзя повернуть вспять.
– Он далеко отсюда, миледи, вы не дойдете… ой, вы же босая! Джаспер…
Договорить он не успел. Издалека – нет, совсем рядом – донеслись крики и выстрелы, лошадиное ржание, лунной ночью все звуки казались такими близкими, я перепуганно вцепилась в доху, собрав ее на груди, и всхлипнула. Томас поспешно принялся снимать лыжи.
– Я… я… я не умею! – отчаянно крикнула я, но Томас не слушал. Он резким движением отправил лыжи ко мне, и две короткие толстые доски легли у моих ног.
– Ох, – Томас рванулся ко мне, упал на колени. – Да помилуют меня Ясные, его милость точно велит меня после этого выпороть, давайте сюда…
Я не чувствовала, что он творит, а Томас хватал мои голые ноги и всовывал в крепления из веревок. Я вслушивалась в схватку там, куда умчалась карета. Нет звериного рыка, но это еще ничего не значит. Кто-то стрелял, кто кричал, почему ржали лошади?
– Скорее, ваша милость, скорее… – Руки его дрожали, они были теплыми, несмотря на то, что Томас был без перчаток, но какие перчатки нужны крестьянскому мальчику? – Бегите! Бегите же, ну!
Я упала, стоило ему легонько меня подтолкнуть. Но понимала, что надо подняться, иначе… нет, ржание лошадей – что-то тут не так. Они не ржали, когда превратился в зверя Филипп.
– Бегите!
Это слово стоило бы выжечь на моем личном гербе.
Я бросила пистолет в снег. Я все равно не умею с ним обращаться.
Бежать оказалось легко и больно невыносимо. Чужие, неуклюжие ноги резало острым льдом, я боялась взглянуть на снег – мне казалось, он залит кровью.
– В лес! Бегите в лес!
Снова в лес,
