снова ночью, но сейчас нет метели, льет прозрачный и призрачный свет луна, и что-то творится страшное. Выстрелы и крики больше не повторялись, только ржание все еще раздавалось. Я опять споткнулась, вскочила, размахивая руками, подбежала к обочине и упала грудью в сугроб, осознав, что не смогу скрыться под сенью деревьев. Лес был не согласен беречь меня – он карал меня за то, что я сюда сегодня явилась. Слишком глубокий снег, и мне не пройти.
Ноги не слушались, как у младенца или тяжело больного человека, я не чувствовала уже ничего, даже холода, – наверное, стало теплее. Я махала руками, кричала и плакала. Что я натворила, зачем я заперла Джеральдину, зачем заняла ее место, оно ее, а не мое, но куда ей бежать в моем платье, она не может в нем толком ходить, но она не должна была никуда убежать, о чем я думаю, Ясные, это моя последняя ночь, ее я не смогу пережить!
Нельзя смеяться в лицо божествам, бахвалиться, как мне уютно во Тьме, Ясные не простят, а Тьма не поможет, будет лишь ждать меня в своей ледяной насмешливой вечности. Я ведь больше ее не боюсь? Я уже бегу по Тьме? Все точно так, как писали в книгах – холод, ночь, белый свет, чтобы грешники видели, за что они так страдают?
Откуда те, кто писал книги, знают, как выглядит Тьма? Они забыли упомянуть, что там раздается набат, кто-то бьет размеренно и непрестанно, словно лошади несутся на меня и собираются растоптать…
Ржание прямо над ухом заставило меня шарахнуться в сторону. Я не удержалась, упала в который раз, расплакалась беспомощно, готовая к любым наказаниям, только бы меня забрали из Тьмы. Из проклятого снега, из холода, из отчаяния, плетьми вышибли бы непокорность и дурь из моей головы и измученного тела.
И Ясные услышали мои молитвы. Сильная рука схватила меня за плечо и рывком втащила в экипаж.
Меня швырнули на сиденье, дверь захлопнулась, и карета рванулась вперед так резво, что я не удержалась и завалилась на бок. Удушливо пахло порохом, талым снегом и кровью, чадила масляная лампа – одна из трех, я видела грузную тень и расплывшееся под потолком пятно тусклого света.
Меня похитили. И там, где уже смердит кровью, не будет помехой еще одна смерть.
Стоило мне немного выпрямиться и поднять голову, как меня ударили по лицу с такой силой, что я вскрикнула, и не успела опомниться, как удар пришелся с другой стороны. Я отлетела в угол, сквозь непрекращающиеся слезы всматриваясь в растекающийся полумрак.
Кто-то рывком содрал с меня лыжи, поранив и без того сбитые ноги веревками, и я испытала боль, хотя мне казалось, что ступни совсем потеряли чувствительность от холода. Я прижала ладонь ко рту – губы мне разбили в кровь.
– Ты ей мордашку не порти, старая ведьма.
– Вот дрянь, сбежала.
Юфимия вцепилась мне в волосы, шипела, угрожающе сдвинув брови, но это было совершенно излишне. Я без того парализована болью и страхом.
– Куда побежала, дура? В лес? За смертью? Зачем далеко ходить?
Я попыталась помотать головой. Легко сделать нехитрый жест, но не тогда, когда в волосы впились мертвой хваткой. Юфимия дышала мне в лицо, и я зажмурилась, терпя отвратительный смрад и смиряясь с абсолютной беспомощностью.
– Ладная, нетронутая, красивая, – продолжала Юфимия, перебирая пальцами мои волосы почти с материнской нежностью. – Твое тело возьмут за любую услугу. Ну, потрепят немножко, потерпишь пару часов, все не в зубах волчьих помирать. Посмотрела бы я, как ты визжать будешь…
«Лучше убейте», – подумала я и не произнесла это вслух. Признайся я в своем страхе, и тот, кто правит сейчас экипажем, обесчестит меня прямо здесь.
– Где твой муж?
– Я не знаю, – пролепетала я едва слышно. Говорить с разбитыми губами было мучительно. Юфимия оттолкнула меня, и я ударилась головой о стенку кареты.
Это меня отрезвило. Словно кто-то всевластный милосердно, подобно волшебному зелью, влил в меня то, что спасало уже не однажды, – злость. Я открыла глаза, видя все вокруг в хаотичном танце – стены, робкий, грозящий вот-вот померкнуть свет, Юфимию, излучающую торжество.
– Так не знаешь, где мой муж, – усмехнувшись сквозь боль, прошипела я ей в ответ. – Говоришь с леди-рыцарем, непотребщина грязная!
Кто-то вселился в меня, иначе я это объяснить не могла. В жизни ни разу я не позволила себе подобную низость. Ладонь была не моя, и удар был не мой, а затем я схватила Юфимию за патлы точно так же, как она меня минуту назад, и метнула взгляд на смирно сидящего Томаса.
– Кто все это придумал, паршивка? – крикнула я. – Кто из вас опрокинул мою карету? Ты? Нет, ты была в доме. Чарли? Это он поставил полозья вместо колес. Где тело Летисии? Говори!
Я поймала момент, когда Юфимия отошла от шока. Недоумение в глазах сменилось дикой ненавистью, но я уже знала, как не дать ей разгореться. Вторая пощечина – Ясные, неужели мне нравится бить людей? – а потом я завопила:
– Не сметь сидеть при мне! На пол!
Поведение, недостойное леди. Крики, рукоприкладство, проявление воли. Но я была леди-рыцарем перед теми, кто не знал, где мой муж. Леди Вивиан Берд и леди Имоджен Кларк держали свои земли железной рукой, и я с неизвестно откуда взявшейся силой спихнула Юфимию на пол, а Томас только молча подвинулся в сторону.
– Вы все заодно, – сказала я, опять запустив пальцы в патлы Юфимии. – Ты, Филипп, Чарли, кто еще? Джеральдина? Джаспер? – Я бросила на Томаса полный презрения взгляд. – Мерзкие отродья. Подлая чернь. Польстились на подати?
Томас хотел помочь мне бежать. Что-то не сложилось, или то, что он сделал, было не просто так.
– Ты зачинщица?
Я понимала, что, если она опомнится, если Томас решит вмешаться, мне несдобровать. Меня изобьют, смертельно ранят и вышвырнут на мороз. Но я знала, что терять мне уже нечего.
– Если бы, – Юфимия скрипнула зубами – я тянула ее за волосы, она находилась ниже меня, на уровне моих дрожащих колен, что давало надежду – ей сложно сопротивляться. – Филипп все придумал. Из-за этих податей. Выдумал зверя. А я говорила, что хватило бы пятен в доме. Теперь вот полиция. И королевская армия.
Армия, которой нет до сих пор. Потому что началась вьюга, потому что Филипп еще тогда знал, что военные не успеют. То, на что так рассчитывал майор – или нет, или это тоже уловка.
