Сервер и дракон - Ханну Райяниеми

– Приношу все возможные извинения, но это необходимо, – говорит Дюпре, – я давно сражался с ним. Пора уходить. Куда-то, где три солнца.

Я слышу отрывистый стук клавиш.

Я изо всех сил пытаюсь дотянуться до пистолета, но гораздо легче сдаться теплу, которое разливается в животе. Я падаю на диван. Мягкая поверхность поглощает меня.

Когда мир сдается и решает исчезнуть, раздаются стон и грохот. Как будто с корнями вырывают из земли каменное дерево…

Меня как будто крутят на карусели на школьном дворе. Постепенно я узнаю ощущения. Тренировка свободного падения во Флориде три года назад: тридцать второе стремительное погружение в чрево рвотной кометы.

Жесткая рука нежно касается моего лица и что-то прижимает к губам: трубочку.

– Держите, – говорит голос Дюпре, и в руке у меня оказывается картонная коробка. Апельсиновый сок идет не в то горло, я кашляю и отплевываюсь. Ощущение удушья внезапно включает свет в темном пространстве моей головы. Я открываю глаза, моргаю от яркого света и вижу идеально круглые капельки сока, плавающие в воздухе. За ними маячит лицо Дюпре, похожее на исковерканную луну.

– Вы справляетесь лучше своего деда, если вам от этого легче.

– Что, черт возьми, происходит? – выдавливаю я.

– Ну, мы примерно в пятнадцати астрономических единицах от Земли, движемся со скоростью 0,1 скорости света. Я бы поехал быстрее, но мы пока не вышли за пределы гравитационного колодца Солнца. В шаровом скоплении М75, за Млечным путем, есть планета, похожая на Землю. Надеюсь, это будет достаточно далеко.

Он сумасшедший. Я тянусь к пистолету. Разумеется, он заткнут за пояс Дюпре.

– Я не собирался похищать вас, мисс Лерой. Вы должны быть благодарны. Я даю вам возможность избежать того, что грядет.

Я изо всех сил пытаюсь прочистить голову. Это моя работа – думать о невозможном. Я должна с этим справиться.

Я оглядываюсь. Гостиная Дюпре не изменилась, за исключением того, что мы теперь парим под потолком. Пустота дома приобретает смысл. Я впервые замечаю, что мебель привинчена к полу.

Ставни закрыты, но по краям виднеется какое-то странное свечение, будто нефть разлили на воду.

Это наверняка учебное упражнение. Может быть, они отправили меня на МКС. Или мы в рвотной комете, и все закончится через 30 секунд. Может быть… Но нет. ETINT – малобюджетная организация, вынужденная довольствоваться крохами со стола АНБ. Они бы этого не сделали. Это галлюцинация. Или виртуальная реальность. Или… чертова бритва Оккама.

Я смотрю на Дюпре, который парит в воздухе передо мной со скрещенными ногами, похожий на сморщенного Будду.

– Покажите, – прошу я.

Он снисходительно улыбается, нажимает клавишу ноутбука, и ставни открываются. На меня смотрит холодное немигающее море звезд. Они странно искажены, будто вздуты, и имеют янтарный цвет. Но они есть. Объект был просто пикселями на экране компьютера. А это… настоящее. Почему-то это меня пугает и злит одновременно.

– Вы превратили свой дом в космический корабль? – спрашиваю я, стыдясь истерических ноток в голосе.

Дюпре смеется тонким скрипучим смехом.

– Дом и около ста тысяч кубометров грунта и скальной породы. Вы в детстве не читали Жюля Верна? Джентльмен не станет путешествовать без своей библиотеки и курительной комнаты. Кроме того, ваши люди постоянно наблюдали за мной. Так было проще всего, да и технология у меня была. С 1928 года.

Он осторожно постукивает по ламповой штуке, прикрепленной к ноутбуку, и смотрит куда-то вдаль.

– Соан назвал это приводом смещения. На самом деле, все просто. Нужно локально раскачать М-теоретические модули компактификации, и ньютоновская константа изменится. Возникнет приливно-отливный градиент. – Он показывает на искажение за окном: – У этого есть полезный эффект. Стена потенциальной энергии, через которую может пройти только свет, и то только с красным смещением. Удерживает воздух: у меня в подвале системы жизнеобеспечения.

Я пытаюсь понять, что он говорит, но слова все время ускользают. Это придумали в 1928 году? Но это неважно, не сейчас.

– Я не это имела в виду, – говорю я, – почему, а не как.

– Я покидаю тонущий корабль, – медленно отвечает он. – Скоро появится Соан. Видимо, пришедшая с возрастом мудрость подсказывает, что даже тогда с ним лучше было не связываться. Одному Богу известно, кто он теперь. – Он сжимает губы в тонкую линию. – Он собирается сдвинуть мир с оси, и ваше начальство с этим ничего поделать не может. И поэтому они отправили вас ко мне, так?

– Господи, а вы всерьез боитесь этого… Соана. Откуда вы вообще знаете, что это он?

– Потому что он мыслит именно так. На ваших фотографиях – увеличенная версия самого первого корабля, который построил Соан со своим напарником Крэнстоном. Построил. Ему всегда приходилось делать что-то побольше, и он никогда ничего не выбрасывал. И да, я его боюсь. Из-за того, каков он. Он нравственный человек.

– Не понимаю.

– Я этого и не жду. Это уже неважно, мы улетаем прочь. Далеко.

Внезапно из недр машины Дюпре раздается звон, похожий на колокольчик. В одной из ламп пульсирует голубая искра. Он хмурится и пристально смотрит в экран.

Я смотрю на пистолет у него на поясе. Начинаю разыгрывать сценарий в своей голове, но у меня пересыхает во рту, прежде чем я успеваю начать. Поэтому я просто приступаю к делу, не думая, во внезапном порыве.

Я отбрасываю коробочку из-под сока, и третий закон Ньютона дает мне достаточный импульс, чтобы преодолеть расстояние между нами. Я хватаю пистолет и хорошенько толкаю Дюпре. Мы разлетаемся в стороны, и я любуюсь его удивлением.

– Хорошо, – говорит Дюпре, тяжело дыша, – хорошо, внучка Куколки. Я не собирался это использовать. Оставь себе, если хочешь.

Он держится за плечо, как раз там, куда я его толкнула, и я чувствую укол вины.

– Спасибо, оставлю. – Я щелкаю предохранителем. – А вы развернете этот… корабль. Мы летим домой.

На заднем плане снова поет М-теоретическая машина. Дюпре смиренно смотрит на нее.

– Боюсь, что нет, мисс Лерой, – морщится он. – Соан здесь.

Воздух в комнате становится горячим. Кожу покалывает. В центр комнаты выплывает призрак, полупрозрачный бесцветный образ, и я узнаю одного из мужчин с фотографии Дюпре. С напряженной челюстью и широкими плечами. Но в его глазах появилось что-то новое. Холод.

Призрак шевелит губами, и в ушах у меня взрывается шум помех. Потом шум превращается в глубокий мужской голос с мальчишескими интонациями.

– Дюпре, сукин ты сын! Еще жив? Что, такие, как ты, сделаны из сыромятной кожи и китового уса?

Призрак проносится мимо меня, и Дюпре оказывается прижат к