Я невольно порадовалась, что нас не ждет очередной кошмар а-ля Белый Храм.
— Вспомнила! — радостно сообщила Гортензия. — Там недавно был жуткий скандал. Не пугайся, — улыбнулась она заметив мою гримасу. — Всего лишь повздорили цветоводы, которые разводят кувшинки. Надеюсь, — Зи подмигнула. — управимся быстро и заскочим на распродажу в Пассаж.
— Я — с вами! — раздался за спиной звонкий голос. Я не подпрыгнула, но поставила в уме галочку: запирать за Ёршиком дверь лично, дважды проверив, что он — по другую сторону.
— Зачем. Тебе. В Пассаж? — почти не злобно спросила Гортензия брата.
— Чего? — удивился тот. — Я про детективные дела говорю. Вы же на дело идете? Кто-то должен искать улики в мусорных баках. Или ты, сестрица, сама полезешь — вся такая в шляпке и на каблуках?
— Вон! — рявкнула Зи. Поняла, что слова бесполезны и потащила брата из квартиры за шкирку.
— Хотя бы жабу с собой возьмите, глупые женщины! — крикнул на прощание Ёршик. — Она уже знает команду "Кусь!"
* * *
Минут пятнадцать мы бродили вокруг пансионов: не в поисках улик — просто чтобы полюбоваться. Ряд трехэтажных домиков, серых и бежевых, был воплощением аккуратности и респектабельности. Должно быть, летом здесь потрясающе красиво: квартал утопает в зелени, фасады увиты плющом, кусты подстрижены по линеечке, клумбы — вечный повод для соревнований между соседями. Уникальных, надо сказать, соревнований: это единственное в городе место, где цветы растут прямо в воде. А вырастить их — не просто труд, это искусство.
Увы, от плюща осталась лишь паутинка сухих стеблей, каналы были пусты, и только деревья здесь не грустили — лишившись цветов, домовладельцы придумали новый способ украсить округу: развесили на ветвях изящные фонарики. И снова, разумеется, каждый стремился перещеголять соседа. Я невольно порадовалась, что жители квартала не страдают отсутствием вкуса. Украшения — украшениями, но, когда вижу на чьей-нибудь клумбе страшилище категории "гном садовый", чувствую себя лютецианским революционером. Тем, которого вином не пои — дай покидаться булыжниками.
Нагулявшись, мы подошли к нужному дому. С улицы он был не хуже, чем со стороны канала: никаких вам садовых гномов, кусты, пусть и облетевшие, безупречны, дверной молоточек начищен до блеска. Последний, к слову, выглядел до боли знакомо: массивное кольцо торчало из пасти сердитой жабы.
— Смотри, вот это — приличное существо, — сказала Зи, заглянув в сумку. Поганку мы взяли с собой не как охранника, а чтоб накормить без последствий. Дома она упустила не менее дюжины сверчков, судя по выражению морды — нарочно. На шутку фамилиар не ответил, мы сочли это добрым знаком: окажись поблизости мощная магия — злюка бы уже надрывалась.
Постучав, мы ждали недолго: раздались решительные твердые шаги, дверь открылась и на пороге возникла женщина. Она совершенно не соответствовала названию пансиона: рослая, жилистая, с резкими чертами лица, крупным носом, короткой, почти мужской стрижкой. На лилию эта особа тянула еще меньше, чем на матушку.
— Мест нет! — отрезала носатая дама и захлопнула дверь. Почти захлопнула — Зи скривилась, но туфлю не убрала.
— Вы — хозяйка? Нам не нужно жилье, спасибо, — улыбнулась Зи грубиянке. — Мы пришли навестить подругу. Зовут — Люути, невысокая брюнетка, точно остановилась у вас.
— Была такая! Уже съехала! И я — не хозяйка! — каждую фразу эта особа буквально выплевывала, при этом злилась все больше. Мы невольно подались назад.
— Тильда, доченька, когда ты научишься говорить с людьми? — сказал кто-то, прежде чем грубиянка изгнала нас окончательно. Дверь широко распахнулась, и носатую даму потеснила старушка — невысокая, кругленькая с седыми кудряшками, похожими на лепестки.
Вот она полностью соответствовала вывеске, впечатление не портили даже рыбацкие вейдерсы[1]. Проследив за нашими взглядами, старушка от души рассмеялась:
— Вожусь с лилиями, мои утяточки. Устраивать цветы на зиму — мокрое дело. Да-да, в честь кувшинок меня и назвали, — она весело подмигнула, и мы невольно улыбнулись в ответ. — Слышала, что вы спросили. Уехала ваша подруга, очень спешно собралась, почти ничего не сказала, ну, да она всегда была не из компанейских. Мест у нас и правда сейчас нет, но можете заскочить на чай — совершенно бесплатно, опять я напекла слишком много плюшек…
— Нет! Не нужно звать на чай незнакомцев! — Тильда оттолкнула мать в глубину дома. — Уходите! — это предназначалось нам, как и злобный хлопок дверью.
— Может, у нее эти… — задумчиво протянула Гортензия. — ну, ты понимаешь, Аль, скверные дни?
— М-да. Или налоги вовремя не заплатила…
— Да что теперь-то не слава богам?! — сердитая реплика Зи была направлена в сумку. Та ходила ходуном, словно жаба вознамерилась расколотить банку собственной головой. Приоткрытая крышка не помогла: Поганка продолжала трястись и дергаться, но при этом упорно молчала, только вытаращила глаза.
— Чего тебе? Покушать? Попрыгать? Партнера с букетом?!
Гортензия повертела банку в руках. Каждый раз взволнованный фамилиар безошибочно разворачивался к пансиону матушки Лилианы. Я бы списала странное поведение жабы на ее личные недостатки, но такова человеческая природа: есть один дурной знак — отыщутся и другие.
— Зи, ты заметила, что полки для обуви в холле почти пусты, как и подставка для зонтиков?
— Аль, ты молодчина! Такая внимательная. Конечно, я не заметила, — покачала головой Зи. — Но я вижу кое-что на букву "К", — неожиданно договорила она.
— Эээ… клумбы? Кусты?
— Рукав от кофты Люути. Постоишь на стреме?
Минута потраченных нервов, и — мы вытянули из мусорного бака ту самую кофту, которую я часто видела на северянке.
— Может быть, Люути бросила ее, потому что испачкала томатным супом?.. — протянула Гортензия, и по ее тону было понятно: она не верит в свои слова.
Даже если засохшая бурая корка была следами от супа, как, все-таки, он оказался в районе затылка?.
* * *
— Ну, и куда мы с этим пойдем? — развела руками Гортензия.
Находка лежала на кухонном столе, куда мы прежде подстелили газеты. Бурых пятен на кофте оказалось более чем предостаточно. Они не наводили мысли о скверных манерах во время еды, зато очень сильно — что хозяйку кофты стукнули по голове. Может быть, не один раз. Пойти с этим к Руфусу? Что-то подсказывало: в участке Холмов кровь не сумеют опознать, даже если ее принесут в ведре. Показать кофту Мэтти? О, да, кузен отнесется к улике со всей серьезностью. Вот только, пока этот зануда все проверяет и перепроверяет, от Люути останутся воспоминания.
"Хотя — о чем я… Кто о ней вспомнит?"
Был еще один вариант, и он мне не нравился. Окажись в опасности Зи или я сама, тогда использовать предложение Ларса было бы правильно, но сейчас…
— Какие мы глупые! — снова всплеснула руками Зи. — Ответ прямо у нас под носом!
Я невольно покосилась на фамилиара. Жабе, кажется, полегчало, но она продолжала отмалчиваться.
— Ты говорила: старик ванЛюп служил на таможне. Покажем ему?
"А что! Это может сработать!"
— Опять во что-то ввязались? — строго спросил консьерж, как будто не мы четверть часа назад прошли мимо. — Да от вас за милю тянет виной, испугом и нетерпением!
— Вы та-а-акой потрясающий детектив! — восторженно заявила Зи старику. — А засохшую кровь унюхать сумете? — безо всякого вступления выпалила она и сунула кофту почти что ему в лицо. ВанЛюп отобрал улику, нюхнул пару раз и нахмурился уже не притворно:
— Все! Наигрались! Человек этот мертв: от волокон несет смертью и разложением, кровь пролилась не сегодня, даже не накануне. Тряпку я сам отнесу ближайшему пойнтеру. Скажите, где взяли, и быстро к себе!
"Что же нам делать?.."
— Не знала, что в доме водятся сверчки! — Зи ткнула пальцем старику под ноги. В следующую секунду она уже мчалась ко входной двери, волоча меня за собой. В другой руке Зи сжимала кофту, как знамя. Так мы и бежали, пока не увидели констебля на перекрестке. Тут подруга резко остановилась, а я по инерции отправилась дальше — прямо в фонарный столб. Разумеется, все это привлекло внимание полицейского.
