Там, где минуту назад был пансион матушки Лилиан, клубилась черная туча, и она не стояла на месте. Кирпичи, камни, обломки деревьев, искореженные фонарные столбы — все это налетело на нас и ударило. Щиты выстояли — силами магов. Ликвидаторы во главе с де Стеррэ противостояли проклятью, остальные могли только смотреть, замерев. Один молодой маг зашатался, упал. Без сознания? Мертвый? Этого мы не знали. Следом упал другой, а проклятье не утихало. Словно кошмара было не достаточно, мы увидели в центре тучи обеих ведьм: держась за руки, они что-то выкрикивали. Вопреки логике, сквозь дикий грохот мы услышали слова, но не поняли. Единственный, кто их понял, был де Стеррэ — я догадалась по его лицу.
Или я сошла с ума с перепугу, или господин ректор расслышал что-то особенное: страх на его физиономии сменился надеждой.
Теперь кричала только старуха — яростно, с ненавистью. Вдруг осеклась на полуслове. Замерла. Я успела заметить: на долю секунды наваждение оставило несчастных женщин Ненависть в глазах сменилась отчаяньем.
В следующий миг их буквально разорвало на части. Неконтролируемая туча обломков рухнула на щиты.
Почти рухнула. Де Стерре и уцелевшие ликвидаторы из последних сил удерживали ее, пока остальные не убрались на безопасное расстояние.
— Молодчина, Флокс! — Тервюрен обнял друга — очень вовремя: тот повис на инспекторе. Подоспело подкрепление: целители принялись за работу, раненых укладывали на носилки, увы — сейчас уже было видно: не обошлось без потерь. Де Стеррэ гордо отказался от помощи, хотя выглядел скверно: битва с проклятьем стоила ему лет жизни и седых волос.
— Если думаешь, что это я победил ведьм, ты ошибаешься, — ректор опустился на обломок стены. — Они сами загнали себя в ловушку, именно поэтому такие проклятья редко использовали. Дело в формулировке. Старуха пожелала сдохнуть всему Сущему. И Сущее любезно поставило ведьм на первое место. Смерть исполнителей аннулирует исполняемое.
— Инспектор, мы должны проверить, есть ли поблизости тварь? — решилась я окликнуть Тервюрена. Тот перекинулся парой слов с ректором, покачал головой:
— Можете быть свободны.
Я чуть не съязвила: "Есть!", но тут Зи, сложившись пополам, ринулась к ближайшим кустам.
— Оклемаетесь — Ларс отвезет вас домой, — крикнул вдогонку инспектор.
* * *
— Не домой! — выдавила сквозь зубы Гортензия, когда мы забрались в карету. — То есть, домой, только на правый берег.
За квартал до своего дома Гортензия попросила остановить:
— Я пройдусь. Аль, поезжай, отдохни.
— Вот, спасибо!
Это было по-настоящему обидно. Ладно бы — просто прогнала, но, к тому же, без объяснений…
— Хорошо, идем, — неожиданно легко согласилась Зи. Если констебль Янсон и был разочарован спешным расставанием, я этого не заметила. Пару минут мы с Зи шли молча, она только вздыхала. Наконец решительно тряхнула головой:
— Я думала, это мне с мамашей не повезло. Вот так насмотришься… всякого — понимаешь: бывает хуже. Как Тильде. Думаешь, это она выбросила кофту? Чтобы остановить мать?
— Этого мы уже не узнаем, — я взяла подругу за руку. — Зи, тут такое дело…
— Подожди! — она решительно высвободилась. — Сначала я разберусь со своей матерью. Поговорим наконец, как взрослые люди. Если хочешь помочь, погуляй с младшими, ага? Чтоб не мешались.
Выгнать младших из дома оказалось немногим легче, чем остановить ведьмовские проклятья.
— Картоха сама себя не почистит, — пожала плечами Мила.
— Уроки, — развел руками Ёршик со злорадной ухмылкой.
— Гулять под дождем? Тетенька, ты издеваешься? — Лука даже не пыталась придумывать отговорки. Младшие молча принялись мотать головами.
— Только три слова! — сказала я им. — Пончики за мой счет!
— Четыре же? — посчитала Мила по пальцам. Ёршик довольно хихикнул:
— Предлог — не слово. Да, тетенька, я хожу в школу, по чесноку!
— Что стоим, кого ждем? — проорала Лука с галереи.
* * *
Когда мы вернулись, мерзкий осенний дождь почти стих. Ему было так же далеко до летней грозы, как Ёршику — до отличных оценок, но странным образом в доме Гортензии стало легче дышать. Может быть, дело было в погоде, может быть — в словах, которые наконец были сказаны. Мать и дочь сидели за столом при слабом свете единственной лампы и выглядели усталыми, как будто прошли очень долгий путь.
Или начали путь совершенно новый?
Младшие с шумом отправились в детскую, госпожа Горшковиц извинилась и ушла в кухню. Зи осталась у стола, вертя в руках какую-то вещицу. Вдруг вскинула голову, словно очнулась ото сна:
— Смотри, Аль! — она показала кольцо: дешевую безделицу из серебра с аметистовой крошкой. — Мой отец дал ей. Она хранила все эти годы, хотя сто раз могла продать или вообще потерять. Представляешь? Оказывается, мама кого-то любила по-настоящему…
* * *
Когда все наконец уснули, Лука спрыгнула с верхней койки. Она не слишком оберегала сон сестер и братьев, да и не о чем было беспокоиться: поднять их мог только будильник в ведре. Причем ведром с будильником следовало колотить по полу. Бесцеремонно пошарив под подушкой старшей сестры, Лука стащила полпончика в носовом платке. Еще половинку она сохранила сама — достаточно для осуществления плана. Оставалось прокрасться мимо матери — та спала чутко и нервно.
Вместо своей куртки Лука надела пальто Милы — в длиннющих рукавах не замерзнут руки. Надвинула на глаза шапку, сверху накинула шаль — вот теперь можно всю ночь просидеть на галерее. Главное — разложить сладости и не двигаться.
Прилетят феи, примут подношение и станут рассказывать истории: о дальних странах, о былых чудесах… А еще — о тварях, что выползли из нор и сводят людей с ума, как это было уже — три века тому назад.
________________________
[1] каттиска — сероземельское ругательство, букв. — страхолюдная, как ловушка для рыбы, переносн. — чувырла и аналоги. Остальные ругательства — вариации на "полудурок", "***ная весна" (переносн. — "Какого черта?") и "лыжи тебе в….." ("Чтоб тебя!").
Интерлюдия 5
Флориан де Стеррэ, ректор Бергюзского Института Прикладной Магии, кавалер звезды Содружества второй степени и проч. и проч. очень сильно не любил две вещи: вышестоящих чиновников и малопонятные способности. Хуже визита к канцлеру, которого он до сих пор не раскусил, мог быть только неофициальный визит к нему — для "беседы в дружеской обстановке". Старый верный приятель инспектор окинул взглядом дверь, принюхался и вздохнул:
— Кормить, судя по всему, не будут.
И в этом был весь Тервюрен. Никогда нельзя было понять до конца: иронизирует он или высказывается серьезно. Де Стеррэ некстати вспомнилось, что Карнеола, в отличие от остальных, эту черту инспектора любила, даже перенесла на бумагу, создавая своего персонажа — язвительного сержанта.
"Я не завидую. Я нисколько ему не завидую! Он же мой друг."
В холостяцкой жизни господина ректора очередная пассия появлялась достаточно регулярно, увы — ни одна даже отдаленно не напоминала первую любовь. Должно быть, другой такой женщины просто не существовало.
Хотя…
Эта юная нахалка оказалась ближе к идеалу, чем все прочие, взятые вместе. Определенно, в ней что-то было — помимо способности.
— Гмм… — невольно прокомментировал свои мысли де Стеррэ.
— Полегчало? — спросил друга инспектор.
Что это — проявление способности, или просто прекрасное знание человеческой природы, ректор не был уверен по сей день. В чем он был уверен, так в том, что хочет сдернуть бюст с постамента и метнуть им в приятеля — без рук, разумеется, исключительно магией. Они же не гимназисты какие-нибудь! Паранойя предыдущих правителей спасала инспектора от возмездия: стенные панели включали в себя множество охранных амулетов. Ходили слухи, что после неудачного отравления защита увеличилась вдвое. Слухи — потому что Бергюзский Институт ни над чем таким не работал: маги и подмастерья решали другую задачу. Странную, надо сказать, задачу: ректору она вовсе не казалась значительной до такой степени, чтобы бросать на нее все силы Института.
