он мне. — Это могло бы даровать простолюдинам силу. И избавило бы мир от несправедливости.
Он говорил горячо, убежденно. Как настоящий фанатик, который всю жизнь был предан одному делу. И в словах Белова сквозило, что это величайшее благо для человечества.
— И вместе мы могли бы добиться этого, — продолжил Белов.
Я тяжело вздохнул:
— В последнее время я начинаю терять хватку. Я уж думал, что виной всему этому «Баюны».
Белов кивнул:
— Вы были недалеки от истины. «Баюны» и правда хотели найти измененных гвардейцев из двух разросшихся полках. Они желали освободить заточенные в людях сущности, вернуть себе братьев по разуму и оружию. И чтобы затем устроить в Империи хаос и панику чужими руками. И я вызвался с ними поработать. Даже создал точную копию Довлатова, чтобы не было так скучно. Мне крайне не рекомендуется покидать закрытую территорию. Но сами понимаете, мастер Юсупов, мне плевать на этих фанатиков. У меня были свои интересы в Империи.
Я молчал, обдумывая слова Белова. И с ужасом понимая, зачем он так открыто и подробно поведал мне эти секреты. Теперь я знаю слишком много. И от этих знаний у меня могут появиться большие проблемы. В первую очередь, с Синодом. А возможно и с Братством. И вступать в открытый конфликт со вторыми я опасался больше всего.
От этой мысли, несмотря на работающую способность «спокойствия», мне стало не по себе. На лбу выступила холодная испарина. И заметив мою реакцию, Белов довольно усмехнулся:
— Я же предупреждал вас, мастер Юсупов, что поделюсь с вами очень важной информацией. После получения которой вся жизнь по-другому пойдет. Так что теперь у вас есть нехитрый выбор. Стать моим учеником, или скрывать ото всех неудобную правду, которую услышали в этом кабинете. И возможно, тогда вы спокойно проживете несколько лет. А затем Синод все равно узнает, что вы общались с отступником. И тогда ваша жизнь скорее всего превратится в Преисподнюю.
— Я могу стереть себе память, — напомнил я, и Белов кивнул, подтверждая эту идею:
— Можете. Но Синод все равно скорее всего постарается от вас избавиться. Сами понимаете, отступники, которые оказались в столице Империи, эксперименты которые идут вразрез с учением Высшего и на которые жрецы дали добро.
Он замялся, а затем вздохнул и молча покачал головой. И я с тяжелым сердцем вынужден был признать, что Белов не соврал.
— Вы не поверите, какие знания хранит сторона, которую вы называете темной, — горячо продолжил Белов. — Там нет запретов для экспериментов. Например, о создании человеческих копий, которые недопустимы в Империи. Представьте, что можно создать человека, у которого не будет прав. Это ведь настоящая находка для экспериментов. На этих болванках можно испытывать новые препараты. Их можно разбирать на запчасти для подданных империи. Ими же пополнять ряды воинов. И не замечать потерь. Какая в этом свобода действий, Василий Михайлович.
Я на несколько мгновений замолчал, делая вид, что обдумываю это предложение. А затем покачал головой:
— Увы, я вынужден отказаться. В Империи у меня живет семья, за которую я в ответе. Близкие и друзья, опять же.
Белов тяжело вздохнул:
— Если вы про Серых Братьев, то их сложно назвать друзьями, Василий Михайлович. У них вообще нет друзей, кроме тех, кто состоит в организации. И в этом случае, интересы Братства должны стоять даже выше интересов Империи. И если вы, будучи членом Братства, решите отступиться от идей ордена, то вчерашние друзья вонзят вам нож в спину. А затем спокойно пойдут пить чай и обсуждать дела насущные, забыв о вас.
— Думаю, среди отступников друзей у меня будет еще меньше, — ответил я.
— Верно, — согласился со мной Белов. — Но никто не станет делать вид, что вы им дороги. Все просто и никакого притворства. Вы будете цениться за то, что из себя представляете. Вас будут бояться. И это куда более значимо, чем имитация привязанностей.
Я осторожно активировал способность «астрального двойника», и рядом с лекарем появился белый силуэт. И к моему удивлению, черных пятен на этой «душе» не было. А вот серых хватало.
В кармане зазвонил телефон.
— Ваша спутница наверняка беспокоится, что вы так долго отсутствуете? — с усмешкой уточнил лекарь и предупредил. — Учтите, если вы скажете, где находитесь, девушка обязательно решит пробраться в этот корпус. А здания охраняют бойцы из «Баюнов». Очень опытные ребята. Так что, скорее всего, они убьют вашего секретаря.
— Но если я не отвечу, она наверняка свяжется с жандармами, — заявил я. — Так что…
Я вынул из кармана телефон, нажал кнопку приема вызова:
— Слушаю.
— Василий Михайлович, где вы? — послышался в динамике взволнованный голос секретаря. — Я была в вашем кабинете и говорила с Лидией. И она очень удивилась, узнав, что вы прибыли в лекарню.
— Со мной все хорошо, — ответил я. — Я в корпусе, где мы сдавали отчет мастеру Гольянову. Скоро буду.
Девушка хотела было еще что-то спросить, но я уже завершил вызов. Убрал телефон в карман, взглянул на Белова. И лекарь довольно кивнул:
— Хитро. Вы молодец, Василий Михайлович.
— У меня остался один неразрешенный вопрос, — произнёс я. — И так как задать мне его больше некому, я попытаю счастья с вами. «Баюны» атаковали Воскресенск. Родину «Жар-Птиц».
— У них были на это причины, — ответил Белов.
— И мне хотелось бы знать какие, — поинтересовался я.
Хозяин кабинета усмехнулся, но решил ответить.
— «Баюны» спонсировались Синодом. И отбирались в полк исключительно фанатики, которые должны были нести слово и рассказывать присоединенным княжествам о Высшем. Они владели силой слова и могли убедить почти любого в том, что им было нужно. Удивительные ораторы, способные заставить людей молиться тьме или забыть о том, как надо дышать. Там, где не помогало слово, в ход шло оружие. Все устойчивые к убеждению гибли под ударами клинков.
— Идеальное убеждение, — согласился я.
— Но в какой-то момент все пошло не так, и в полку начался раскол. На почве религии, само собой. Возглавлял раскольников первый апостол Довлатов, который оказывал большое влияние на отца-командира «Баюнов». Победу одержали еретики, которые смогли убедить оставшихся в живых бойцов, что Император Константин — это новый мессия. Практически бог, равный Высшему. Оставшиеся «Баюны» впали в ересь, исповедуя новую
