Гоблин, Каин
Боги среди нас
* * *
Пролог
Назойливый невнятный звук вырвал меня из мирного глубокого сна. Он доносился откуда-то издалека, скользя по самой границе сознания. Не открывая глаз, я попытался отмахнуться от этого раздражающего звука, но он не отпускал. Наоборот — креп, набирался силой, становился Зовом. Сложно игнорировать подобное. Его можно было сравнить с тем, как будто кто-то забивал молотком гвоздь прямо в голову.
Я заворчал нечто нелицеприятное, открыл глаза, осмотрелся осоловелым ото сна взглядом. Рагнарек уже начался? Пора просыпаться на последнюю битву?
Но в просторном чертоге было тихо. На широких лавках, по соседству со мной, уронив головы на столы, застыли воины — эйнхерии. Стоявшая перед ними глиняная посуда покрылась толстым слоем пыли. Ею же словно серым ковром был застлан пол. В центре зала высится трон. На нем неподвижно сидел отец, похожий на каменный истукан. Даже во сне он не выпустил из рук копье, которое без промаха поражает любую цель, и пробивает даже самую толстую броню.
На секунду мне показалось что Один мертв и его пальцы окоченевшие застыли на древке. Но это не могло быть правдой. Вся наша судьба была предсказана норнами много веков назад. И отец должен будет погибнуть во время Рагнарёка от зубов волка Фенрира. А не во сне, восседая здесь, в чертоге славных воинов.
Между тем звук, разбудивший меня, повторился. Только сейчас я осознал, что это был не голос рога, который должен был служить началом последней битвы. Какой-то тихий путанный шепот, повторявший время от времени моё имя. Слабый отголосок просьбы из Мидгарда. Причём жрица, которая пыталась призвать меня в свидетели о правосудии, была неопытна в подобных делах.
Я замотал головой, прогоняя остатки мутного сна. На стол полетели комья пыли и паутины.
— Как долго мы спали? Сколько прошло времени? — с трудом ворочая языком, произнес я. Звук голоса больно резанул по ушам.
Попытавшись встать с лавки, я едва не упал. Руки и ноги затекли от долгой неподвижности. Пришлось двигаться медленно как младенцу.
Придерживаясь за стол, я сделал несколько коротких шагов. Ноги подгибались норовили подвести меня. И лишь пройдя так десяток метров, я осторожно опустил ладонь от столешницы и попытался пройтись без опоры. Ноги слушались плохо, но мышечная память быстро возвращалась. И до стены чертога, я мог дойти уже вполне уверенно.
В горле першило. Безумно хотелось пить, но в кубках на столах, не было ни капли влаги. Я закашлялся, подняв клуб пыли, и тут же чихнул. Пыли в воздухе стало еще больше.
Звук призыва повторился. Он звучал уже громче.
До чего же назойливая попалась жрица! Где-то в глубине души даже зашевелились слабые ростки интереса. Что же такого могло случиться в Мидгарде, раз призывательница решила обратиться ко мне для разрешения дела? В последний раз я был в Мидгарде для того, чтобы рассудить двух ярлов, бьющихся на хольмганге. Весёлое было дело. После него меня чествовали долго и потчевали отменным пивом. А какие там оказались ладные девки. Румяные, светловолосые, с крепкими бёдрами и упругими задницами. Моя постель не остывала несколько дней, а кубок не просыхал от хорошего питья. Глотка саднила от песен, а костяшки кулаков от удачных драк. Я знатно повеселился в тот раз.
Что же сейчас? Что там вообще нынче происходит?
В душе начала просыпаться былая тяга к приключениям. Подобно тем, как в старые времена по Мидгарду в обличии человека путешествовал мой отец. Рассказы об этих приключениях я часто слышал во время вечерних посиделок в Вальхалле. Мне же выбираться в мир людей доводилось нечасто. Человеки редко обращались ко мне за помощью. А после того как вера в верховного бога и наш пантеон на земле ослабла, призывы меня для того, чтобы рассудить спор, прекратились вообще.
Очень хотелось посмотреть, как изменился мир за время нашей долгой спячки. Это и стало решающим аргументом откликнуться на зов.
Оглянувшись, я убедился, что братья крепко спят, а кроме моих следов в пыли других не было.
Тяжело ступая, я побрел к воротам, с трудом открыл створку врат, зажмурился, прикрыв рукавом глаза, чтобы уберечь их от яркого солнца. Убрал руку и прищурился, привыкая к свету. Ветер прокатился по коже, растрепал волосы, забрался под одежду. Я вздохнул полной грудью свежий весенний аромат листвы и влажной земли, а после того зашагал вниз, спускаясь с крутого холма. Каменные плиты тропинки мелко прошлись под ногами. Между ними уже проросли пучки сорной травы. Признаки запустения. Это плохо. Значит, чары всемогущего Одина, которые должны были поддерживать в Асгарде порядок, начали ослабевать.
Тропинка вывела меня к чертогу Хеймдалля, за которыми открывался Биврёст — Радужный мост, связывающий Асгард со всеми девятью мирами.
Хеймдалль, один из немногих асов, которые не погрузились в спячку, сидел на обзорной башне, наблюдая за окрестностями. Если к городуподойдут враги, он затрубит в рог, поднимая всех по тревоге. Заметив мою ковыляющую фигуру, Хеймдалль спустился по лестнице, на время покинув пост:
— Ты чего это очнулся? — удивленно осведомился он, заглядывая мне за плечо. — А другие?
— Я один, — успокоил я воина. — Услышал зов из Мидгарда.
— Даже так, — страж уже не пытался казаться строгим и расслабил ремень на слегка располневшем животе.
Он выглядел несколько непривычно: в свободной рубахе, с расстегнутым воротом, широких светлых льняных штанах и босыми ступнями.
— Жарковато сегодня, — пространно пояснил он отсутствие брони.
— Открой врата, брат. Меня ждут, — попросил я, морщась от шепота, звучавшего в голове.
Хеймдалль насупился, но все же открыл ворота добавив:
— Будь осторожнее, брат. В Мидгарде многое поменялось.
— Так уж и многое? — усмехнулся я.
— Мир сейчас иной и люди не помнят богов и героев прошлого.
— Раз меня зовут, то все не так плохо, — возразил, вступая на Биврёст.
— Ты… — начал было страж врат, но меня уже хватило белое сияние.
Невероятная сила потянула меня вниз, разгоняет кровь в проснувшемся теле.
Призыв
— Ну? Он вас услышал? — с нетерпением спросила женщина средних лет, сидящая за столом.
Расположившаяся напротив гадалка не спешила с ответом.
Неопределённого возраста баба в чёрном балахоне, густо накрашенная, с крупной бижутерией, делающей ее похожей на гнездо сороки, застыла, подняв полные руки к потолку, и закатив глаза. Она что-то бубнила и замирала время от времени, словно ожидая ответа. Перед ней на столе, застеленном черным сукном, лежала старая истертая книга, распахнутая на странице убористо исписанной странными знаками. Рядом стояло несколько зажженных свечей, которые служили единственным скудным источником света в комнате. Они были расставлены таким образом, чтобы робкие блики выхватывали из темноты зловещие предметы колдовских ритуалов: изогнутый нож, с рукоятью, обернутой кожаной летной, уютно расположившийся на каминной полке, белый человеческий череп, подозрительно напоминающий гипсовый слепок, рога козла брошенные как бы случайно в углу комнаты, огромный хрустальный шар на пластмассовой подставке под дерево, в центре стола гадалки, колода карт Таро с оборванными уголками и какой-то кривой сухоцвет обвитый цветными нитями и залитый воском. Все это придавало салону колдовской шарм. Каждая странная вещица и даже простые камни, привезенные с Черного моря и уложенные в щербатое блюдце казались чем-то важным и страшным.
Когда гадалка отклонялась чуточку назад, то тень скрывала ее, оставляя видимым чужому взгляду лишь силуэт. Что позволяло чёрный колдунье с дипломом не применять свой актерский талант в полную силу. Иногда можно и схалтурить.
