Такие идеальные женщины живут только в чужих домах. Такие идеальные женщины получаются только из прислуги. Если кто-то совершит глупость и женится на ней – идеальность кончится в первое же утро после брачной ночи.
Разговор шел о банде троллей, оккупировавших городок на юге от Петербурга. Собравшиеся никак не могли сойтись в количестве троллей, называя цифры одну страшнее другой. Когда количество троллей дошло до тысячи, я не выдержал:
– Тролли селятся семьями, а в семье их обычно не больше десятка…Если когда-нибудь в одном месте окажется тысяча троллей, они просто умрут с голода… – Я заработал несколько секунд молчания, которые, вероятно, должны были означать уважение к словам нового участника беседы.
– Мужик, ты кто? – Насчет уважения я, кажется, ошибся. Задавший вопрос голубоглазый блондин задумчиво осматривал свою кружку, вероятно, расценивая её шансы остаться целой после столкновения с моей головы. Главное, правильно ответить – стать зачинщиком драки накануне свадьбы мне совсем не хотелось:
– Лейтенант гвардии киевского престола в отставке, Алекс Каховский. – По-моему, впечатляюще и в тоже время без пафоса.
Игорь Ганжин, брат Евы, я сам – китобой, приехал поздравить, так сказать…
– Так сказать?
– Да так, у нас в Мурманске.
Такие, как этот её Леонид, не выживают, слишком хитрый…
Надо же, нас уже двое
– Я думал, хитрость способствует выживанию…
– Только не в море. Когда кит-горбач звереет – нужна смекалка, а не хитрость. Да и какой-то он… ненадежный что ли? Если бы не его отец, этой свадьбе – не бывать.
– А кто у него отец? – Взгляд, которым меня удостоил Игорь, был… скажем так, удивленный – это если я не хочу себя обидеть.
– Его отец главный хранитель Эрмитажа. Ты знаешь. что такое Эрмитаж? Что такое Эрмитаж, я знал. Одним из сокровищ дедушкиной библиотеки был набор открыток с достопримечательностями города Ленинграда. Чего я не знал, так это того, что он до сих пор существует, да еще и, судя по наличию не просто хранителя, а главного – в себе что-то содержит… В Киеве от музеев сохранились стены, мраморные лестницы и замечательные лепные потолки. По слухам, в Печерском дворце да в особняках на Липках что-то сохранилось. Как только меня пригласят в гости в одно из этих мест – обязательно проверю!
– И многое сохранилось из коллекции?
– Всё… Ну, почти всё…
Даже если это «почти всё» подразумевает любую половину – это означало чудо из чудес. В смутные времена после Большого Баха силы, которая могла бы противостоять мародерам, просто не существовало. По-видимому, в Петербурге такая сила нашлась.
Как выяснилось, прадед Леонида, директор Эрмитажа, смог отстоять музей, создав маленькую армию хранителей. С тех пор титул главного хранителя передавался по наследству, а Эрмитаж стал одновременно и сокровищницей, и символом права и порядка. Насколько я понял, несмотря на то, что хранители формально занимались лишь охраной собственности Эрмитажа, на деле они частенько дублировали работу местной полиции. Ничего удивительного в этом не было, так как хранители старались наложить свою весомую лапу на всякий стоящий объект.
– А чем история с троллями-то кончилась?
– Хранители позаботились. Там захоронение какое-то, могила то ли колдуна, то ли мага, в общем Павел Андреевич – главный хранитель – решил, что троллям там делать нечего…
– За знакомство! – судя по размеру кружки, мой очередной знакомец её привез из дому. Удобная вещь – одна кружка на целый вечер, во всяком случае, для меня одной такой кружки хватило бы. Кружки сошлись, стукнувшись со звуком скорее дерева, чем стекла, и беседа снова потекла по кругу…
– Игорь, а кем вам приходится Алиса? – он мог не отвечать. По его взгляду я сразу понял, что она ему никем не приходится. В родственных связях вечно такая путаница!
Несмотря на то, что после представления я уже не чувствовал себя чужим в этой компании, принимать участие в беседе мне не хотелось. Да и обсуждались вопросы в основном местного значения – кто кого сватает, когда начнется навигация и сколько убытков приносит белая ночь владельцу свечного завода… Данила давно уснул, а встречник в углу играл с Голубым Драконом. Надеюсь, эта забава не закончится откушенной головой. Правда, трудно сказать, чья голова растет на более тонкой шее…. Компания, собравшаяся вокруг брата Евы, время от времени возвращались к обсуждению Леонида… Поневоле прислушиваясь, я начал понимать истоки нелюбви семьи Евы к будущему родственнику. Дом, в котором нас принимали, не был дворцом, но все же это был целый дом, причем это был лишь один из пунктов недвижимого имущества в списке семьи жениха. Как раз этим пунктом – домом на Фонтанке – Леониду и предстояло пожертвовать ради Евы. После свадьбы дом отходил её родне. Дальняя родня, которой ничего не отходило, считала, что родители Евы просто продали её за хорошие отступные. Не верю. А может, просто не привык оценивать женщин в такой валюте – в домах…
Подозрительно часто мелькало незнакомое мне словосочетание «дети тяги». Что такое «тяга форта», я, кажется, себе представлял, даже почувствовал, а вот то, что у этой странной силы могут еще быть и дети, было для меня откровением… Вежливо откашлявшись, я достаточно тихо, чтобы меня услышали только в компании брата Евы решился на вопрос:
– Кто такие «дети тяги»? – Я не рассчитал: в комнате повисло тяжелое молчание, лишь возня кота и встречника не дала воцариться полной тишине. – Я прошу прощения, но я впервые в Петербурге, если что не так…
Невысокий крепыш, занимавший место по правую руку от Игоря и представлявший собой его сильно сплющенную версию, прервал мои извинения ударом кружки по столу. Все-таки кружки здесь были не самые крепкие – по крайней мере в руках у прервавшего меня осталась только ручка. Смахнув осколки на пол, он продолжил свою мысль словами.
– Всё не так, Алекс, «дети тяги» – это худшая хрень, о какой ты когда-нибудь слышал. А наш почти что родственничек… – не договорив, крепыш махнул рукой и попытался за один присест влить в себя кружку, заботливо поднесенную взамен разбитой …
Насторожившийся было Игорь облегченно вздохнул, когда его сосед замолчал, так и не раскрыв связь между женихом Евы и «худшей хренью», о которой я слышал.
– Я все-таки хочу это услышать!
После того, как сосед Игоря разбил кружку, было бы странно, если бы наш разговор не сделался общим, поэтому я даже не удивился, когда голос подал старик, который сидел отдельно от всех и, единственный в комнате, игнорировал пиво, посасывая трубку, в которой, судя по отсутствию дыма, не было ничего, что могло бы гореть.
– Я расскажу тебе, киевский лейтенант.
– Лейтенант в отставке. – Зачем я его поправил?
– Пусть так… Дети тяги – единственные существа, которые могут выжить в форте – месте, куда направлена тяга. Они появляются лишь с появлением льда и тяги – и вместе с ними исчезают. Но самое печальное в том, зачем они появляются… – Старик достал кисет, содержимое которого тут же было разделено на всех присутствующих. К своему удивлению я обнаружил, что у каждого из получавших сейчас свою порцию просушенной травы есть трубка. В основном, глиняные, парочка деревянных, настоящая вересковая была, пожалуй, только у меня. Если и смесь так же похожа на табак, как глина на вереск, то придется угостить курильщиков настоящим продуктом. Трава занялась подозрительно быстро, а вкус… Мой табачок надо будет спрятать поглубже – дабы не оскорблять их чувство прекрасного, а ведь могу поспорить, что это местный продукт. У старика железная воля, если он смог расстаться с таким количеством драгоценного курева.
Тот между тем продолжал:
– Они появляются как воры, скользят вдоль каналов, как тени. Они вполне безобидны, им не нужна ни наша еда, ни золото, ни меха. Они трусливы и склонны убежать при малейшей опасности, но ровно до того момента, как они не находят то, что искали: женщину. Старуху или младенца, дворянку или последнюю нищую. Тогда их может остановить только силой, что, впрочем, сделать не так уж сложно – они не пользуются оружием. Но сделать это может только мужчина, любая женщина теряет волю, стоит одному из них просто прикоснуться к ней… Потом они уходят, они вновь скользят по каналам, по Неве, всё быстрее и быстрее, а та, которую они нашли – обречена. Обречена на то, чтобы через один лунный цикл умереть, но перед самой смертью исторгнуть из себя еще одно дитя тяги. Первое, что делает новорожденный – отправляется к каналу или реке и ступает на лед, остальное делает тяга…
Мужчины курили, мужчины молчали, внимая словам, которые произносились не впервые. То, что происходило, было рассказом лишь для меня, для остальных это было ритуалом.
– Вы сказали – «исторгнуть»? – Старик, рассказывающий историю детей тяги почти с религиозным пылом, кажется, был просто оскорблен моим вопросом. Еще бы – разве можно спрашивать о деталях, когда речь идет о мифе…
