— Моя сестра — Любовь девятьсот девяносто девять.
Секретарь улыбнулся.
— Сэр, вы, наверное, ошибаетесь. Любовь девятьсот девяносто девять — бывший сочинитель сентиментальных драм, прежде известный как Шутник Уилсон.
— Вы от рождения так невыносимы или здесь научились?
— Я склонен думать, что и то и другое.
— Где моя сестра? Если понадобится, я готов выбить из вас ответ.
Двести сорок пятый принял страдальческий вид.
— Не надо опускаться до угроз. По первому же зову мне на помощь сбегутся десятки моих товарищей. Вас обвинят в незаконном вторжении и угрозах. Мы же, соответственно, будем вправе защищаться. Последний, кто задавал мне неправильные вопросы, провел девять месяцев в заведении для умалишенных. И по-моему, он до сих пор уверен, будто лабрадорего матери вознамерился загрызть его.
— Я хочу увидеть мою сестру.
— Сэр. Вы ошибаетесь. Вашей сестры здесь нет.
— Она внизу? В ваших катакомбах? Секретарь посмотрел на Сомнамбулиста.
— Ваш друг в порядке?
Великан ответил ему сердитым взглядом.
— И конечно, мне бы не хотелось предполагать чего-либо подобного, но скажите, сэр, вы случайно не пьяны?
Огромным усилием воли подавив приступ бешенства, мистер Мун повернулся к дверям.
— Я до вас доберусь, — бросил он через плечо. — Будьте уверены, я раскрою все, что здесь творится.
— Прощайте, сэр. Жаль, что я ничем не смог вам помочь.
Возле самого выхода они разминулись с неким джентльменом, торопливо проскользнувшим мимо. Блестящий и элегантный, с портфелем в руке, он напоминал вставшего на задние лапки черного жука, одетого на Сэвил-роу. Весь до последнего дюйма служащий «Любви», джентльмен тем не менее показался Эдварду странно знакомым.
— Спейт!
Тот обернулся. Его когда-то неряшливое лицо, теперь умытое и выбритое, могло считаться даже до некоторой степени привлекательным. Бывший бродяга уставился на иллюзиониста и великана, словно профессор на парочку одноклубников времен колледжа. Лица вроде знакомы, но вот как зовут...
— Чем могу помочь?
— Я бы не стал о них беспокоиться, сэр,— пробормотал секретарь из-за стола.
— Ничего.
— Спейт! — снова позвал Эдвард.— Это же вы! Бывший бродяга сделал в их сторону пару шагов.
— Мистер Мун, если не ошибаюсь? И Сомнамбулист!
— Несомненно, вы нас помните.
— Я бы предпочел обращение Любовь девятьсот три.
— А я предпочитаю называть вас Спейтом.
— Тогда мы зашли в тупик. Сомнамбулист накарябал на доске.
ПОЧЕМУ ВЫ ЗДЕСЬ
— Работаю,— лаконично ответил Спейт.— У нас сейчас горячая пора.
— Мне уже сказали. Но не понимаю почему.
— Всего доброго, господа. Хотя мне и приятно стоять здесь, разговаривая с вами, но, боюсь, я нужен в другом месте.
— Расскажите мне о ваших планах.
— Осторожнее,— неожиданно прошептал их собеседник, а из-под маски респектабельного джентльмена на них взглянул настоящий Спейт.— На город большая волна идет. Отойдите в сторону, сэр. Или потонете. — Девятьсот третий развернулся и стремительно исчез в глубине здания.
Мистер Мун вышел на улицу, совершенно сбитый с толку всем произошедшим.
ЧТО ТИПЕРЬ
— Вернемся к Нэду. Мне нужны ответы на некоторые вопросы. Потом... Ты не против нарушить закон, как я понимаю?
Сомнамбулист пожал плечами.
— Тогда ладно. Сегодня ночью мы проникнем в «Любовь».
С убежищем Нэда Лава было что-то не так. Ветхие стены, заколоченные и забранные ставнями окна — все осталось без изменения. За исключением входной двери. Обычно запертая на множество замков, она болталась, распахнутая настежь.
— Полагаю, он мог выйти,— неуверенно предположил мистер Мун.
Смерив его циничным взглядом, Сомнамбулист протиснулся в дом. Если впереди могла подстерегать опасность, великан предпочитал находиться в авангарде.
Внутри их никто не подстерегал. Тем не менее по мере приближения к бывшей столовой Эдвард ловил себя на все возрастающем ощущении случившейся беды.
В общем, никто из них не удивился, обнаружив труп.
Бедный Нэд Лав, неестественно скрючившись, лежал у стены с зажатой в руке пустой бутылкой из-под виски. Едва только спутники вошли в комнату, мистер Мун уловил краем глаза какое-то движение. Лишь чуть позже он сообразил, что, по всей вероятности, видел торопливо разбегающихся крыс, уже понемногу приступавших к пиршеству.
— Мистер Лав.— Эдвард присел рядом со стариком.— Нэд.
Для порядка он проверил пульс.
МЕРТВ
— Боюсь, что так.
УДОВИЛИ
Эдвард попытался скрыть удивление.
— Откуда ты знаешь?
Сомнамбулист показал на побледневшие, но все еще заметные пятна, усеявшие шею покойника.
— Это было нетрудно, если учесть, сколько он выпил. Наверняка рассказал слишком много.
ЛЮБОВЬ
— Готов об заклад побиться.
Оставив беднягу Нэда, они вышли на свежий воздух.
— Нучтож,— едва оказавшись на улице, произнес мистер Мун со странным весельем в голосе,— пора заканчивать игру.
Спустя совсем короткое время после смерти Нэда Лава в разделе частных объявлений «Эхо», «Газетт», «Таймc» и «Лондон кроникл», только в вечерних выпусках, появились два объявления:
«Разыскивается информация
обо всех, кто работает или работал в туннелях подземки в районах Истчипа и Монумента. Значительное вознаграждение. Обращаться лично к мистеру М.».
Затем следовал адрес прославленного городского отеля, название которого я по цензурным соображениям убрал.
Второе, гораздо более короткое и загадочное, гласило:
«ЛУД!
Приходите немедленно. Слишком многое поставлено на кон.
Э.»
К сожалению, человек, которому предназначалось последнее, загадочное послание, не имел возможности его прочесть. Ко времени опубликования объявления он против собственной воли оказался задержан совершенно непредсказуемым образом.
Крибб шел по улице один. Голову его заполняли недодуманные мысли и полусистематизированные философские воззрения. Перед ним внезапно затормозил экипаж, и возница подозвал его жестом. Томас приблизился. Сидевший внутри пассажир спросил у него, как проехать к Тоттенхэм-Корт-роуд. Разумеется, Крибб не мог устоять перед таким вопросом, вернее, перед соблазном приправить ответ парочкой исторических справок. Он как раз добрался до середины забавного анекдота про некую средневековую ведьму из какого-то городка в Кенте, когда пассажир пригласил его в кеб для более подробной, как он выразился, консультации относительно имеющейся у него карты города. Крибб охотно принял приглашение, забыв на время о собственном даре предвидения, а в следующий момент увидел на двери экипажа знакомый неприметный символ. Черный цветок с пятью лепестками.
