за веревку.
Луч надежды, но не более
Этот неожиданный шанс на спасение придал мне такой энтузиазм, что я больше не слышал ни рева урагана, ни треска хижины: все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы дюйм за дюймом выпускать веревку.
Внезапно раздался ужасный грохот, и я обнаружил, что лежу на спине, а лунный свет светит мне в лицо. Кабина исчезла, а веревка выскользнула из моих рук.
Когда я оправился от ступора, я удивился двум вещам: почему я не пострадал, когда хижина развалилась на куски, и почему я все еще на том же месте, а не стал жертвой разрушительного ветра.
Первое я объяснил простым чудом, а второе — тем, что увидел в направлении своих ног. Песок, поднятый в большом количестве ветром, собрался у задней части хижины и теперь, когда хижины не стало, этот песок образовал дюну длиной девять футов и высотой два фута, которая защитила меня от всей силы урагана.
Я решил занять еще более безопасную позицию. Ползя на спине, я расположился вдоль дюны. Теперь я мог видеть башню и каменный дом, но из полудюжины когда-то стоявших хижин я не увидел ни единой.
Мне было отнюдь не по себе; убежище было неудобным и не дающим покоя, но я ничего не мог сделать, кроме как ждать, когда этот ад прекратится.
— Рано или поздно батареи разрядятся, — сказал я себе, — но когда? Через час, через день или через неделю?
Вскоре я с ужасом увидел присутствие еще одной неминуемой опасности. Я бы сказал, двух опасностей, одна из которых столь же смертельна, как и другая. Я обнаружил, что высота маленького песчаного холма постепенно становится все ниже, и что недалеко то время, когда он станет настолько низким, что ветер сможет овладеть моим телом.
Я также обнаружил, что песок, переносимый большими облаками торнадо, накапливался в ложбине, где я лежал, и угрожал похоронить меня. Конечно, я был очень напуган, но мой разум был ясен, и, как ни странно это может звучать, я сразу же начал прикидывать, какая из двух смертей настигнет меня первой — быть заживо погребенным в песке или быть подхваченным ветром и разбитым о каменные стены дома. Я даже пытался предположить, какая из двух была менее ужасной.
Ураган разбушевался теперь полновластно. Казалось, что вся земля дрожала. Рев, визг и свист разрывали мои уши. Это было похоже на грохот сотен бурь над разъяренным океаном или обрушение водопада в тысячу раз больше, чем Ниагара.
Время от времени мне даже казалось, что я различаю какие-то особые звуки в этом невероятном шуме. То был неблагозвучный диссонанс миллиона скрипок и виолончелей, сыгранных в семи разных тональностях и сопровождаемых гигантским органом со всеми открытыми трубами. А потом это прозвучало как стон бесчисленных стад, охваченных лесным пожаром, и крики и стоны страданий всех толп мира, которым угрожает неизбежное уничтожение.
Ветер обуздан и сеет разрушения
Но над всем этим я услышал яростные голоса ветра — ветра, который, волный с начала творения, свободно бродит по просторам морей, свободно властвует над дикими лесами, свободно мчится над бескрайними пустынями и горными вершинами, свободно приходит и идет в бесконечные просторы земли впервые почувствовал прикосновение уздечки, внезапно наложенной гением человека, и с отчаянными конвульсиями тщетно восстал против этой всепобеждающей силы.
Боже мой! Его восстание было ужасным, не передать словами! Что происходило над моей головой? Я не мог ошибиться — это были тела людей, лошадей и крупного рогатого скота, некоторые падали на землю и снова поднимались в облаках песка, а затем быстро исчезали из моего поля зрения.
Как ни странно, даже при всем моем нервном возбуждении, масштаб и ужас этой сцены вызвали в моей памяти несколько стихов. Я наблюдал то, что видел Данте во втором круге Ада, когда он был свидетелем наказания плотских грешников, где:
….. словно воет глубина морская,
Когда двух вихрей злобствует вражда.
То адский ветер, отдыха не зная,
Мчит сонмы душ среди окрестной мглы
И мучит их, крутя и истязая.
Ужасное очарование этой сводящей с ума сцены было внезапно прервано. Песчаная дюна теперь была почти на уровне моей головы.
Я плотнее прижался к земле и склонил голову набок к левому уху. Теперь я не мог видеть край дюны, но я чувствовал маленькие песчинки, уносимые прочь с каждой пролетающей секундой.
Как описать агонию тех мгновений, которые казались вечностью? О, что угодно, кроме этой неуверенности в том, что ураган сделает со мной, прежде чем придет смерть! Внезапно у меня в голове мелькнула мысль. Был один выход из этой душевной пытки — мой пистолет. Я почувствовал облегчение от встречи с более мягкой смертью и от возможности обмануть моего жестокого палача. Я заставил себя умереть как мужчина, и, приставив пистолет к виску, я немного поднял голову.
Ветер утихает — эту историю рассказывает единственный выживший
Когда я пришел в сознание, первое, что я почувствовал, была сильная боль в голове. Я припомнил все в мгновение ока, но я не мог вспомнить, произвел ли я выстрел, и не мог найти следов крови. Кусок дерева, лежащий у моих ног, дал мне ответ.
И, к моему удивлению и ликованию, ветра больше не было. Воздух был неподвижен, и луна светила еще ярче.
Я посмотрел на вершину башни. Зеленые и синие вспышки исчезли, и самой большой стеклянной колбы больше не было. Я был спасен.
Мне было нетрудно представить, что вывело башню и, следовательно,
