вздымалась. Он дышал, а значит, был жив.
Мысли пронеслись в голове за секунды, пока Мари оценивала положение. Три приспешника Общества хищными птицами кружили вокруг Эллиота и перебрасывались шутками про псов-предателей. Они заманили его в ловушку. В старой части города, кроме развалин, нет свидетелей. Зато есть люди «Sang et flamme». Из их разговора стало ясно: дешевая уловка с письмом, старая, как душа Мари, сработала на отлично. Лишь одна мысль, что они поймали Стихею, заставила Эллиота выбраться из дома и метнуться прямо в руки смерти.
– Вставай, пес! Глава хочет увидеть, как ты скулишь, как собака, когда она будет тебя сжигать. – И один из агентов пнул Эллиота под ребро.
Он глухо зарычал и перекатился на бок. Сплюнул алую слюну. И увидел Мари. Его глаза с лопнувшими капиллярами расширились, но Мари уже не замечала в них застывшего ужаса. Она ничего не видела, потому что ее взор застилала пелена ярости.
– Поганые нелюди – вот ваша кара!
Лишь один миг – кислорода не стало!
Жить захотите – ползите червем,
А напоследок прижгу вас огнем.
После первых двух строк приспешники согнулись и схватились за шеи, а затем рухнули и скрючились на земле, как черви. Они и были червями. Безликими и безвольными.
– Мари, – прохрипел Эллиот и протянул к ней руку.
Удивительно, но его голос долетел до ее сознания быстрее, чем самый звонкий крик.
– Хватит! – громко приказала она, и агенты задышали. Прерывисто, с хрипами, которые напоминали стенания. – Передайте Ингрид, что я иду к ней. Слышите? Стихея идет к ней!
Парни, пошатываясь, встали и побрели в сторону замка. Мари лишь сжимала и разжимала кулаки, чтобы погасить ярость. Если бы Эллиот ее не остановил, если бы он не произнес ее имя, она бы их убила. Она хотела этого, и она сделала бы это. Если бы не Эллиот.
– Ты очень красива, когда злишься, – усмехнулся Эллиот, и Мари заморгала, возвращаясь в реальность.
– Боюсь, сейчас ты со своим макияжем переплюнешь даже мисс Вэйланд. – Мари присела рядом с ним и коснулась его подбородка. – Ты повелся на такую глупую уловку? – Она прищелкнула языком и покачала головой.
Эллиот со стоном сел и растянул кровоточащие губы в улыбке:
– И повелся бы снова.
– Значит, они вычислили наш дом?
Эллиот перестал улыбаться:
– Да, черт возьми, потому что кое-кому не сидится в четырех стенах.
– Но они не напали на кое-кого, потому что боятся, – вскинула брови Мари, – а выбрали тебя.
– Спасибо, что не произносишь это вслух.
– Что именно?
– Что я – слабак.
– Ты – человек, Эллиот, – вздохнула Мари. – Это не значит, что ты слабее меня. Но у тебя нет моих преимуществ.
– Сама тактичность, – проворчал Эллиот и скривился.
Мари оглядела его порванную куртку, заляпанную кровью футболку. Судорожно вздохнула и отвела взгляд. Гнев испарился, а страх никуда не исчез. Щемящее чувство безнадежности.
– Вставай. Раз ты самый сильный, пойдешь на своих двоих. Но так и быть, я подставлю тебе плечо.
Мари обхватила его широкую ладонь и осторожно потянула на себя. С трудом, но Эллиот встал, и они неловко столкнулись носами. Он не мог стоять ровно, потому что каждая часть его тела кричала от боли. И Мари слышала эти вопли.
– Мари, – прохрипел Эллиот. Он посмотрел ей в глаза. Смотрел, не моргая. И его зрачки ширились от удивления. – Почему я не боюсь?
– Потому что слишком поздно, – простонала Мари и поцеловала его разбитые губы. Нежно, невесомо, словно взмах крыла бабочки. Его кровь осталась на ее губах. Она слизнула капли, и соленая горечь наполнила рот.
– Значит, я теперь твой? – с кривой усмешкой спросил Эллиот.
– Нет. – Мари качнула головой. – Это значит, что я теперь твоя.
Пока Дейзи охала над Эллиотом и пичкала его ибупрофеном, Мари задумчиво разглядывала улицу через окно, слегка приподняв занавески. Но никого из агентов Общества больше не видела.
– Нам стоило бы сменить дом. С таким же успехом можно было вернуться в замок, – ворчал на диване Эллиот, пока Дейзи, всхлипывая, смывала с его лица кровь. Вода в кастрюле быстро окрасилась в розовый цвет.
– Мы и вернемся, – пробормотала Мари и подхватила пальто. – Но сначала я поговорю с Ингрид.
– Шутишь? – Эллиот попытался приподняться, но Дейзи прижала его к дивану и рявкнула:
– Лежать! – Когда он послушался, добавила: – Хороший песик. Надеюсь, твоя регенерация не подведет, потому что рана на лбу глубокая.
– Уже завтра останется только ссадина, – пробормотал Эллиот, но не сводил глаз с Мари. – Не вздумай!
Мари молча оделась и напоследок услышала очередное восклицание Дейзи:
– Фу, место! Она – взрослая девочка, сама разберется.
– Еще раз скажешь «фу», и я тебя укушу.
– Плохой песик.
Мари улыбнулась. Дейзи и Эллиот так плотно вошли в ее жизнь, что она и сама не заметила как. Но без них она уже не представляла себя.
Мари подняла воротник, прячась от холодного ветра, и поспешила к замку. Пора показать Ингрид, где ее место.
Город начал оживать после смерти Айви. Люди с опаской выходили на улицы. Все возвращалось в привычное русло.
Когда на горизонте показались башни замка и распахнутые ворота, сердце Мари резанула острая боль. Она согнулась и прижалась боком к каменной стене ближайшего дома.
Она держалась за грудь и пыталась отдышаться, но перед глазами плыли цветные круги и противный шелестящий шепот проникал в разум: «Вспомни, Мелисса… Вспомни…».
– Я помню, – просипела она.
– Девушка, с вами все в порядке? – Проходящая мимо женщина подошла к Мари.
Она с трудом кивнула.
Клетчатая зимняя куртка на незнакомке вдруг мигнула, и вместо нее появилось старинное платье из грубой коричневой ткани. Мари поморгала, но нет, город продолжал мигать, меняя декорации. Люди, одежда, дома, вывески на зданиях… Неизменным оставался лишь чернеющий замок.
Мари выпрямилась, хотя боль никуда не исчезла. Маленький нож продолжал кромсать сердце.
И шепот: «Нет, ты забыла. Вспомни, Мелисса…».
Она свернула в переулок и стала спускаться к старой части города. Ноги сами вели ее, и Мари не заметила, как очутилась перед тем самым домом, в котором жила раньше. Более трехсот лет назад. Мари зашла внутрь и рухнула на промерзлую землю.
– Я все помню, – упрямо прошептала она, но было уже поздно.
Ее затягивала пустота.
Сначала Мари не видела ничего, кроме тьмы. Затем зрение стало возвращаться. Размытые очертания домов становились четче, снег на дорогах таял, сквозь брусчатку пробивалась трава. Стало тепло. На небе размытые облака испарялись
