Зрелище было волнующим. Лабиринт улиц-коридоров обрывался резким уступом, от которого вниз вела крутая узкая лестница. А внизу возлежала каменная чаша, усыпанная маленькими домиками и озарённая многочисленными огнями.
Тихий вздох сорвался с губ.
Вид ошеломлял. Не верилось, что такое могли создать руки смертных.
От самого дна чаши до каменного «неба» поднимались многочисленные колонны, похожие на гигантские сталагнаты. Домики не только стояли на дне, но и лепились по стенам, отважно карабкаясь чуть ли не к самому «небу». Пахло дымом, затхлой речной водой, едой, и сквозь всё это пробивалась тонкая вонь, сопровождавшая обычно нечистоплотные бедняцкие поселения.
Отодвинув капюшон на затылок, Ранхаш качнул головой, подозревая, что выпитое могло столь странно сказаться на его фантазии.
Масштаб проблемы куда больше, чем он предполагал.
И эта проблема всё это время пряталась под городом.
– Ах, зубы острые твои…
Внизу царило оживление, жители куда-то спешили, орали, смеялись… Ранхаш отметил, что здесь были не только мужчины, но и женщины. Может, и дети есть? Интуиция не ответила. Она становилась на редкость капризной дамой, стоило ему выпить.
Он опять окинул чашу взглядом и задержал глаза на небольшом участке стены саженей двадцать площадью. Даже на расстоянии она казалась влажной и очень ровной. Ранхаш опять осмотрелся и повёл плечами.
Похоже, всё-таки действительно это творение не рук смертных. Что ж, надо посмотреть. Поправив мешок на плече, оборотень начал спускаться вниз.
– Терзают душеньку!.. – протяжно донеслось вслед.
Из каморки не доносилось ни звука, что настораживало охранников больше, чем если бы харен пытался выломать дверь или вёл с ними душеспасительные разговоры.
– Может, глянуть?
– Ага, а он только того и ждёт! Хвать за шею и наружу!
– Я слышал, что он как Проклятый дух: пусти в мир, и никого живого не останется!
– Тьфу ты, бабы! Я сам гляну.
Один оборотень выступил вперёд, а остальные тут же сомкнули за его спиной плечи и вытащили ножи. Несмотря на браваду, смельчак малость трусил, но всё же поднял засов и, словно нарочно на когти нарываясь, выпятив грудь, шагнул на порог.
Харен даже не обернулся. Сидя на деревянном ящике, он, не отрываясь, смотрел на огонёк масляной лампы.
Глава 7. Крушение
Снег начал исчезать уже в двадцати саженях от города: длинная тень стены здесь не выступала защитой от солнца, и снежный покров виднелся лишь небольшими белыми пятнами. Голые кусты и одинокие деревья распушили ветки с набухшими почками, клонился к земле влажноватый сухостой, а сквозь пожухлую траву пробивалась свежая зелень. Только вот весенний воздух пах дымом, тянущимся от Жаанидыя.
Дороги к Мохнатому мосту действительно не было, но она угадывалась по расступающимся в разные стороны кустам и деревьям, а после заезда в лесную полосу виделась уже отчётливо: зарасти ей всё же не позволили, время от время вырубая самосевы. Но земля здесь покрылась травой и была влажновата. Колёсный экипаж порой увязал, и всадникам приходилось спешиваться и выталкивать его.
Глава отряда, прищурившись, вглядывался вперёд. Он ездил смотреть на мост в начале зимы несколько раз и сейчас в оголившемся пейзаже с некоторым трудом узнавал места. Помнится, нужно было въехать на пригорок, а уж оттуда открывался вид на широкий, добротный, но деревянный мост. Несколькими годами ранее севернее построили другой, каменный мост и о Мохнатом почти вконец забыли.
Вдоль дороги потянулся пахучий ельник, и глава отряда немного отстал, подозрительно осматривая лес. Всадники плотнее окружили экипаж и навострили уши. От реки доносилось грохотание сталкивающегося льда и шумный плеск воды. И чем ближе к реке, тем сильнее был грохот.
Меж ушей лошади, запряжённой в экипаж, упала шишка. Лошадь испуганно всхрапнула, шарахнулась назад, и возница поспешил натянуть вожжи.
– Тпр-р-р-ру-у-у-у, шалопоть трусливая!
В следующий миг на спину лошади спрыгнул мужчина. Дальнейшие события развернулись с невероятной быстротой. С разлапистых елей вниз посыпались мужики, спрыгивали они прямо на крупы коней всадников и тут же сноровисто вонзали им со спины ножи, прямо между рёбер. Раздалось испуганное ржание, хрипы, а следом и разъярённые вскрики: двое из охранников быстро среагировали, успели дёрнуть коней за поводья, и бандиты попадали на землю. Конвоиры схватились было за оружие, но один почти сразу же откинулся назад, сражённый брошенным ножом прямо в глазницу, а другого кнутом за горло перехлестнул возница и стащил за землю. Там его и прикончили.
На мгновение бандиты – десять оборотней, – глава отряда и возница замерли, осматриваясь и прислушиваясь, а затем разбойники бросились успокаивать лошадей и подбирать трупы. Убитых за руки за ноги отнесли дальше по дороге, вниз с пригорка, и сбросили с крутого и высокого берега в бурлящую реку. Тела тут же исчезли между льдинами и более нигде не всплыли.
Разобравшись с трупами, нападавшие подхватили лошадей под уздцы и поспешили в ельник по едва заметной звериной тропе. На дороге рядом с экипажем остались только возница и глава отряда, который как раз закончил вытирать нож, вытащенный из глазницы бывшего товарища, и теперь провожал взглядом своего коня.
Не было сказано ни слова. Всё прошло быстро, ловко, как не единожды отыгранная театральная постановка, в которой каждый имел свою роль и выполнял только её. Вот и возница, пока глава осматривал кусты – не надломили ли чего ушедшие, – торопливо зачищал суетливые отпечатки копыт, следы крови и придирчиво выискивал обронённые предметы. Закончив, мужчины обменялись взглядами, и кучер, опять заняв козлы, подстегнул лошадей.
До моста действительно оставалось всего ничего: спуститься с пригорка, и вот оно – широкое деревянное полотно с удобным заездом и высокими крепкими перилами. Лошади взошли на мост, и по насту глухо застучали копыта и колёса. Возница торопливо намотал вожжи на подлокотник и, спрыгнув с ко̀зел и чиркнув чем-то над досками моста, побежал назад, в тот время как лошади продолжили своё шествие. Глава отряда дождался его, и вместе они отбежали по берегу подальше на юг и забрались под кучу бурелома и валежника.
Не успели они устроиться, как всполошились и обеспокоенно и раздражённо высунулись из укрытия. По дороге двигался довольно крупный отряд – экипаж и семеро всадников, – а где-то позади, пока отдалённо, что-то громыхало и раздавалось гневное:
– Тпр-р-р-ру-у-у-у, окаянная! Куда?! Куда, дух тёмный?!
Всадники подозрительно смотрели на карету, добравшуюся почти до середины моста, но с задней стороны ничего такого не углядели (в том числе пустые козлы), и на мост поднялся один из конвоиров. Проверив мост, он махнул рукой, и следом въехала карета. Сидящие в буреломе мужчины переглянулись, помрачнели и заползли глубже под ветки.
Лежащая на сиденье рыжеволосая женщина застонала, болезненно поморщилась и с трудом, заставляя себя, открыла глаза. Перед внутренним взором, затмевая внешний, плавали обрывистые образы, а в голове звучали голоса:
«…она не проснётся до самого конца. Уйдёт без боли и страха…»
«Осторожнее, проклятый!»
«Да какая ей разница…»
Голова болела, во рту было гадко, а в теле царила необоримая слабость.
«Дети…»
Дети!
Лийриша дёрнулась, пытаясь сесть, и скатилась с сиденья.
– Что… я… где…
Полумрак вокруг, неясный свет где-то наверху и мир качается. Цепляясь за сиденье, женщина попыталась встать. Несколько раз падала, но опять поднималась, едва сдерживая слёзы бессилия, и наконец приникла к занавесям. За ними неспешно проплывала какая-то деревянная ограда, а за ней что-то серело и двигалось. Лийриша не сразу поняла, что это река. Дёрнула дверцу, толкнула её, опять пошатнулась и упала на сиденье, едва не сшибив короб.
