Конец представления был предсказуем, особенно, с самого начала, рыцарем нелепого образа сэром Вороником: при очередном повороте на девяносто градусов он, наконец-то, окончательно вылетел из седла и встретился с разделительным барьером, стойко принявшим на себя удар.
К разочарованию публики, сам рыцарь такой стойкостью похвастать не смог, и был унесен, чтобы присоединиться на телеге скорой знахарской помощи к неподвижной и молчаливой компании товарищей по оружию из первой пары.
К страдальческому удовольствию[149] барона Кабанана, у него наконец-то появился первый финалист.
Был дан сигнал начинать третьей паре.
Вернее, даже два.
Официальный — серебряная нота горна, и неофициальный — свирепо сжатый кулак исподтишка.
Памятуя печальную судьбу своих предшественников, третья пара — сэр Сорокан и сэр Волчуха — начала осторожно.
Осторожно пришпорили они своих коней, осторожно навели друг на друга копья и осторожной трусцой осторожно устремились в атаку.
Проникшись, по-видимому, идеями своих всадников, кони в десяти шагах друг от друга осторожно замедлились и не менее осторожно остановились.
По трибунам прокатился осторожный смешок.
— Назад, назад, всё с начала!!! — позабыв про осторожность, свиток и шляпу, на ристалище выскочил с вытаращенными глазами и растрепанной прической испуганный распорядитель турнира.
Словно на вырвавшихся из загона кур замахал он руками на благородных сэров, растерянно и безуспешно пытающихся достать друг друга копьями с вставших, как вкопанные, коней.
— Назад, верява вас раздери!!! Быстро!!! Да не туда!!! С другой стороны!!! С другой стороны, болваны!!!..
Рыцари, презрев сталь доспехов, умудрились втянуть головы в плечи, торопливо развернули коней, потом развернули еще раз, и еще, и поскакали на исходные позиции.
— Это… — распорядитель растерянно оглянулся на зашуршавшие увеличивающимися в громкости смешочками трибуны горожан, с трепетом — на застывшую в ледяном гневе трибуну барона, и бессильно привалился спиной к барьеру.
Это провал.
Это конец.
Это позор.
Но надо было спасать положение.
— Это… уважаемая публика… добрые горожане… и горожанки… и маленькие… э-э-э… тоже горожане… — отважно начал он спасательную операцию, — вы имели возможность лицезреть… сиречь, наблюдать… то бишь, поглядеть… э-э-э… репетицию… то есть, подготовку… к… э-э-э… к настоящему сражению…
Публика ахнула.
Ободренный такой неожиданной реакцией на свою импровизацию, старик приободрился и вдохновлено пустился в дальнейшие объяснения.
— В некоторых… отдельно взятых… э-э-э… экзотических странах… существует обычай… сиречь традиция… то бишь, принято… перед поединком… доблестным рыцарям… проводить репетицию… сиречь демонстрацию… то бишь, показ… своей силы и ловкости… и доблести, конечно…
Добрые горожане, горожанки и маленькие горожанчики вскочили со своих мест, закричали, загомонили… Подскочил и заорал что-то невнятное даже сам барон.
Изумленный непредсказуемо-шумным успехом, распорядитель довольно крякнул, собрался с мыслями, сосредоточился на мгновение и уверенно продолжил:
— …Дабы внушить таким образом противнику… что…
Что же хотели внушить противнику некоторые рыцари в отдельно взятых экзотических странах, так и осталось невыясненным, потому что в этот момент с обеих сторон от него заржали жеребцы, загрохотали копыта и железо, и старик с ужасом обнаружил, что находится между двух поднявшихся на дыбы коней, с которых медленно, но неотвратимо сваливаются на булыжник ристалища два последних участника турнира.
— Так он же сам сказал: с другой стороны!.. — были последние слова сэра Сорокана перед тем, как их заглушил отчаянный взрыв всенародного веселья.
Надо ли говорить, что первый рыцарский турнир закончился так же, как и начался.
Доблестный победитель, сиречь финалист, то бишь, единственный усидевший в седле сэр Карамар, выглядывая краешком заплывшего глаза из-за перекошенного забрала искореженного богатырским ударом шлема, попытался вручить на кончике копья цветочную корону королевы любви и красоты сначала барону, потом барабану его музыканта, и, в конце концов, бабушке Удава[150].
Под протестующие крики королевы турнира, которую сэр Карамар безуспешно силился оторвать от земли, чтобы водрузить на коня для совершения круга почета, всеобщим решением жюри было единогласно признано, что третье испытание для его превосходительства Кабанана завершено, и что через два часа, согласно расписанию, должно начаться представление, подготовленное его светлостью графом Бренделем.
Подготовка третьего увеселения началась незамедлительно после объявления такового.
Не успел Иванушка договорить, как с одной из боковых улиц, борющихся за право не называться переулками, по огороженному оцеплением коридору на площадь выехали подводы, груженые досками.
— Интересно, что задумал граф? — тихо под нос пробормотал царевич, с любопытством оглядывая запруженное телегами и продуктами деревообработки еще несколько минут назад свободное пространство.
— Что-нибудь строить собирается, — проницательно предположила Серафима.
— Что? — не унимался супруг.
— Ну… — сделала еще одно умственное усилие Сенька. — Может, детский городок? Карусели? Или виселицы?
— По-твоему, это развлечение?! — возмущенно воззрился на нее Иван.
— По-моему нет, — умиротворяющее повела плечами царевна. — Но о вкусах не спорят, ты же это сам сколько раз говорил. И вообще, не нервничай, посиди, подожди. Через два часа всё сами узнаем.
— Да, ты права… — откинулся на спинку кресла лукоморец, поглядел на завозившихся со свертками и фляжками министров, и пошарил рукой под сиденьем. — Бутерброды хочешь?
— С чем? — оживилась и напрочь позабыла про готовящееся где-то далеко развлечение царевна и радостно потерла руки. — Люблю повеселиться, особенно пожрать…
— Не знаю, — осторожно развернул тряпицу и заглянул внутрь пергаментного свертка Иван. — Находка сделала…
— Да ладно, хоть с чем, давай мою половину, — благосклонно снизошла Сенька и, не дожидаясь реакции мужа, активно вступила в процесс дележа.
— Ты с Макаром перед уходом сюда поговорить хотела, новости узнать, — старательно пережевывая холодную лосятину из супа, положенную на черный хлеб и ломтик вездесущей хурмы, проговорил Иван. — Успела?
— Угу, — не утруждая себя долгими речами, кивнула Серафима, занятая аналогичным действием.
— И что новенького? — не унимался Иванушка.
Царевна вздохнула, проглотила то, чем был набит рот, запила теплым травяным чаем из засунутой в шубенку фляги — прототипа термоса — и принялась излагать, что же нового случилось в Костейском царстве за время отсутствия сначала Ивана, а потом и ее самой.
— …а, в-четвертых, сегодня утром я еще и к Находкой успела заскочить, и побеседовать на бегу про твоих привидений. Она говорит, что у них, в Стране Октября, таких несытями называют. И берутся они не абы откуда, а только если много людей сразу лютой смертью гибнут. Это вроде проклятия какого. Не совсем, конечно, но близко. А еще вокруг того места деревья становятся такие… страшные всякие… кривые-косые… Если подробности тебя интересуют — сам с ней пообщайся. Меня она уже на второй минуте объяснений запутала. Ну, так вот. Насколько я всё-таки поняла, души этих людей, если их никто не проводил в загробное царство по всем правилам, оказываются привязанными к месту смерти, и потом всех прохожих и проезжих завлекают, с пути сбивают, и норовят их по своим же следам на тот свет отправить.
— Это как? — недопонял Иванушка.
— То бишь, как сами погибли, то и другим устраивают. Твои, значит, во сне ночью во время метели сгорели… мир их останкам… кошмар, правда… — неуютно поежилась Сенька. — Хотя даже это их кровожадности не оправдывает. Гнобили бы лучше того, кто спичку бросил, чем к честным людям приставать.
— А как же я вырвался?
— А вот тут я тебя поздравить могу, Вань. Ты не только вырвался, но и их освободил от проклятия. А как… Тут Находка наша опять всего и кучу наобъясняла, но мне некогда было толком слушать, и поэтому запомнила я одно. Что ты, вроде как сделал то, чего они не смогли. А что конкретно?.. Тебе виднее. Вспомнишь — скажешь.
— А… это простой пожар был, или?..
— Не знаю, Вань. Придумывать нет смысла, а спросить уже не у кого. Призраки твои разлетелись, деревня скоро лесом порастет… Что было, то так и осталось неведомо.
— М-да… — загрустил Иван. — Значит, так и не узнаем, видел ли кто из деревенских Мечеслава…
— Тс-с-с-с-с!!!..
— Ой… — воровато и виновато оглянулся по сторонам царевич, но, похоже, никому до них дела пока не было, и он перевел дух и продолжил: — А еще новости есть, Сень? Повеселее что-нибудь?
