Все глаза метнулись на Спиридона.
Тот оскорбленно фыркнул.
— На ковре остался след грязного сапого огромного размера. Судя по описанию барона, если бы уважаемый гондыр носил обувь, я бы подумала, скорее, на него. Но несостоявшийся убийца не учел того, что вся улица напротив дома Дрягв мощеная, и грязи на ней нет. Но если бы даже она и была, то на карнизе, по которому он попал в покои, остались бы отпечатки грязных сапог. А карниз — Сомик проверил лично по моему приказу — был чист. Да и барон утверждал, что заметил только один след. А вы пробовали когда-нибудь вычистить вовер, по которому прошлись в грязных сапогах? — вдовствующая баронесса вызывающе уставилась на испугано замотавших головами дворян.
— Я тоже нет, — удовлетворенно продолжила она. — Но я видела, как это делают. И с полной ответственностью заявляю, что ковер, на который ступили в такой обуви, грязный весь! И не заметить это невозможно, если вы, конечно, не привыкли жить в хлеву! Значит, приходим к выводу, что след этот был ложный, и его оставили нарочно, чтобы сбить нас с толку.
— Но при чем тут мой?.. — нерешительно возразила графиня, но бабушка Удава ее снова хладнокровно проигнорировала.
— Сделал тот, кому выгодно. Прописная истина, — ровным звучным голосом, разносящимся по всей площади, проговорила она. — С точки зрения банального здравого смысла, покушение на его превосходительство было выгодно барону Карбурану, графу Бренделю и тому, кто, по слухам, являлся воскресшим Мечеславом, то есть, гвардейцу Спиридону. На этом этапе я бы поставила на уважаемого Кабанана: они с Силезенем были лидерами состязания, и его светлость был им не конкурент.
— Как вы могли!.. — раздался придушенный женский вскрик из-за спин придворных, но баронесса, сосредоточенная и целеустремленная, как стрела с бронебойныйм наконечником, не пожелала заметить и его.
— Барон Дрягва мог сам устроить инсценировку покушения, — резонно предположила Сенька.
— Да, мог. Но зачем?.. — и баронесса Удавия повела плечами — словно континенты сдвинулись и отправились в дрейф. — Хорошо, если друх предположений не будет, я продолжу. Следующее событие убрало одного из главных подозреваемых — любезнейшего барона Карбурана.
— И я этому очень рада! — сердито сообщил тот же голос. — Лучше скромное герцогство в руках, чем…
— Не спешите, милочка, — охладла ее пыл старушка. — Вы действительно верите, что ваш благородный супруг знает такие слова, как «мегаполис» и «Ремуар»? Тогда это ваше личное заблуждение. Пребывайте в нем. Но герцогиня Банион — да будет земля ей пухом — была моей подругой детства, и мы с ней переписывались довольно оживленно — в год доходило писем до двух. Так вот. Она умерла три года назад. И всё наследство отошло удочеренной ей незадолго до кончины девочке.
— Девочке?.. — вытаращила глаза баронесса Карбуран.
— Пятьдесят… разве это возраст? — благодушно усмехнулась бабушка Удава и не без гордости пояснила: — Мы с проказницей Алисон одногодки. Ну, ближе к делу. Итак, пропажа барона вызывает у меня сомнения, и я снова задаюсь вопросом: кому выгодно? Графу Бренделю? Да. Но, в первую очередь — барону Дрягве. Они ведь всё еще равны по очкам, и я бы даже поставила тогда свою виолончель на злополучного Силезеня. И еще могло быть выгодно нашему мужественному Спиридону. Но бедный военный не мог знать подробностей родословной Карбуранов, не говоря уже о «мегаполисе» и «Ремуаре». Видите, Бизония, ваш супруг в этом не одинок. А его пропажа среди ночи, и это нелепое письмо его почерком, с его печаткой… Колдовство какое-то.
— Но клятва!.. — воскликнула растерянная Бизония Карбуран.
— Да, клятва, — согласилась бабушка Удава. — Клятва меня смущала. Тем более что мы своими глазами убедились, что она работает. Но оставим пока сверхестественное, и вернемся к нашим баронам. Милейший Силезень пал жертвой внезапной болезни накануне своего триумфа. Это в моих глазах выводило его из списка подозреваемых.
— Но это могла быть простая болезнь! Переутомление! Перевозбуждение! — вскинулась графиня.
— Да, могла, дорогуша. Не волнуйтесь так. Безусловно, могла. Если бы перед самой охотой у всех на глазах он не выпил неизвестной субстанции из поднесенного неизвестно кем кубка.
— Так при чем тут мой муж?!..
— При том, что оруженосец внука Сомик — тот самый — видел и запомнил человека, сбежавшего с места трагедии на охоте. И этот самый человек — он снова видел и узнал его! — заплатил той доброй женщине деньги, чтобы она дала тщеславному, но доверчивому Силезеню выпить то, что он приготовил. А еще она описала врученный ей тем щедрым проходимцем кубок. С моим гербом. Украденный горничной и проданный незнакомцу, собиравшему по городу кружки, рюмки, стаканы и прочую посуду перед таким впечатляющим бенефисом нашего дорогого графа.
— По вашему, он выпил что-то — и сошел с ума? — презрительно скривилась графиня Тигресса.
— Да, невероятно. Колдовство, да и только, а, милейшая Тигресса? — снисходительно пыхнула трубкой баронесса. — И, пока не забыла. Сомик был среди зевак, помогавших нести погибшего позавчера колдуна. И опять узнал его. Это он следил за Бугемодом в лесу, когда сломался замок. Это он подкупил старушку, чтобы она отравила барона Силезеня. И — это он покушался на Спиридона и ее высочество Серафиму Лукоморскую. Один раз — случайность. Два… Ну, дальше вы знаете. Между нами говоря, я бы пришла к этому выводу быстрее, но мне не давала покоя клятва. Но теперь, когда его величество Мечеслав Тринадцатый поведали нам о том, что произошло тогда на балконе, у меня остался только один вопрос, и от него зависит ваше всё, дорогая Тигресса.
Графиня побледнела, пальцы ее разжались, и рукавица с графом выпала на мостовую.
— Его превосходительство Кабанан жив?
Заговорщица ахнула и села.
Дальше признания посыпались как из рога изобилия.
Графиня Брендель, заливаясь слезами размером с крокодиловы, скороговоркой сообщила, что они увезли и держат Карбурана в подвале родового замка в горах. Что письмо барон написал под чарами Жулана — их придворного колдуна. Что это он разорвал магией замок арбалета. Что они сначала хотели убить Спиридона, но потом решили, что лучше оставить его пока в живых, чтобы было на кого сваливать покушения. Когда же конкурентов не осталось, граф измыслил устранить гвардейца таким образом, чтобы народ подумал, что род Медведей и впрямь проклят. Что Жулан до последнего рассчитывал, что в Проклятую деревню пойдет Спиридон, а когда пошел Иван, то отговаривал его всю дорогу, пока тот его чем-то не обидел, и рассерженный колдун просто бросил его и ушел…
— Постойте, постойте, — нахмурилась Серафима, когда река признаний превратилась в ручеек и иссякла. — Если ваш колдун Спирю охранял, и хотел порешить только позавчера, то кто же остальные четыре покушения устраивал?
Баронессы Карбуран и Дрягва опустили глаза.
Остальные несколько тысяч пар глаз устремились на Мечеслава.
— Каков ваш царский приговор будет, ваше величество? — насупившись, озвучил всеобщее ожидание Коротча, с неприязнью оглядывая закаменевших в ожидании царского правосудия знатных дам.
Молодой царь, хмурый, как ноябрьская полночь, пошептался коротко с гондыром, со Спиридоном, с лукоморцами, пожал плечами, кивнул и объявил:
— В честь моего восшествия на престол и обручения с девицей Находкой я прощаю барону Дрягве и барону Карбурану покушения на моего друга и военачальника Спиридона. Преступления же графа Бренделя более тяжки, но случилось так, что он сам себя наказал предостаточно. Действие магии рассеется со временем, но когда это случится — неведомо ни мне, ни Батыру, и зависит от тяжести совершенных преступлений. Графине же Брендель, сообщнице своего мужа, повелеваю удалиться в родовой замок и жить там безвыездно, пока супруг ее не обретет человеческий облик. Тогда наказание будет считаться снятым. Что же касается пострадавшего от козней графа барона Бугемода Жермона, то за заслуги баронессы Удавии Жермон перед короной награждаю его почетным чином премьер-министра[193]. Также хочу объявить принародно, что наше с ученицей октябрьской убыр Находкой бракосочетание состоится через две недели и будет сопровождаться народными гуляниями и угощением! Приглашаются все присутствующие! А сейчас, дорогие горожане…
— Погоди, Мечеслав, — дернула его за рукав Серафима. — Еще не всё. Твоя очередь делать признания.
— Моя?.. — потерял нить мысли, прикусил язык и удивленно приподнял брови царь.
— Ну, да. Отвечай, да не таи, что вы такое с кабаном сделали, что он у вас то умирал, то возрождался, как этот…
— Далай Лама? — услужливо подсказал Макар.
— Феникс, — ухмыльнулась царевна.
— Ах, с кабаном!.. — расплылся Мечеслав в непроизвольной улыбке. — Так этот весь цирк, ваше царственное высочество, твоя вина!
