– Как ты узнал?
– Случайно. Так что?
– Я собирался рассказать, – после паузы ответил Джано. – Позже. Но ладно.
История про сестричку потянула за собой «Лиджано», потом к нему сами собой прицепились мои сны, потом пошла жуть про наложенную оболочку и «покупку», потом повествование перенеслось на воспоминания о пустыре, громадинах-черепахах со скверным характером и похищениях талантливой молодежи. И еще о многом…
Словом, интересный выдался вечер. Познавательный.
И мы даже удивились, когда в разгар тихого, но жаркого спора о целях похищений через остатки забора перелетело и глухо шлепнулось что-то темное…
Кто вскрикнул, я не поняла.
Мы мигом оказались на ногах, и я обнаружила, что сжимаю в руках толстую ветку, точнее, дубинку. Когда я ее подобрала и где это случилось, из памяти выпало абсолютно.
– Что это?
Как-то непохоже было на описанный Тагиром мешок, скорее на сверток, и запаха никакого. Тагир ошибся, или…
Хру-у-у-у-у-ш-ш-тш!
Второй мешок шлепнулся о землю как-то глуше. Он странно зашипел, почти загудел и забился на земле, обдавая ночной сад отвратной вонью. Хакарл… ой, мать, скандинавский хакарл может отращивать лапки и утирать ими горючие слезы зависти – рядом с этой гадостью его вонь никто просто не заме… фу-у… дождались на свою голову!
Я выбываю из возможного сражения. Не могу… не в состоянии… я даже видеть не могу как следует… глаза застилает слезами. Рядом кого-то мучительно тошнит.
– Что за…
– Отец карбонадо… – прошептали рядом. – Не может быть. Не подходить! Не подходить!
Подходить? Оптимист… ботанический…
Какое там подходить, тут суметь бы доползти… причем в противоположную сторону…
– Мортуги! Не подходить! Бить на…
– Помогите!
Человеческий крик ударил по ушам, и, не веря своим глазам, я увидела, как тот первый мешок, который сверток, стал биться на земле и из него выпросталась чья-то рука, очень белая в темноте… Нам бросили человека? Зачем?!
Свист и треск, и на втором мешке вдруг выросли две дрожащие стрелы. А потом появились они. Они были черные, но светились. Они сыпались из дыр, проделанных стрелами, они ползли, странно шелестя, будто где-то в гуще притаился трансформатор, они собирались в тучу, наползая друг на друга…
Жуки. Или пауки. Или еще что-то ползучее. И пахучее, спасу нет!
– Мортуги! Мортуги! Не подпускайте их к себе. Дарья, осторожно!
– Помогите! – рвался из свертка человек, и я вдруг поняла, что он связан. – Помоги-и-и… а-а!
Эх, ну почему, когда надо, под рукой нет дихлофоса! Дубинка против тварей не оружие…
Ночь стала светлей – кто-то поджег дерево, увешанное паутиной птицежора. Ненастоящей паутиной. Настоящая не горит. Огонь вспыхнул факелом, от дерева посыпались искры. По земле, окончательно сбивая зрение, заметались неровные тени. Мимо пролетала размытая тень, новая вспышка пламени залила траву, и еще одна, и потом. Я не смотрела. Я уже была рядом… и старалась не дышать.
Человек больше не кричал, он скорчился и застыл лицом вниз, а на руке виднелось черное с красным. Черное шевелилось…
Я успела схватить человека и дернуть к себе, подальше от расползающегося черного пятна.
Прежде чем дикая боль прошила мои руки, я осознала две вещи. Первая: человек – немолодой мужчина, чем-то похожий на давешнего фенана, – закрывал своим телом еще одно тело, маленькое. И второе: черные твари умели не только ползать, но и прыгать.
Да, еще третье: жалились они больно…
– Дарья, назад! Назад!
Справа вспыхнуло еще одно дерево. Еще. Полыхала трава, словно ее полили бензином, полыхала, кажется, сама земля, испуганно метался какой-то несчастливый сторожок, застрявший в огненном кольце. Сейчас, маленький, я помогу… только отнесу этих…
– Ли чирконда! – От волнения вампиры перешли на родной язык, певучий и непонятный. – Или фуокон ха…
– Прендитто ла нелльо!
– Замыкай!
– Не дайте уйти этим…
– Сюда! – Рад и Шер махали факелами. – Сюда иди, ну же!
Да сейчас!
Груз из двух человек оказался что-то очень уж легким. Прямо будто не людей несла, а… ох, как голова кружится! Останавливаться не хотелось. Смотреть не хотелось. Ничего. Ничего. Главное дотащить, а там разберемся, живые они или нет.
Дотащить. Мне не тяжело. Просто… просто с чем-то непорядок, то ли с ногами, то ли…
Не поняла, земля, это что за танцы?
Кончай прикидываться прыжковым аттракционом, нашла время! Я тащила и тащила на руках два мешка непонятно с чем. Нет… пару крокодилов. Или кого? Не помню. Больно, хакарл вам в тарелку и за шиворот!
– Дарья!
Откуда тут взялись мои подружки-сумотори? Причем с горящими палками в руках? Светка и Нинка… Бедный Джано, теперь он точно разорится. На одних продуктах. Я потопала их обнимать в честь встречи, тем более торопиться уже было некуда, тела с плеча то ли улетели, то ли испарились. Или упали? Если упали, нехорошо, наступим еще, а тут реанимации не водится…
О, птицежор! Привет, волосатенький, не сердись за паутину. Ты еще наплетешь, а нам свет нужен. А я, похоже, рехнулась и общаюсь с пауками…
Паук на мои извинения не реагировал – только смотрел на меня и шипел. Тоже рехнулся?
– Ты чего привязался?
Паук, естественно, не отвечал. Только шипел и куда-то мне за спину летел, разворачиваясь в сеть, сероватый ком…
– Дари-и-и-и-и! Иди сюда! Сюда! Под воду!
Нашли подводную лодку.
– Минутку… – А что это у наших сумотори голоса такие? Я повернула голову и вдруг поняла, что разговариваю с хот-догами. Два крупных хот-дога метровой величины. А это уже интересно-о…
– Дарья! – В лицо с размаху хлестнуло чем-то мокрым, убив гастрономические планы на корню. Я села, где стояла, заглючившие мозги прояснились настолько, что узнала подбегающего Рада с ведром в руке. И настолько, что увидела на своей ладони крупного черного паука-многоножку. Ой! Гадость!
Снова больно…
– Не подходи! Рад, брысь!
Черная тварь не стряхивалась, только глубже запускала в меня свои не то зубы, не то усы, я рычала и ругалась, горящие деревья отплясывали какой-то дикий хоровод, а где-то на улице уже набирал силу вопль насчет пожара…
Шипение – птицежор опять рядом. Какого черта? Ошибся, лохматый, я тебе не птичка, вычеркни строчку «Дарья» из сегодняшнего меню. Куча блестящих глазок внимательно таращилась на меня, а шипящий голос странным образом снимал боль. А, это он черную гадость с меня снял. Стоп. Снял?!
И ловко пришлепнул паутиной, превратив в белесую кляксу. А потом навис над телами жертв похищения… или переброса? Ага, вот они где, не растаяли, тихо лежли рядом, видать, с плеча упали. А паук неторопливо сощелкивал с них кусачую мерзость.
Эта картинка – птицежор, склонившийся над телами, – осталась последним, что я помнила. Дальше все слилось в мутный хаос, из которого выныривали то дрожащий сторожок на ладони, то мокрые насквозь деревья в облаках пара, то нестерпимо блестящие серебряные глаза – Джано…
Всё, что меня не убило… сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь!
Очевидное
Дарья
– А потом ты схватила дерево, выдрала его из земли и зашвырнула соседу на чердак. Оттуда как раз спускались Роберто и Мелисс, они хотели поймать этих, которые бандиты… но их на чердаке уже не было, и они попросили Тагира помочь. Поискать.
– Ага. Надеюсь, по ним я не попала?
Алишер хихикнул:
– По ним нет. Вот по соседу да. Потолком. Он обвалился – потолок, я имею в виду. Но не волнуйся, он вполне живой, бегает, и даже уже покупателей первых нашел.
– Потолок?
– Сосед!
– Очень мне надо за него волноваться! Погоди… покупателей?
– Сказал, что ему надо срочно переехать… – Шер развел руками, но для непонимания у него был чересчур хитрый вид. – Ну так вот. А потом ты…
И он продолжил повествование о вчерашней ночи и эпических подвигах Дарьи. Да-а…
Не везет мне здесь с подвигами. В смысле, я их творю, но потом не помню. С бандитами тогда сцепилась как? На автопилоте. С аргентумами дралась как? На автопилоте. Кстати, тогда Алишер меня тоже водой обливал…
А теперь эти… мортуги. Шер сказал, этих пауков даже вампиры боятся именно потому, что их укус отключает мозги. Кусанет тебя такой паучок, даже один-единственный, – скорей беги к друзьям-приятелям, проси, чтобы связали, на цепь посадили, в ковер укутали, что угодно. А то через минуту сознание отключится – и привет. Тело двинется куда глаза глядят, а видят они в это время мно-о-о-ого чего. И живые гамбургеры, и говорящие кактусы, и массовое нашествие динозавров. Тело, естественно, в ужасе начинает отбиваться от глюков-страшилок и в этот момент способно сотворить такое, что потом до конца жизни не расхлебаешь!
Поэтому вампиры и шарахаются от мортугов, как самураи от фотоаппарата. С их силами натворить что-то нехорошее легко, а вот исправить… да проще повеситься!
