- А я ведл Митяй, Танша! Понятно? Ма ведл, Танша, и я сейчас буду тебя отмывать от грязи и вонючего сала. Так что дай я тебя раздену и не вздумай скандалить. По попе нашлепаю.
Вряд ли Танша хоть что либо поняла кроме слов ма ведл, но речь Митяя произвела на нее большое впечатление. Открыв рот, она посмотрела на него удивленным взглядом, закивала, развязала кожаные ремешки на запястьях, и принялась сама быстро снимать с себя меховые обмотки. Их у нее оказалось всего пять: две меховые ленты - рукава, еще две, штаны, они же онучи без подошв, а одна, самая длинная и широкая, служила в качестве куртки. Под этими меховыми обмотонами на ней было надето чтото вроде длинного пончо из лысой шкуры, которую Митяй не рискнул бы назвать замшей или лайкой. Это пончо, перевязанное в поясе кожаным ремешком, выполняло роль боди и воняло особенно сильно. Не прошло и получаса, Танша очень уж аккуратно скатывала свои драгоценные меха в рулоны, как доисторическая арктическая охотница сидела на нартах совершенно голая. У Митяя даже в глазах потемнело. Разумеется, не от крепкого амбре, хотя как раз от негото его просто выворачивало наизнанку и он чуть не исполнил арию Рыголетто. Ни легкий сквозняк, ни освежитель воздуха уже не справлялись с этим мощным амбре, которому позавидовал бы любой, даже самый вонючий, бомж. Однако, это была только одна сторона медали, да, и то не вечная, а временная, преходящая, от которой он вскоре надеялся избавиться раз и навсегда, чтобы она ему уже никогда не мешала.
Зато девушка была молода и отлично сложена, имела поджарую, крепкую спортивную фигуру, но при этом еще и пышную грудь. Кожа у нее, в самых чистых местах, была красивого, розоватокремового цвета, излишней волосатостью она не отличалась и хотя была жительницей Кавказа, неснимаемых колготок с начесом не носила, что его сразу же обрадовало. Никаких шрамов на теле девушки он не заметил и это говорило либо о ее исключительной ловкости и охотничьем мастерстве, либо о редкостной везучести, а может быть и о том, и о другом вместе. Немного опухшая лодыжка не в счет. Еще Митяй обратил внимание, что Танша была уже не девушкой, а молоденькой, лет восемнадцати, девятнадцати, женщиной, которая, раздевшись, глядела на него пристальным, настороженным взглядом и не предпринимала ровным счетом никаких действий. Он склонился над Таншей, стараясь не дышать, подхватил ее на руки своими сильными руками с мозолистыми ладонями и погрузил в ванну. Кожа охотницы оказалась хотя гладкой и упругой, но до безобразия липкой. От неожиданности девушка громко завопила, но быстро умолкла, вода была не такая уж и горячая, чтобы ошпариться.
Митяй быстро побросал ее липкие, вонючие меха на нарты, вынес их из дома, отбежал подальше и забросил в самый дальний угол двора. Крафт уже подружился с сукой и они вовсю игрались друг с другом. Вернувшись в ванную комнату, он первым делом ее хорошенько проветрил, потом закрыл окно и дверь и зажег три десятка парафиновых светильников и попшикал в воздух освежителем. Атмосфера в ванной комнате сразу же изменилась самым радикальным образом. Парафиновые светильники, как и любой другой живой огонь, мигом очистили воздух от тошнотворных ароматов и Митяй повеселел. Он разделся по пояс, вооружился импортным французским мылом, шампунем с кондиционером от того же производителя, шампунем от блох, мочалкой и подошел к ванне. Танша лежала в горячей воде опустившись в нее по самые брови и блаженствовала. Девушка основательно продрогла и теперь быстро отогревалась. У нее даже выступила на лбу испарина. Митяй встал перед ванной на колени, поставил свои орудия банного труда на противоположный бортик и, поливая голову девушки горячей водой, быстро осмотрел ее тело. Кроме пары синяков на ее правом бедре и того, что у нее опухла правая лодыжка, видимо она вывихнула ногу, он ничего опасного не заметил и решил заняться ногой потом, когда отнесет ее на кровать. Он развязал кожаный шнурок, распустил волосы, слегка вытащил Таншу из воды и, обильно намыливая голову шампунем от блох, моя ей голову, внимательно следил за тем, чтобы пена не попала той в глаза. Веселым, жизнерадостным голосом он сказал:
- Вот что, Танша, станука я тебя звать Таней. - Ткнув ее пальцем в грудь, он добавил - Ты, Таня, я Митяй.
Таня только улыбнулась ему в ответ и он принялся отмывать свою гостью от доисторической грязи. Вскоре вода в ванне чуть ли не почернела, а мыльная пена свернулась. Он вытащил пробку и слил всю воду, отчего ведла Танша несколько расстроилась, но когда в ванну снова полилась горячая вода, успокоилась. Доисторическая красотка отнеслась ко всему довольно спокойно, но все же Митяй видел, что она испытывает пусть и не панический, но страх, хотя и сдерживает свои чувства. Когда ванна наполнилась горячей водой, он снова намылил Тане голову шампунем, уже человеческим, а не для собак. Хотя эта красотка не мылась, как минимум, с лета, а мыться она совершенно не боялась, насекомых в ее голове Митяй обнаружил крайне мало, да, и те быстро скопытились. Тем не менее, когда вода из ванны стекла во второй раз, он все же пошел на некоторый риск и, гигиены ради, побрил ведле подмышки и более интимное место, что та перенесла стоически. По всей видимости в каменном веке женщинам было не привыкать лишаться волос. По крайней мере на голове, если судить по хранившемуся у него рыболовному крючку. После третьей помывки, столь же тщательной, как и первых двух, во время которой Митяй весь исстрадался, он налил воду в ванну в четвертый раз, чтобы принять ванну вдвоем с девушкой. А что, он вполне имел на это право хотя бы, как ее спаситель.
Ну, а еще ему не хотелось домогаться предмета своего, теперь уже очень сильного, вожделения не слишком чистым. Вот тутто и случилась совсем уж неожиданная, но весьма радостная и приятная история. Таня, мирно лежавшая в ванне, не смотря на то, что нога у нее была вывихнута, быстро перевернулась, встала на колени, ухватилась руками за бортики ванны и с озорной улыбкой, призывно виляя роскошной круглой, розовой попой, посмотрела на Митяя. Естественно, что того ей не пришлось приглашать дважды. Единственное, о чем подумал он, так это о следующем: - «Да, Танюша, придется мне здорово повозиться, чтобы приучить тебя спать в постели раздевшись, да, еще и заниматься любовью в миссионерской позе, об остальных я уже и не говорю.» Впрочем, его вовсе не покоробила ни такая откровенность, каменный век, понимаешь, семья, как таковая, не сложилась, а потому кто кого сгреб, тот того и в**б, а потому удивляться не стоит. Главное, что теперь у него появилась подруга и Митяй был готов разбиться в лепешку, лишь бы удержать ее возле себя. В принципе он ведь только для этого, выбиваясь из последних сил, зачастую превозмогая боль, строил и огромный дом, и крепостную стену вокруг него и все остальное.
После секса в ванне, наполненной горячей водой, он все же искупался, побрился и только потом выбрался из ванны, натянул на себя трусы и майку, вынул разомлевшую Таню из воды, вытер махровым полотенцем, облачил в длинную тельняшку и понес в большую, теплую спальную комнату с отличной, просторной деревянной кроватью. Положив девушку на пушистую шкуру махайрода, отчего у той удивленно округлились глаза, Митяй занялся ее ногой. В Африке ему приходилось врачевать и не такие травмы, а куда более серьезные, а потому он быстро вправил Тане ногу. Та перенесла операцию стоически, но при этом вытаращила глаза так, словно на ее глазах произошло чудо с оживлением покойника. Ну, а Митяй намазал ей ногу гелем от травм, перебинтовал эластичным бинтом и тут же поднял девушку с кровати. В теплой полосатой тельняшке, длиной до середины бедер, она чемто напомнила ему Дану Борисову, пока ту не турнули из передачи для солдат, только грудь у Тани была все же попышнее и это его удивляло. Похоже, что она хотя и родила ребенка, все же не кормила его грудью и потому груди у нее не превратились в уши спаниэля, как это часто бывает с женщинами. Особенно с теми, которые кормят детей грудью лет до трех.
Хотя в спальне на полу лежала шкура махайрода, Митяй обул Тане на ноги меховые тапочки, обнял ее за плечо и сначала подвел ее к окну, чтобы та взглянула на себя. Для женщины каменного века она оказалась довольно высокой особой и была всего на полголовы ниже своего спасителя с его метром восьмьюдесятью шестью сантиметрами. Девушка ходила по комнате лишь чутьчуть прихрамывая. Увидев свое отражение в оконном стекле, Таня вздрогнула и быстро попятилась назад, но наткнулась на Митяя. Он обнял ее, положив руку на грудь, приветливо улыбнулся и помахал другой, но взгляд девушки все равно оставался настороженным. Тогда он отвел ее от окна и усадил на деревянный стул рядом с большим письменным столом. У Тани, когда она увидела на нем множество маленьких вещиц, снова округлились глаза и она радостно заулыбалась. Митяй тоже заулыбался, указал рукой на карандаши, ластик, ножницы и прочие мелочи, тотчас состроил сердитое лицо и погрозил ей пальцем, после чего быстро вышел из комнаты и включил дизель генератор, а вернувшись, зажег электрический свет, хотя ему в этот вечер вполне хватало света шести больших, керамических светильников, заполненных очищенным парафином.
