Таня моментально закрыла глаза руками, подняла с пола ноги на стул и вся сжалась в комочек. Митяй подошел к ней и нежными поглаживаниями и всякими ласковыми словами быстро успокоил. Как только испуг девушки прошел, он тотчас вооружился расческой, ножницами и принялся приводить мягкие, пушистые волосы девушки, сделавшиеся еще светлее, в порядок. Сначала он аккуратно расчесал их, а затем подравнял. Таня смотрела на ножницы с изумлением и Митяй, чтобы предупредить ее, кольнул девушке палец острым концом. Та испуганно отдернула руку, а он достал из тумбы стола довольно большой ларец с уже готовыми украшениями, поставил его на стол и принялся их сначала показывать ей, а потом надевать на Таню. Первыми он достал два больших серебряных, полированных, с красивой гравировкой, винтовых браслета для рук в форме змеек. При их виде, глаза у девушки зажглись ярче лампочки в шестьдесят ватт и когда она надел их на руки, та уже не могла отвести от них взгляда. Ну, это до тех пор, пока он не показал ей серебряный обруч с кабошоном из винного агата. Девушка немедленно вцепилась в него и стала рассматривать. Она даже немного обиделась, когда он надел обруч ей на голову, слегка разогнув его, так как он не был цельным. После этого он стал вешать на ее шейку бусы и они так понравились Тане, что та буквально уткнулась в них носом.
Самым последним украшением был широкий, фигурный пояс из спиртовой кожи, украшенный серебряными накладками, с круглой, полированной серебряной пряжкой, также украшенной агатовым кабошоном и множеством костяных, точеных висюлек. После этого Митяй снова подвел девушку к окну и та, увидев свое отражение, уже не стала пятиться, а наоборот, подошла поближе, на, а он, пока девушка рассматривала, нюхала и даже пробовала свои украшения на язык, надел джинсы, майку, подошел к ней, нежно обнял и попытался поцеловать. Увы, о поцелуях ведла Танша не имела ни малейшего понятия и, поначалу, испугалась так, что даже вскрикнула. Митяй изменил тактику и стал нежно касаться губами лица девушки, ее шеи, ушей и лишь потом снова прикоснулся губами к ее губам. На этот раз та уже не возражала так бурно и он сообразил, что рано или поздно все у него с ней получится. Сразу после этого он повел девушку в столовую и посадил за стол на табурет, стульев со спинками у него было пока что всего лишь четыре штуки. Таня снова села на табурете на корточки и Митяй понял, что даже этому ему придется учить свою подругу, но не расстроился.
Он подошел к большому ларюледнику и принялся доставать из него вареную картошку, буженинину из носорога, красную рыбу и красную икру, после чего запалил на керамической плите горелку, пламя которой било в две конфорки, поставил на одну чайник, а на вторую сковороду, быстро порезал пару луковиц и стал поджаривать их на растительном масле, гадая, не пронесет ли его подругу от картошки с жареным луком, ведь она не имела привычки к такой пище. Впрочем, он тут же вспомнил, как фанило от ее мешка и успокоилось. В нем, скорее всего, лежало вяленое мясо и какието коренья и раз уж она от них не померла, то и от картошки ей не сделается дурно. Он запалил вторую горелку, достал из холодильника кастрюлю с мясным картофельным супом и поставил на огонь. Вскоре кухня наполнилась вкусными запахами. Ставить перед Таней тарелку для супа, Митяй побоялся и налил его в полулитровую, широкую кружку, аккуратно измельчил в нем картошку, отломил половинку кукурузной лепешки и вручил все девушке. Та понюхала сначала лепешку, потом суп и решила начать с него, против чего он не возражал, но сел напротив и стал есть суп ложкой с лепешкой, изображая на лице такой восторг, что девушка тут же повелась и стала есть суп с лепешкой. Вскоре они покончили с первым блюдом.
После этого настал черед картошки и нарезанной небольшими кусками буженины, разогретых и перемешанных с жаренным луком. Он выложил это немудреное блюдо в две большие миски, поставил на стол соленую красную рыбу, икру, а также соленые огурчики со своего огорода и, положив рядом с Таниной миской стальную ложку, принялся не спеша есть. Та поступила гораздо проще, схватила кусочек мяса рукой и хотя обожглась, все же отправила его в рот. В общем к ложке она так в этот вечер и не притронулась, но съела свою порцию очень быстро, зато когда, наконец, дотянулась до лосося, то быстро подтянула блюдо с рыбой к себе и принялась есть с такой жадностью, что Митяй даже удивился, а потом сообразил, что соль в Танином племени или трибе, что, впрочем, один черт, уже известна, но является дефицитом. С таким же аппетитом девушка умяла еще и грамм триста красной икры. Слопала она также и пять соленых огурчиков, поражая Митяя тем, куда это все в нее влезло. После этого настал черед чая со сладким, овсяным пудингом, слегка сдобренным изюмом, курагой и сушеными грушами. От него девушка тоже не отказалась и, наконецто, наелась досыта и даже икнула. Наступил еще один ответственный момент. Митяй подвел Таню к раковине, вымыл ей руки горячей водой, после чего подхватил на руки и понес в спальную комнату.
Там он спустил девушку с рук, быстро разобрал постель, разделся догола и попытался было снять с девушки хотя бы пояс, но та заверещала так жалобно, что он даже не стал пытаться стащить с нее тельняшку. Зато на кровать она легла весьма охотно и даже не возражала, когда Митяй выключил свет, лег рядом и накрыл ее и себя одеялом. Возражения начались немного позднее, как только он стал ласкать ее, впрочем к этому Таня отнеслась с интересом и ей даже понравилось, но вот когда он попытался лечь на нее, испуганно вскрикнула, но зато тут же встала на колени, изображая из себя козочку или за кем она там наблюдала в детстве. Митяй нисколько не расстроился, лиха беда начало. Вода камень точит, а в цирке медведей даже на велосипедах учат ездить, так что со временем он тоже научит Таню всему, что ему требуется от существа женского пола в постели и в доме. Правда, часа через четыре, когда Митяй уже спал, начались первые проблемы, но он специально положил девушку к стенке и как только та попыталась покинуть кровать, тут же поднялся, включил свет, чем снова испугал ее, а потом отвел в туалет и усадил, как маленького ребенка, на горшок, то есть унитаз. Ничего не поделаешь, уж лучше поступить так, чем обнаружить в углу кучку.
Утром Митяй впервые проснулся не в шесть часов, а в начале девятого, чего с ним почти никогда не бывала. Ну, а Таня, свернувшаяся у стены в комочек, и вовсе не хотела просыпаться. Ей было спокойно, тепло и уютно в этой удобной, хотя и странной, пещере. Однако, как только он встал, девушка моментально проснулась и бросилась к нему. Ну, не в объятья, а просто стала рядом. Он обул ей на ноги меховые, пушистые комнатные тапочки и повел сначала в туалет, где она уже сама сделала все, что надо, правильно и даже воспользовалась персональной мочалкой из липового луба, привязанной к деревянной ручке и торчащей в горшке с водой, вместо пипифакса, после чего прополоскала ее под строгим взглядом Митяя, положила в горшок и налила в него теплой воды. В общем сделала все, как и хозяин дома. Однако, после этого он все же повел ее в душ, решив, что лучше делать это каждый день и каждый вечер и потом раз неделю таскать ведрами воду на второй этаж, где он сложил тридцатикубовую емкость для одной только холодной воды, чем видеть ее грязнулей и, тем более, ложиться с немытым поросенком в одну кровать. Вот этого он точно не смог бы перенести ни при каких обстоятельствах, но Тане, похоже, понравилось мыться под горячим душем, и особенно заниматься под ним любовью.
Из всех гигиенических процедур самой смешной оказалась чистка зубов, Танша слопала зубную пасту вместо того, чтобы чистить ею зубы и Митяю удалось почистить зубы охотницы, между прочим крепкие и белые, как у хорошей овчарки, только с четвертого раза. Ну, а после этого он потащил румяную, распаренную после горячего душа и секса девушку, благоухающую ментолом, на кухню, та очень удивилась, узнав, что они, оказывается, будут завтракать. После завтрака Таня была готова немедленно завалиться спать, но Митяй принялся одевать ее и поскольку девушка была не такого уж и маленького роста, то и это не составило для него особого труда. Куда труднее было снять с ее головы обруч, а с талии пояс, но он справился и с этим, после чего одел ее пусть и не в новые, но в чистые вещи довольно тепло, по сезону. Сам бы он точно не замерз в них. Велики ей оказались только высокие, зимние кроссовки, но и то не критически. Во всяком случае она из них не выскакивала на каждом шагу. К новой, совершенно незнакомой ей одежде из ткани, Танша отнеслась достаточно спокойно, во всяком случае по ее выражению лица было видно, что охотница наслаждается новыми ощущениями тела. Да, прикосновения тельняшки и теплого егерского белья, несомненно, были куда более приятными, нежели липких от пота, сала и грязи вонючих, плохо выделанных шкур.
Перед тем, как выйти во двор, Митяй наложил в две здоровенные керамические миски пшеничнокукурузной каши с вареным мясом и сахарными косточками и вынес их на крыльцо для Крафта и Таниной псины, снова заставив девушку несказанно удивиться. По ней было видно, что она и сама не отказалась бы от такой вкусной еды. Впрочем, куда больше девушка удивилась тогда, когда они пришли на скотный двор, чтобы задать корма свиньям и козам, начавшим уже волноваться. В ней сразу же проснулись все охотничьи инстинкты сразу, вот только поохотиться ей никто не дал. После этого Митяй повел ее на свой продовольственный склад и показал, сколько у него припасено мяса и рыбы. Вот тут с Таней чуть припадок не случился и у нее даже слезы брызнули из глаз. Из ледника они направились в мастерскую и там он показал девушке топоры с длинными, прекрасно обработанными топорищами, большие охотничьи кинжалы с ножнами и рукоятками с накладками из рога, и копья с еще более длинными, обоюдоострыми, прекрасно заточенными лезвиями и даже показал их в деле, разрубив несколько деревяшек. Охотница тут же захотела вооружиться и Митяй, не моргнув глазом, прицепил ей на офицерский ремень ножны с кинжалом, вручил топор, точная копия канадского, тоже с ножнами, и длинное копье.
