Да, буквально все, что у него получилось далеко не таким, каким он хотел видеть, но вместе с тем можно было пустить в дело, они прихватили с собой. Даже не погнушались взять самую первую партию мыла, три здоровенных горшка на семьдесят пять литров. Мыло, в принципе, было неплохим, только очень уж страшным на вид, почти черного цвета и довольно вонючее, хотя он и пытался облагородить его спиртовым раствором живицы. Научившись в Африке здорово разбираться в следах, Митяй довольно быстро вычислил, что в гостях у Тани побывало не менее шестидесяти человек и он облегченно вздохнул, ведь это означало, что никто из них наверняка не заработал себе грыжу, толкая здоровенный лодкотелегодом. Ну, а Таня еще вчера вечером сказала, что дух реки Марии передал такой заказ ее от сородичей: изготовить еще двадцать семь комплектов матерый охотник, желательно с луками и стрелами; обязательно отлить хотя бы десять чугунных котлов; выковать тридцать лопат и десять кирок; пятнадцать больших двуручных пил, шесть очень больших для пилки досок и двадцать пилножовок; тридцать плотницких топоров и тридцать молотков, а к ним по четыре стамески разного размера, а также как можно больше гвоздей; ну, и ножиножницы, иглыкрючки и прочий мелкий шурумбурум.
Митяй, выслушав ее, почесал макушку и сказал, что всего в один заход точно не успеет изготовить, но постарается из заказанного очень многое сделать, но ему придется смотаться на каменную охоту и тут Таня вспомнила, что она уже была, оказывается, на каменной охоте и даже поколола все белые и красные камни на кусочки и почистила домну, в которой оказалось совсем мало шлака и через все дырочки можно просунуть прутик. Представив себе, какая это была адова работа, аккуратно скалывать зубилом шлак с футеровки, Митяй кивнул и сказал, что ежели так, то они обязательно проведут с ней в самое же ближайшее время большую огненную охоту, но после нее футеровке точно наступят кранты, какой бы прочной и огнестойкой та не была. Поэтому, дойдя до литейки, он первым делом спустился по веревочной лестнице в домну и, осветив ее лампой, сразу же убедился, что Танины друзья поработали на славу. Была видна рука мастеров по камню. Всю футеровку они действительно очистили от шлака и перекладывать ее не имело никакого смысла. Да, и шихты они заготовили немало, тонн сорок одной только железной руды, а древесного угля у него и так имелось с запасом.
Проверив, как работает воздуходувная машина, Митяй сделал капитальную ревизию тем формам, в которые отливал котлы. Выплавленный им чугун имел неплохой коэффициент объемного сжатия и потому формы, а он изготовил их двенадцать штук двух размеров, большого и среднего, хорошо отдавали изделия, как и все остальные, двухразъемные формы, некоторыми из которых он так и не успел воспользоваться, ушатался в хлам, так что мог спокойно отлить не только котлы для двух племен сразу, причем в искомом количестве, но и многое другое. Топоры, наконечники копий, кинжалы, кирки, молотки и весь прочий простой инструмент, его он тоже отливал из стали в двухразъемные формы, причем в многоразовые, так что с этим проблем не должно было возникнуть, только и дел, что вкладывать закладные детали. Ему грозило помучиться только с пилами, насекать зубья и потом их затачивать, муторная работа, и еще лопатами, это ковка и сварка в горне. Так что он весь день занимался тем, что стаскивал пригодные формы, а таких оказалось большинство, к литейной яме и устанавливал их, чтобы потом залить в них чугун и сталь. С луками у него была напряженка, на них попросту закончились заготовки, так что и наконечники для стрел отливать было незачем. Зато он решил отлить наконечники для острог. Этими формами, как и некоторыми другими, он так и не воспользовался.
Самое главное, что ему не было нужды возиться с фасонным литьем. Им он сможет заняться позднее, отлив как можно больше чугунных чушек. Покончив с формами, Митяй два дня заменял коегде керамические трубы на металлические, после чего принялся загружать шихту в домну. В этом деле ему помогала Таня, оставшаяся чуть ли не в чем мать родила. Почти всю свою одежду она отдала Шашембе. Даже любимые ботиночки и потому до вчерашнего дня навоз убирала босиком. Митяй немедленно велел девушке обуть его офицерские, воскресные, парадновыгребные хромачи и не снимать их нигде, даже в хлеву. У него было еще две пары отличных, новеньких хромовых сапог, легких и очень удобных, а помимо кроссовок, несколько пар солдатских кирзачей. Сам он носился по латифундии в стоптанных кирзачах, чай не на танцы пришел. В четыре руки они быстро загрузили в домну шихту и на следующее утро, помолясь Святой Троице, святому Архимеду и богам Перуну и Гефесту, Митяй запалил в домне уголь и встал на горячую вахту, объяснив Тане, когда та должна приходить, чтобы подменить его на несколько часов. На этот раз плавка длилась восемь дней, но ее продуктивность оказалась вдвое выше прежней по объему выплавляемого в час металла и он выдал добрых двадцать три тонны металла, после чего, не так уж сильно и уставший, помылся, поужинал и лег спать.
Как всегда говорил его дед - глаза пугают, руки делают, а потому Митяй уже очень скоро понял, что сможет не только выполнить, но и значительно перевыполнить заказ Шашембы и потому каждый вечер, начиная с шести часов, на кухне начиналась большая работу по завершению земляной охоты Тани. Когда он заглянул на огород, то не увидел там ни одного красного помидора, подросшего огурца, кабачка или болгарского перца. Родня выкосила все подчистую, но то была первая завязь и вскоре огород снова стал радовать глаз. Зато Таня никому не дала прикоснуться к нескольким дюжинам созревших абрикосов и примерно такому же количеству вишни и черешни, на цветущие деревца которых Митяй смотрел чуть ли не со слезами на глазах, и девяти ягодам спелой, темнокрасной клубники. Ей же он все и скормил, попробовал лишь несколько плодов и бережно собрав все косточки. Ведлаохотница и не представляла себе, что добыча на земляной охоте окажется такой сладкой и приятной на вкус. Она тут же сделалась самой преданной и старательной внучкой дедушки Мичурина и только что не кудахтала над своими любимыми фруктовыми деревцами и клубникой, с яростью набрасываясь на каждую травинку, осмелившуюся вырасти рядом с ними.
Ну, а большой сад отвечал на ее любовь и заботу о нем полновесной монетой. Деревца перли из каменновековой земли, как на дрожжах, и Митяй, озабоченно цокая языком, уже прикидывал, как на будущий год он станет формировать пальметты. Особенно поразила его айва. Эти деревца вымахали высотой уже больше трех метров, да, и пять ранних персиков, которые едваедва созрели к его отъезду, в доме чахлые и болезненные, преобразились прямо на глазах, но их предстояло укрыть на зиму самым основательным образом, хоть шубу надевай, а то вымерзнут. Однако, больше всего Митяя порадовала французские, черные шпалерные груши. Эти деревца, высотой всего в полтора метра, уже в первый же год выбросили вбок по три, четыре побега длиной чуть ли не в два с половиной метра. Эдак глядишь и на следующий год они зацветут, чтобы к поздней зиме дать темнокоричневые плоды такой сладости и сочности, что мед может смело брать себе отпуск и ехать на Канары, навсегда. Приятно удивило Митяя и то, что к их саду, а теперь и к огороду проложили тропу пчелы. Он даже хотел было сбегать и посмотреть, откуда они прилетают, но решил отложить это дело на будущий год и сначала изготовить для них ульи, а также инвентарь для пасеки.
Всем был доволен Митяй, но больше всего тем, что он, наконец, женился, пусть и на женщине с ребенком, без сватовства и свадьбы, но зато на такой, которая заводила его в постели с полоборота даже после огненной охоты. Ну, а свадьбу он решил сыграть зимой, в ее доме, а точнее в стойбище потому, что вряд ли в каменном веке было принято жить в отдельных домах. Поэтому и работал он споро, с огоньком и все у него получалось чин чином, под дуб, под ясень и под толстый хвост кота Васи, а потому настроение у Митяя было просто прекрасное и никакая усталость его не брала ни на минуту и лопат он наковал чуть ли не на целый мотопехотный взвод и все, как один БСЛ, а к ним еще и напилил, нафуговал ручек и не абы каких, а ясеневых, как и на длинные, прочные копья. На рукоятки топоров он пустил клен, едва ли не самое лучшее дерево для любых рукояток и все дерево покрыл масляным лаком в три слоя, чтобы не боялось воды, и подверг горячей сушке, чтобы не липли к рукам. Ну, а когда, окинув хозяйским взглядом запасы банок понял, что тары не хватает, а урожай Тане с огорода еще убирать и убирать, в пять дней накрутил, а затем обжег столько больших, средних и малых цилиндрических емкостей по лекалам, да, еще и с крышками, что некоторые так и остались незаполненными солкой и крупами. Попутно он накрутил еще и глубоких мисок для супа побольше размером и пиалушек для чая размером поменьше.
Чуть ли не между делом Митяй скосил зерновые. Пшеница уродилась такая знатная, что пора уже было тесать и притирать из серого гранита или наждака мельничные жернова и молоть из нее муку. Ячмень тоже порадовал его налитыми колосьями, так что и пивоварню самое время начинать строить. Он собрал на редкость богатый урожай фасоли и бобов, которые ни один зверь, кроме человека и червяка, есть почемуто не желает. Наверное потому, что боится выстрелов. Хорошо уродились горох, просо и чечевица, да, и рапс, по простому, по народному, сурепка из какогото десятка семян, случайно затесавшихся в семенах капусты, выдал на гора столько семян, что через год, засеяв им большое поле площадью гектаров в двадцать пять, можно будет давить масло и варить искусственный каучук, если он найдет, конечно, серу. Таня, хорошо узнавшая, каковы они на вкус, плоды земляной охоты, с которыми так сытно зимой, тоже работала без устали и частенько, управившись со своими делами, прибегала к Митяю, чтобы помочь ему. С ее загорелого лица, в обрамлении совсем выгоревших на солнце волнистых волос цвета колосьев спелой пшеницы, и потому особенно красивого для Митяя, не сходила радостная улыбка и она то и дело громко говорила:
