«Не встану!» – решил он для себя.
– Олег, ты слышишь? – Это был сонный голос жены. – Тебе звонит Крышкин!
Она не могла знать его! К тому же Крышкин ровным счетом ничего не знал о Савватееве из-за слишком большого различия в служебном положении, никогда бы не стал звонить домой да еще и представляться. Ему поручено провести рядовую анонимную экспертизу, которые он проводит десятками, и написать обыкновенное заключение, ответив кратко и определенно – да или нет…
– Проснись, Олег! – трясла его жена. – Неужели ты заказал Крышкину генетическую экспертизу? И ты опустился до такого?..
Савватеев встряхнулся и вместо крика и голоса жены услышал звонок служебного сотового телефона, спрятанного во внутренний карман, – личные никогда на операции не брали, чтоб не отвлекаться.
Сон был в руку.
– Олег, я волнуюсь, – с привычным недовольным звоном проговорила жена. – Ты когда дома будешь?
– Света, я в командировке, – чувствуя себя застигнутым на месте преступления, сказал он. – Разве тебе не позвонили?
– Нет, – односложно и гнусаво от слез ответила Светлана. – Мог бы предупредить…
Мимолетный сон будто сдул прежнюю решимость.
– Сам не знал! – пробурчал Савватеев.
– Я не верю тебе.
– Чему не веришь? Что я в семистах километрах от Москвы?
– Звонила тебе на работу… Там все время отвечает женщина!
Лучший способ защиты – нападение, и Светлана это давно уяснила…
– Квартирантку пустил! – огрызнулся Савватеев.
– Почему она так разговаривает со мной?
– Как – так?
– Это твоя любовница?
Оправдываться было бессмысленно, однако он попробовал:
– Ты прекрасно знаешь: когда я в командировке, отвечает секретарь.
– Приезжай домой, что бы ни произошло. Дочка не спит без тебя. Надо отвечать за тех, кого ты приручил. Я знала и ждала, что ты бросишь нас. Но как ты мог бросить сейчас, когда я еще слаба?..
– А с чего ты взяла, что я вас брошу? – крикнул он уже в пустой эфир, испытывая удушливый приступ ревности, смешанной с негодованием.
Если ждала, значит, чувствовала свою вину…
Несколько минут он ходил по берегу как заведенный, сон пропал, угаснувшая было неприязнь к собственной семье вдруг вновь поднялась жгучим комом, и он стискивал зубы, чтобы не завыть. А сознание, приспособленное и ориентированное на анализ всего, что происходит, тут же совершило то, что раньше не смело и не допускало, – выстроить жесткую логическую цепочку: этой назойливой ревностью и подозрениями жена пытается скрыть некое свое постыдное действие, скорее всего измену.
Пятнадцать лет совместной жизни они пытались зачать дитя, проверялись, даже лечились и не зачали. А тут вдруг получилась дочка – в проезжего молодца, и Савватеев, давно готовый к отцовству, не испытав кровного родства, не ощутил любви к девочке. И несмотря на все старания жены, никогда ее не ощутит, потому что никогда не смирится с позором обманутого мужа…
Он встряхнулся и затоптал воображение, как окурок: нет! Все сомнения и подозрения от усталости, бессонницы и собственного бессилия! Светлана не смогла бы изменить, ведь они уже привыкли, что нет и не будет детей, и это уже не отражалось на их отношениях. Зачем ей рисковать и разрушать устоявшуюся жизнь? Только для того, чтобы с великими муками выносить и родить дитя в тридцать шесть лет?..
От этих мыслей его оторвал вызов Финала, прозвучавший будто из другого мира. Старший разведчик говорил шепотом:
– Я во втором квадрате. Вижу мальчишку… Ходит в пятидесяти метрах от базы…
– Какого мальчишку? – бестолково спросил Савватеев.
– Худенький, лет тринадцати… Грибы ест.
– Как ест? Сырыми, что ли?
– Может, не грибы… Но что-то собирает и ест… И вроде плачет, всхлипывает…
– А что он плачет?
– Не знаю… Если только потерялся, заблудился…
– Ну подойди осторожно, выясни, что случилось. Только не пугай.
– Понял…
Прошло минут пять, и все это время Савватеев пытался вспомнить, на чем же остановился в своих размышлениях, оправдывающих жену. Не вспомнил, потому что, находясь в здравом уме, оправдать ее было нельзя. Если только унять самолюбие, терпеливо снести позор и воспитывать чужого ребенка.
– Я к тебе не вернусь, – мстительно проговорил он, испытывая облегчение.
Это хорошо, что он поехал в срочную командировку, вырвавшую его из привычного житейского потока: сразу наступило отрезвление и на расстоянии увиделось все, что уже начинало казаться незначительным.
Финал теперь говорил громко и торопливо:
– Он убежал!.. Я подошел тихо, фонариком посветил, а он как рванет! Догнать не мог! Темно… И это вроде не пацан, не подросток.
– А кто еще?
– Похож на заморенного негра… Лицо черное и руки… Натуральный. И босой…
– Откуда здесь негры, сам подумай?
– Кто знает?.. Студент какой-нибудь отстал, заплутал, оголодал. Сморщенный весь…
– Ладно фантазировать. Появится снова – отслеживай и не подходи, я сам.
– Понял…
Ночь была довольно теплая для середины осени, однако вместе с решительными мыслями и облегчением Савватеев почувствовал озноб; брезентовая куртка, подобранная на складе, и толстый свитер не грели, и казалось, напротив, втягивали в себя холод. Стоило чуть расслабиться, как начинали стучать зубы, а шел всего лишь третий час ночи! Савватеев подумал, что знобит от реки, переместился в лес и услышал громкий шепот:
– Товарищ полковник!.. Сюда подойдите.
Командир диверсионно-разведывательной группы Варан сидел на сосне в полутора метрах над землей, в руках у него мерцал зеленый огонек прибора ночного видения.
– Что?
– На территории базы что-то копают.
Савватеев молча взял прибор – человек копал что-то у стены круглого каменного строения.
– Они зашевелились! – громко шептал Варан. – На всякий случай решили перепрятать останки.
Это было бы хорошо, но слишком уж просто, на уровне счастливой случайности, в которую Савватеев давно уже не верил, и если достигал успеха, то обычно через муки и страдания.
– Подойди к забору и постучи, – приказал он Варану.
Варан удалился, и скоро послышался злобный лай собак возле изгороди. Мужик с лопатой лишь на минуту замер и снова принялся копать как ни в чем не бывало.
– Наблюдай, – безразлично сказал Савватеев.
Углубившись в лес, он побегал, попрыгал, размялся, но так и не согревшись, скорым шагом отправился к машинам, взять у водителей что-нибудь теплое. И тут заметил, как из леса на дорогу скользнула какая-то плоская в темноте фигура человека и послышался тоскливый, монотонный плач. Это хлипкое, призрачное существо спотыкаясь побрело по колее – в ту же сторону, где были спрятаны машины, кажется, ничего не замечая вокруг. Приблизиться к нему вплотную не составляло труда, но Савватеев двигался на расстоянии, помня о необычной прыти этого «подростка».
А тот внезапно растворился в темноте, будто привидение, и остался лишь его по-детски горький всхлипывающий голос, исходящий неизвестно откуда, но всего-то в трех-четырех шагах от Савватеева. Несмотря на ночь, он отчетливо различал деревья вокруг, дорожные колеи и даже белесый мох на обочинах, но человек пропал!
– Эй? – окликнул Савватеев и достал фонарик. – Ты где?
Плач оборвался.
– Чего надо? – послышался скрипучий, неприятный голос. – Наехали тут, шастают по лесу… Не подходи ко мне!
– Я на месте стою, не бойся…
– Вот и стой! Или вообще иди отсюда, ты мне не нужен.
Савватеев включил фонарик: на дороге сидела живая мумия, одетая в рваное, засаленное тряпье, голый череп обтягивала черная, морщинистая кожа, а лицо иссохло настолько, что рот не закрывался и обнаженные крупные белые зубы мерцали в темноте, как у обезьяны.
– Ты кто? – спросил Савватеев, испытывая отвращение.
– Охотник.
– На кого же ты охотишься ночью?
– Выслеживаю зверя. А вы ходите за мной и мешаете! Убери фонарик!
Его скрипучая речь отдавала явным безумством.
– А что же ты плачешь? – Савватеев отвел луч фонаря в сторону.
– Зверя приманиваю.
– Плачем?
– Ну… Услышит зверь, придет, чтоб съесть…
– Какой зверь?
– Людоед!
– Здесь что, людоеды водятся? – осторожно спросил Савватеев и сделал вперед два шага.
– Где их нет?.. Жизни не стало.
В этот миг Савватеев ощутил запах гниения и машинально отшатнулся: перед ним говорил и двигался полуистлевший труп. Обычно в таком состоянии оказывается эксгумированное тело, примерно год пролежавшее в земле…
Мысль была сумасшедшей и фантастичной, но в тот миг все выглядело вполне реально, потому что он вспомнил телохранителя, страдающего манией величия и ныне пребывающего в Кащенко.
– Каймак? – спросил Савватеев. – Михаил Идрисович?
Охотник подскочил, вытянул вперед костлявую руку:
