Самым сложным оказалось третье условие моего испытания. Вот что-что, а читать на общем языке, принятом в Святых землях, я не умел. Да что там Святые земли! Я же вообще не умел читать, и даже как выглядят эти самые буквы, ни разу не видел. У нас на островах читать умели только шаманы. Остальным это было без надобности. Главное – научиться худо-бедно мечом махать да с копьем на зверя охотиться, так как в схватке со зверем или человеком книга не поможет. Но это было там. Здесь – все по-другому!
Итак, читать я не умел и за столь короткий период времени, ясное дело, не научился бы. Я было обрадовался, что хоть читать непонятно что не придется, но, к моему разочарованию, лорд Хелинг пообещал, что лично займется этим делом. Сказано – сделано! Каждое утро и каждый вечер паладин приходил ко мне в комнату и читал-читал-читал, а потом еще и пересказывать заставлял – для усвоения материала.
Собрав с тарелки несколько оставшихся с обеда и успевших засохнуть крох, я посмотрел в окно, где сонное солнце медленно клонилось к закату, выпустив в небо прощальные алые лоскуты света. Скоро придет рыцарь и вновь будет вбивать мне в голову свои вероучения. Так, нужно собраться с мыслями и припоминать, что он мне читал в последний раз. Первым делом же с допроса начнет.
Только стоило вспомнить о лорде, как за дверью раздались медленные тяжелые шаги – легок на помине, чтоб ему неладно было! Злые мысли тенью прокрались в голову, и я даже зарычал, но, как только заскрипела дверь, закинул их в самые дальние уголки сознания, заставил себя натянуто улыбнуться.
– Вижу, ты делаешь успехи, и с каждым днем обуздать свой гнев становится легче, ведь так? – Воин, а в скором будущем и мой опекун, словно открытую книгу, прочитал эмоции на моем лице.
– Будто у меня есть выбор?! – зло фыркнул я и отвернулся.
– Был! – тотчас нашелся лорд Хелинг. – И если ты помнишь, ты сам сознательно сделал его. Там, на капище…
– Не нужно напоминать. Я все прекрасно помню, – поникшим голосом подтвердил я.
– Вот и ладненько! – Паладин положил на стол возле подноса небольшую книжицу в коричневом переплете, на обложке которой изображался небольшой крест, – «Заветы Господни». – Что ж, с чего начнем?
А это что-то новенькое. Начинали-то мы обычно с вопросов.
– Неужели сегодня мы обойдемся без этих постоянных допросов? Вы ведь сами убедились еще вчера, что я все помню! – В мыслях зародилась надежда.
– Если тебе от этого будет легче, то да. Сегодня и последующие два дня мы обойдемся без проверок, однако в конце ты должен будешь рассказать все, что запомнил, сразу. – Рыцарь сделал паузу, во время которой моя физиономия недовольно скривилась, и тотчас добавил: – Или хочешь работать по старой системе?
– Нет! – тут же спохватился я. Уж лучше буду слушать внимательнее, а то достали все эти его расспросы! Каждый день одно и то же!
– Как скажешь, – равнодушно пожал плечами мой наставник и открыл книгу на необходимой странице. Я сразу же отметил, что осталось совсем немного – как раз на два дня и хватит…
Наконец-то! Девять дней поста позади! И больше никаких лекций и нудных опросов от дотошного паладина!
Но все же трудно было до невозможности. Хотелось, чтоб побыстрее весь этот кошмар закончился. Я проснулся с квадратной головой, когда еще запоздалые звезды не собирались уходить с неба, а петухи досматривали последний сон.
Кстати, о сновидениях: в этот раз огромный праздничный стол, до отказа заваленный самой разнообразной жратвой, казался настолько реалистичным, что на подушке остался даже след от слюны, а в носу еще очень долго стоял умопомрачительный запах жареного цыпленка. Да и не только цыпленка. Чего там только не было: тушеные бараньи ребрышки, целиком зажаренные поросята, хрустящие куриные крылышки, нежное мясо кролика, говяжьи и свиные отбивные, самые свежие овощи и фрукты, множество салатов, рыбных блюд, выпечки и всего такого, чего я ранее никогда не видел и не знал, как оно называется. А желудок – тут как тут: тотчас заладил старую бунтарскую песню.
Покрутившись немного по комнате, я снова запрыгнул в теплую, еще не успевшую остыть постель, однако сон наотрез воспротивился сотрудничать с моим измученным сознанием. Так я и провел еще несколько часов, переворачиваясь с одного бока на другой, пока за мной не пришел Грехем.
И вот мои ноги мягко ступают по деревянному скрипучему полу небольшой церкви…
Внутри все выглядело довольно-таки помпезно. Богато украшенные стены и окна из цветного стекла явно говорили о том, что храм хоть и мал размерами, однако не бедствует. В середине зала, меж четырех особо толстых колонн, которые подпирают главный купол храма, нас уже ждали: худощавый мужчинка с пожухлой кожей и начинавшими седеть волосами и двое молодых пареньков. Все трое были одеты в длинные, до самого пола рясы серого цвета, на которых ничего, кроме небольших золотистых крестиков, вышито не было.
Шедший впереди лорд Хелинг вполголоса поприветствовал служителей церкви и отошел в сторону. Юлфен и Грехем держались немного позади.
Взгляд святого отца был строг и пронзителен, словно он хотел заглянуть в самые дальние глубины моей души, чтоб убедиться, не утаил ли я там каких злых помыслов.
– Сын мой, – голос патера был мягким и приятным, – готов ли ты вступить в святое лоно Матери Церкви нашей, дабы познать благословение Божье?
Глаза невольно скосились в сторону лорда Хелинга, и тот немедля кивнул.
– Готов, – отозвался я глухим голосом.
– Готов ли ты верой и правдой служить единому Господу нашему, душой и телом тянуться к нему, хранить любовь к нему в своем сердце?
– Готов, – эхом откликнулся я.
– Готов ли ты забыть всю свою жизнь до этого момента и отречься от нее?
– Готов.
– Готов ли ты отречься от Старых богов?
– Готов.
Священник сделал знак своим подручным, и в руках у одного из служек появилась небольшая деревянная коробочка. Паренек подошел ко мне и открыл ее. Внутри друг на друге абы как лежали двенадцать деревянных фигурок.
– Дай мне свою руку, – попросил святой отец, в руках у которого появился нож с кривым лезвием.
А это еще зачем? Я неуверенно оглянулся на лорда, и тот вновь одобрительно кивнул. Не оставалось ничего иного, как послушаться, и я протянул над открытой коробочкой левую руку.
– Дабы духи, которых по ошибке считают богами, отпустили твою душу без преград, надобно принести им что-то в жертву. Последнюю жертву! Пусть это будет твоя кровь, – проговорил патер и легонько чиркнул по моей ладони ножом. Кровь тут же брызнула из раны, но боли не было.
Подождав, пока каждая из фигурок будет щедро орошена кровью, священник запустил в коробочку руку, и та тотчас залилась белым огнем, после чего шкатулку закрыли.
– Теперь поставь руку сверху и скажи: «Отрекаюсь».
– Отрекаюсь! – Я выполнил то, что от меня требовалось, а когда забрал руку, увидел, что дерево жадно впитывает кровавые следы. Посмотрел на ладонь: к моему удивлению, раны уже не было, и только белая полоска свежей кожицы осталась как напоминание об этом событии.
– Теперь мы можем начать! – возвышенным тоном объявил священник. – Стань на колени!
Когда мои колени уткнулись в холодную доску пола, священнику подали небольшую книгу в черном переплете, обрамленную золотой каймой. Полистав немного желтые страницы, исписанные неизвестными мне тогда письменами (молитвами), святой отец остановился на необходимом месте и поставил книгу мне прямо на голову. Скороговоркой принялся читать молитву, из слов которой вытекало, что теперь моя душа будет защищена от бесов, демонов и прочих злых бестелесных тварей, которыми полон наш грешный мир.
Произнеся «аминь», святой отец закрыл молитвенник и позволил мне встать. Пока я поднимался на ноги, священнику поднесли широкую серебряную чашу, украшенную золотистой виноградной лозой, почти до краев наполненную хрустально-чистой водой.
– Разденься до пояса, – распорядился священник и, повернувшись спиной, поднял чашу у себя над головой. Пока я снимал верхнюю одежду, то есть куртку и легкий свитер, а также тонкую серую рубаху, патер затянул долгую молитву, обращаясь к лику Господнему, который находился над алтарем в дальнем конце церкви, дабы он освятил воду в чаше.
Когда святой отец проговорил последние слова молитвы, все вокруг затаили дыхание, устремив свои взоры к чаше с водой. Долгие несколько минут, показавшиеся мне целой вечностью, во время которой я начал существенно замерзать, ничего не происходило, однако когда священник вновь поднял чашу и опустил, от воды исходило легкую дрожащее сияние – теперь она была уже святая.
– Подойди ко мне и опусти голову, – обратился патер, и я немедленно выполнил просьбу.
Ледяные струи жгутами спускались по шее, спине, груди, под мышками, по животу. Всю голову будто искололо маленькими иголками, но это было скорее немного неприятно, чем больно. Когда последняя капля, будто светящееся зернышко, вылетела из чаши, мне разрешили выпрямиться. В руках священника на тонкой серебряной цепочке покачивался маленький крестик.
