– Чего трясешься-то? – ухмыльнулся Юлфен и хлопнул по плечу, да так, что я из седла чуть не выпал.
– Не волнуйся, – хитро подмигнул Грехем, – сегодня постараемся обойтись без жертвоприношений.
– Маркон, давай за мной! – скомандовал лорд Хелинг и спешился, направился к истуканам, лики которых не обошла мимо тяжелая рука времени.
Мы остановились прямо у жертвенного камня. Паладин поднял меч, все еще охваченный белым огнем, и с силой вонзил в темную сердцевину – в стороны брызнули мелкие каменные крохи.
Я оглянулся на парней, но те и вовсе не смотрели в нашу сторону. Опасливо вертели головами. Неужели кто-то все-таки может напасть? Хотя чему я удивляюсь? Гиблое местечко. Уйти бы отсюда побыстрее…
– Маркон! – оторвал меня от мыслей паладин. – Не отвлекайся!
– Да?
– Послушай меня внимательно. – Взгляд рыцаря был сосредоточен и пронзителен. – Сейчас я сделаю тебе некое предложения, и от того, как ты решишь поступить, будет зависеть вся твоя дальнейшая жизнь!
Паладин замолчал, давая мне немного подумать, и направил свой взор к покореженным от времени идолам. Я поднял глаза вверх, устремляя взгляд в далекую голубую высь. Где-то в глубине души зародилось странное чувство, но что именно оно значило, я понять не мог, но все же было как-то не по себе.
Что же ты хочешь предложить мне такое? Я невольно повернулся к воину, который будто застыл и смотрел перед собой немигающим взглядом. Я повернулся назад – Грехем и Юлфен все так же вглядывались куда-то в темную глубь лесной чащобы.
Я снова повернулся к лорду Хелингу:
– И что же вы хотите мне предложить? – Я не узнал собственный голос.
Паладин ответил не сразу. Еще с минуту всматривался в только ему одному известную точку. Протянул руку к мечу, и огонь на клинке тотчас ожил, заиграл своими раздвоенными языками, будто ветер трепал его гриву.
– Думаю, ты сам понимаешь, что домой вернуться у тебя возможности нет, по крайней мере сейчас. Не думаю, что тебе самому даже удастся преодолеть хотя бы половину пути к северному берегу.
Я нехотя кивнул.
– Я разговаривал на твой счет с магистром моего ордена, – продолжил паладин. – Он разрешил мне взять над тобой опеку, однако есть одно «но».
– Какое такое «но»? – насторожился я, с каждым словом речь лорда Хелинга нравилась мне все меньше.
– Чтобы остаться в моем доме, тебе нужно отречься от Старых богов и принять нашу веру, стать на путь служению Свету и единому Господу! – одним духом выпалил воин. – Однако ты должен решить сам для себя, сможешь ли ты сделать столь серьезный шаг. Я мог бы дать тебе больше времени на размышления, чем несколько минут, но решил, что ты должен прислушаться к своему сердцу, а не разуму.
– Если я откажусь? – машинально возразил я.
– Тогда все просто. Мы с парнями выводим тебя отсюда, и дальше иди на все четыре стороны искать ветра в поле. Вот только не думаю, что тебе удастся уйти далеко…
– Это почему же? – Я с вызовом посмотрел на лорда Хелинга.
– Уже весь орден и большинство Несущих Свет знают о твоем появлении в городе, и должен признаться, не всем нравится моя идея: приютить язычника и тем более обратить его в нашу веру.
– И действительно! Зачем я вам? Не верю, что только из-за того, что я не прирезал ту девчонку!
– Причин есть несколько. Но назвать я тебе их просто не могу. Сейчас не могу! Так, одни покажутся тебе просто нелепыми, а другие и вовсе невероятными! – Паладин развел руками. – В общем, выбирай! И мой тебе совет: слушай сердце, оно обязательно подскажет, какой выбор правильнее! – С этими словами он повернулся ко мне спиной и отошел на два-три шага, показывая, что больше не будет занимать меня лишними разговорами.
Что же делать? Как же быть?
Отречение – это ведь равносильно предательству, а предательства, как известно, не любит никто. И боги, думаю, тем более. Сказать, что я был глубоко верующим человеком и чтил все заветы Старых богов, значит нагло соврать, однако в высшие силы верил и даже немного страшился их. А что если сейчас с неба посыплются молнии, или дождь огненный пойдет, или земля разверзнется под ногами?.. Хотя где были эти боги, когда убивали мою семью? За что оставили меня одного?
Я вновь покосился в сторону воина, но ничего, кроме спины, облаченной в наполированный до блеска панцирь, не увидел. Парни занимались все тем же – пытались разглядеть непонятно кого в этих непролазных дебрях.
Я снова не спеша повернулся к истуканам. Или мне тогда показалось, или лики богов действительно немного изменились. В вырезанных из дерева лицах появилось выражение какой-то строгости, суровость, будто они пытались предостеречь меня от ложного выбора.
Взгляд наткнулся на меч. Белое пламя равномерно трепетало, охватив клинок до самой гарды.
Опомнился я только спустя несколько минут, когда понял, что совершенно ни о чем не думал, кроме белого огня. Странно, но на душе стало как-то спокойно, и теперь я четко знал, какой нужно сделать выбор.
Нет, на острова я больше не хочу! Отец и брат, хоть и приемные, уже мертвы, не говоря уже о родных. А кому я там тогда нужен?
Еще страннее – зачем я понадобился лорду Хелингу? Но пытаться что-то выпытать у него сейчас – пустое дело! Значит, попробуем разузнать что-то немного позже…
– Я согласен! – шепотом проговорил я, поочередно переводя взгляд с одного идола на другого.
– Что? – Паладин медленно повернулся, сделал такое лицо, будто не услышал меня. Я вздохнул и повторил громче:
– Я согласен отречься от Старых богов!
– Что ж, тогда бери мой меч. – Стоило паладину вспомнить о своем оружие, как волшебный огонь заплясал с новой силой, а когда вновь стих, его жадные языки охватили и рукоять.
– Но он же… в огне… – опешил я.
– Не сомневайся! Бери меч! – прокричал паладин, и я не посмел ослушаться.
Обеими руками схватив рукоять, вырвал из жертвенника. Волшебное пламя сперва обожгло, да так, что захотелось завыть от боли, но оружия из рук я не бросил. А спустя несколько секунд, к моей радости, огненные языки в один миг стали холодными, и кожу на руках будто сковали ледяные клешни – стало хорошо, и боль от ожогов тут же исчезла.
– Что ты чувствуешь? – спросил меня воин.
– Холод.
– Это хорошо. Это правильно! А теперь – руби истуканов. Руби со всей мочи, не жалея сил. А перед каждым ударом не забывай произносить: «Отрекаюсь!» – сделал последние наставления лорд Хелинг и отошел на несколько шагов.
– Отрекаюсь!!!
Глаза будто затмила невидимая пелена злости.
Щепки древних идолов полетели во все стороны… Белое пламя превратилось в тонкую полоску. Сталь со свистом рассекала воздух и с хрустом – деревянных истуканов. Словно зачарованное, «отрекаюсь!» било в ушах набатом, заглушая остальные звуки.
Я опомнился, стоя на коленях. Дышалось тяжело – легкие просто горели. Все мышцы гудели от перенапряжения, а из-за беспощадного холода, исходившего от волшебного пламени, я не чувствовал рук по самые плечи.
– Молодец! – услышал я за спиной торжественный голос лорда Хелинга, хоть и говорил он тихо.
Истуканов я изрубил в капусту, и теперь только короткие огрызки, торчащие из земли, напоминали о Старых богах.
– Лорд Хелинг! Туман! – раздался голос Грехема.
Мы с паладином огляделись по сторонам и только теперь заметили, что заслон из белой мглы качнулся, потихоньку принялся занимать свою законную территорию, из которой его так нагло выставили.
– Грехем прав, – спокойно согласился паладин и добавил уже более резко: – Нужно поспешить, а то можем и не успеть!
– «Не успеть» куда? – Я не совсем понял слова рыцаря.
– Отсюда!
Паладин рывком поставил меня на ноги, отобрал меч, огонь, на клинке которого погас в тот миг, когда была разрублена последняя деревяшка, и поволок меня к остальным воинам. Те больше ничего нигде не высматривали и лишь сдерживали начавших заметно нервничать животных.
Хотелось есть. Очень! Живот за эту неделю впал настолько, что казалось, будто желудок прилип к хребту. Настроение просто препаршивое. Было желание на кого-то накричать или ударить. Но нет! Нельзя! Ибо перед крещением нужно девять дней поститься, оградить разум от злых помыслов и обязательно прочитать хоть немного из «Заветов Господних», дабы понять хоть чуть-чуть смысл основ веры и учения церкви.
До окончания моего поста оставалось всего два дня, а сны, в которых я сидел за столом, ломящимся от самых разнообразных яств, приходили теперь каждую ночь, делая мое испытание еще невыносимее. Ел я только хлеб да запивал его водой, и если с этим испытанием я еще кое-как справлялся – выбора иного попросту не было, – то ограждать разум от злых помыслов иногда совсем не получалось, ну хоть убейте.
Каждый раз, как престарелый слуга Фернанд, с отполированной до блеска плешью на голове, приносил один раз в день мой скромный обед, первым желанием было вырвать поднос из рук старика и вышвырнуть все в окно, а потом и самого слугу отправить туда же. Эти жалкие корочки я съедал в два присеста и сразу же залпом выпивал стакан холодной воды. После этого сразу становилось легче, мысли прояснялись, и ненадолго удавалось заглушить злобу ко всему миру.
