Только тогда Ратмир разрешил себе остановиться, упасть на колени и беззвучно зарыдать, уткнувшись лицом во влажный мох. Он лежал долго, до тех пор пока снаружи не стало так же темно, как было у него внутри. Ратмир повернулся на спину и уставился в мерцавшую армаду звезд, бессчетную армию ночи, появлявшуюся в небе после каждого заката, но так и не собравшуюся на кого-нибудь напасть.
Где-то там идут по сияющей Утиной дороге Браги Сигурдсон, его дочь Сигни и верные дренги, о чем-то беззаботно смеясь, и больше нет ран, слез и страдания, а по небесной стали их оружия струится не красная кровь, а зеленоватый лунный сок.
Ветер Валгаллы развевает их волосы, отворяют валькирии Золотые врата, за порогом встречаются лучшие из лучших, и, может быть, где-то в толпе на пиру мелькнет лицо его настоящего отца.
Наполнятся кубки, прозвучат речи и согреются те, кто шли на небо, возвращаясь с земли. Они вытянут к огню босые пятки, исколотые ледышками звезд, и с улыбками на обветренных вечностью лицах примут кубки с горячим медом из тонких пальцев хозяек чертога. В этих рогах – забвение. Допив мед, путники вытряхнут со дна чаш вместе с волшебными каплями последние воспоминания о земле, ведь иначе можно лишиться разума от тоски по родне и близким. И тогда улыбки вновь появятся на их лицах, и оживут глаза, и зазвучат песни за общим накрытым столом.
Боги, боги мои, почему вы оставили меня здесь? И где варят мед, помогающий живым не помнить об ушедших?
Ратмир оторвал от земли спину и скорчился, обхватив себя руками за плечи. На щеках блестели две узкие дорожки.
Непроглядная ночь навалилась на сердце всей тушей так, что перехватило дыхание и защемило в груди. Он лежал, беспомощно распластавшись на земле, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. И, лишь когда на посветлевших лоскутах неба среди черных ветвей погасли звезды, он понял, что на сердце его легла не ночь, а одиночество.
Мир – это война. Люди бесчеловечны. Одиночество – это ты.
Мир – это война. Люди бесчеловечны. Одиночество – это ты…
Неподалеку раздался волчий вой – несколько отрывистых звуков и долгая рулада. Это песня охотника, нашедшего добычу. Выли в десяток глоток – крупная стая с самцами в расцвете сил.
Ратмир усмехнулся. От детства в стае осталась лишь память о тошнотворном вкусе сырого мяса. Но с тех пор он точно знал, о чем переговариваются волки.
Стая учуяла его. Серые тени скользят между деревьями все ближе, на черных губах выступает слюна.
В предрассветных лучах тускло блеснули зрачки. Одна пара, вторая. Стая неслышно окружала его, сжимая кольцо.
Сигни. Браги. Будимир. Я скоро буду с вами.
Первым на поляне показался большой черный волк, правая лапа королевы-волчицы, боевые мускулы стаи.
Моя смерть выглядит красиво и грозно. О такой можно только мечтать.
Волк оскалился и осторожно двинулся вперед, мягко пружиня могучими лапами землю. Замер, принюхиваясь.
От лежавшего на земле человека пахло хищником: убийством и кровью. У человека не было длинных зубов и когтей, но грязные пальцы сжимали железный клык, потемневший от множества забранных жизней. Даже сейчас этот уставший, раненый человек был смертельно опасен.
– Ну, чего встал? Иди и попробуй разорвать мне горло. Ну! – прохрипел Ратмир, с трудом вставая на ноги. Конечности словно набили песком, и двигались они будто нехотя, вяло, с великим трудом.
Королева-волчица появилась последней – высокая, поджарая, с густым темно-серым мехом. Она посмотрела человеку в глаза и приняла вызов, коротко отдав приказ. Поджав уши и ощерив зубы, волки начали подбираться ближе.
– Задумайтесь, братья мои волки, перед совершением тяжкого греха убийства. Ибо сей человек не сделал вам ничего дурного, – раскатился вдруг над поляной громкий бас. Ратмир вздрогнул и завертел головой – на миг показалось, что голос исходил с неба, словно гром.
Волки повернулись к вышедшему из-за деревьев человеку в некрашеной одежде. Он был высок и, несмотря на бедный убор, опрятен, черная борода подстрижена, потертые рубаха и штаны – в аккуратных заплатах. На солнце поблескивала шишковатая чистая лысина, вся в затейливой вязи шрамов. Вместо посоха опирался человек на огромную секиру с выбитым на лезвии крестом.
– Господь отличил вас благородством среди всех своих тварей и обиталище вам дал в храме о тысяче колонн под синим куполом неба. Он не велел вам ни сеять, ни жать, но Сам, безо всяких ваших хлопот и тревог, питает вас и о вас заботится. Так внемлите заповеди Его «не убий», – напевно продолжалл незнакомец, двинувшись к волку и осеняя его крестом левой рукой.
Черный волк ощерился. На загривке вздыбилась шерсть. Еще миг – и он прыгнул. Неуловимым движением человек шевельнул «посохом», и волк, напоровшись на обух секиры, взвизгнул и попятился, поджимая хвост.
– Братья мои волки, вы многим обязаны своему создателю Богу. Всегда и во всяком месте должны славословить Его за то, что Он сохранил семя ваше в Ноевом ковчеге. Сам Бог пасет вас и дает воду, и добычу, и глубокие норы для плодов вашей любви. Вы еще не задумались об этом, посему я вынужден охранять вас, как детей неразумных, от злых дел и наказывать за оные ласковой отеческой рукою.
Человек поднял секиру, крестя ею притихших волков, на лице с большими осенне-голубыми глазами играла нежная улыбка. Луч солнца ярко вспыхнул на стали оружия.
Королева-волчица приняла решение. Она куснула черного за ухо и скрылась в зеленых зарослях, увлекая за собой своих подданных.
Вложивший последние остатки сил в подготовку к драке Ратмир с глухим стоном свалился в траву.
– Как тебя зовут, Божье дитя? – Проповедник остановился рядом, внимательно его рассматривая.
Юноша поднял голову:
– Я Ратмир, сын Ратияра и Браги, человек из рода Железных Волков.
– Впервые слышу, что двое мужчин умудрились зачать ребенка, – ухмыльнулся незнакомец и тут же замахал руками, увидев, как побледнел от ярости парень: – Не обращай внимания, дьявол вновь пытается говорить моими устами, как делает всякий раз, когда проповедь выходит удачной.
Он присел на корточки рядом с юношей:
– Люди называют меня Торстейн Секира, Пес Христа. Я обручен с прекрасной женой своей Бедностью и несу учение Господа и Его благую весть. А на досуге кую вещи для мирной жизни.
Он внимательно посмотрел юноше в глаза:
– Тебе нужна помощь. И вот я здесь.
* * *
Простенькая лесная кузница Торстейна оказалась устроена под обычным навесом из бревен: двурогая наковальня в основании березовой колоды, горн на углях и грубые клещи. Неподалеку высился купол сложенной из больших камней печи, в которой кузнец плавил местную болотную руду.
Уголь для горна Торстейн выжигал рядом в большой яме, вырытой посреди специальной вырубки. Здесь же была навалена гора дров и стоял небольшой шатер – монах-кузнец, ожидающий скорого Страшного суда, так и не удосужился построить себе крепкое жилище.
Костер нехотя догорал, потрескивал и переливался жаром раскаленных углей. Отшельник с хрустом сломал о колено сосновую ветку и подбросил к головням. Желтые языки тут же принялись за подношение и вспыхнули на гроздьях сухих игл.
Торстейн повернулся к лежавшему на латаном плаще Ратмиру, вытащил из льняного мешка кусок круглого хлеба, протянул юноше. Тот попытался протянуть руку и с ужасом почувствовал, что она едва двигается.
– Я почти не могу шевелиться, – прошептал он. Ратмир приказал телу подняться, но лишь беспомощно скорчился на земле: – Я не могу… – прохрипел он. – Мои ноги…
– Не все сразу, – проповедник положил ему руку на плечо и протянул половину ячменной лепешки, – ибо сказано: унылый дух сушит кости. Твой дух сломлен, вот и члены не слушаются. Вылечим душу, и тело жить захочет. Поешь. Я знаю, что сейчас тебе больше нужно мясо, но я не ем плоти своих братьев и сестер.
– Зачем ты помогаешь мне? – посмотрел Ратмир исподлобья, принимая угощение.
– Потому что я счастливый человек, – улыбнулся проповедник, отправляя в рот хлебные крошки. – Я знаю свое предназначение. И заключается оно в том, чтобы помогать страждущим, как завещал наш Отец Небесный, следами которого иду.
– У меня лишь один отец, – буркнул Ратмир, старательно объедая хрустящую корочку.
– А недавно говорил, что два, – заметил Пес.
– Ну… говорил… но не больше… никакого небесного отца у меня нет.
Торстейн торжественно выпрямился во весь рост и пригладил растрепанные ветром волосы:
– А что, если сейчас я скажу тебе, что ты ошибаешься? – Проповедник просиял, как начищенная секира.
Ратмир хмыкнул:
– Да мне и все равно…
– Не слышал, потому что весть эта до земель сих скорбных еще не дошла! – Торстейн вдруг подпрыгнул на месте и загудел, будто великан из гигантской жестяной бочки. – Так слушай благую весть, что принес сюда смиренный Торстейн Секира, Пес Христа, первый из воинства Господа, кто отважился проповедовать среди волков севера…
