– Он умрет без…пищи…
– Через несколько месяцев. Если не загрызет себя сам.
Фиса длинно вздохнула и выдала то, о чем я подумала:
– Сам себе судьбу избрал, куда шел, туда дорожка-то и привела.
Амир опять странно посмотрел на меня, опустил глаза, произнес тем же никаким тоном:
– Эту запись получили еще несколько заинтересованных лиц.
– Правильно, чтобы мысли ни у кого не было, ишь надумали, Машеньку им захотелось, девочка-то ангел, сущий ангел, а они ее небось в такую клетку бы и посадили, да кровушку выкачивали проводками. Ты ее от себя далеко не отпускай, малая она еще, хоть и всяко умеет, голова-то еще совсем дитячья, ей бы мамку какую, да чтобы понимала, да лаской обогрела.
Я смотрела на Амира, видела, как он бледнел с каждым словом Фисы, глаз не поднимал, а сама думала о том, что Фиса права: Мари еще совсем ребенок, который вынужден существовать в страшном мире, и не просто существовать, играть очень важную роль, уготованную ей рождением. Появилась неожиданная мысль: а допустит ли Амир в своем неверии хоть какую-то близость Мари со мной, доверит ли единственное родное в этом мире существо неизвестной женщине, которая стала мачехой. Задумавшись о странностях своих отношений с Мари, я вздрогнула от вопроса Амира:
– Рина, ты готова ехать со мной?
Фиса ответила за меня:
– Готова-готова, здорова почти, раз до горки поднялась, то можно и в путь.
Но Амир ждал ответа от меня, даже на спинку стула откинулся, как бы отдалился, глаза прикрыл, как удара ждал.
– Да, я могу ехать.
И чтобы спрятаться от этого взгляда, сразу спросила:
– А как ты сюда добрался? На машине?
– Вертолетом.
На мой наивный растерянный взгляд, я как-то не заметила нигде, во дворе никакого вертолета не было, и площадки тоже нет, сразу склон и скалы, усмехнулся:
– Он уже улетел. Мы полетим самолетом.
Самолетом, так самолетом. Я кивнула, посмотрела на Вито, и увидела едва заметную улыбку и хитрый взгляд, сразу поняла, что-то не так и опять взглянула на Амира.
– Ты же не боишься высоты.
– Какой…самолетной?
– Самолетной.
Теперь уже мы с Фисой переглянулись, и та сразу заявила:
– Не дам лебедушку…
– Тебя отвезут на машине.
Резко встал и что-то сказал, сразу все трое исчезли.
– Рина…
– Я глаза закрою. Он уже с горы спустился…быстро.
– Так самолет же…
– Сама сказала, что только я и могу. Силы какие-то, вот и попробую.
А сама сидела в полной растерянности, как теперь себя вести с мужем? А темнота, о которой так страшно говорила Фиса? Вдруг она в самолете проснется? Песни петь? Если только ими темноту пугать. Я решилась и спросила:
– А эта темнота, которая во мне, что теперь будет?
– Ничего девонька, лучше тебе, ты пой, девонька, пой, от вас двоих все зависит, теперь даже я ничего уже не могу сделать. Раз решился к тебе приехать, меня не послушал, да с собой берет, значит, верит тебе, да и с собой разобрался.
Она горестно покачала головой.
– Времени у вас нет, ни минуточки лишней, торопиться надо, искать дороженьки, чтобы к себе прийти, да понять, без этого никак.
А сама тяжело вздохнула, подошла ко мне и обняла за плечи:
– Ты верь ему, твоя вера поможет, сила его ломает, только твоя вера и спасет от погибели, без тебя сгинет, да и мы тоже.
– Фиса, я помню, ты тогда говорила, что весь мир рухнет без меня, почему? Как мир от меня может зависеть?
Она села рядом со мной и взяла за руки, строго посмотрела в глаза:
– А как же, все от тебя теперь, от того, как ты себя с темнотой-то поведешь. Амир воин не последний, за ним империя, куда он туда и все, ежели душа его проснется, то весь мир возрадуется, коли силища эта на защиту людей встанет, он пока на перекрестке стоит, куда ты, туда и он.
– А как это в жизни…
– От каждой минуточки, каждого слова, взгляда твоего все зависит, расцветет душа его, все и сложится.
Неожиданно она поцеловала мне руки, я вздрогнула и возмутилась:
– Фиса, что ты делаешь!
А она быстро заговорила:
– Ты вспомни, девонька, что сама-то видела, школу эту, не будет ее без ирода, всех погубят, Машеньку в темницу посадят, да остальных, кого споймать смогут, на кусочки порежут, сама в больнице той была, страх этот на себе перенесла. А скольких сделают слугами своими эти, Амир вот одного остановил, да другим показал, чтоб неповадно было, а если его не будет, сгинет он от боли своей без тебя? А если совсем во тьму от горя кинется, с его-то колдовством да силой? Зернышка людского не останется.
Я успела только испуганно поднять на нее глаза, как вошел Амир, все слышал, и жесткая усмешка выдала его состояние.
– Боишься за лебедушку?
И тон таков, будто сейчас же на ее глазах порвет меня на кусочки.
– Боюсь, ой как боюсь, только деваться нам всем некуда, нет той пещеры для нас, чтобы спрятаться.
И Фиса ответила таким же, встала во весь свой маленький рост и грозно на него смотрела.
– Ты мне-то нутро свое не показывай, знаю вас, может получше, чем сам понимаешь, поэтому и отпускаю с тобой надежду да мечту твою.
И сказала ту же фразу, что говорила мне перед походом к горным духам:
– Как сможешь, так и будет.
Она произнесла ее торжественно, как заклинание, словно запечатала словами путь. Амир страшно побледнел, но ничего не сказал, только на мгновение глаза опустил. Чтобы никто не успел еще слово сказать и этим усложнить прощание, я вскочила и потребовала:
– Летим. Амир, я готова. Фиса, я тебя ждать буду.
Вот так, раз от меня мир зависит, то уж будьте добры соответствовать задаче сами, разборки совсем ни к чему. Больше я сказать ничего не успела, сразу оказалась на улице. Амир держал меня на руках и стоял в центре двора, рядом встал Вито.
– Закрой глаза.
Я послушно прикрыла глаза, для полной уверенности, чтобы уж точно ничего не увидеть, закрыла лицо руками. И вдруг тихий шепот, никакого грозного тона, почти просьба:
– Ничего не бойся.
– С тобой не боюсь.
В салон самолета мы просто вошли, ну, мне так показалось, я вдруг услышала легкий гул, и Амир посадил меня в мягкое кресло.
Это был штабной самолет, кругом стояла, висела, как-то закреплена на стенах разнообразная техника. Я долго озиралась вокруг, рассматривая ее, и спросила:
– Ты отсюда всем руководишь?
– Это самый защищенный самолет, в него можно бить ракетой.
Ну, да, только на нем такую ценность, как я, и возить.
– Скоро будет готов другой.
– Этот уже устарел?
– Самолет для тебя.
Для меня? Я чуть не расхохоталась, и куда я на нем летать буду? Амир понял мой вопрос и пересел ближе ко мне на откидной стульчик, легко обойдя стол, весь заставленный странным аппаратом с проводками. Я только сейчас осознала, что сижу в кресле, которое всего скорее его, раз перед ним такой стол.
– Мы полетим в Испанию…конечно, если ты захочешь.
– Хочу, я никогда не была в Испании. Я вообще нигде не была, только в Стамбуле…несколько дней.
Он опустил глаза, напоминание о тех днях почему-то расстроило его, и я сразу заговорила:
– В Испании у тебя есть дом?
– У тебя.
Ах да, мое приданое, я совсем забыла. Моя улыбка обрадовала его, и он сказал уже другим тоном:
– Твой дом готов к встрече с тобой.
– Он меня ждет?
– Ждет.
– А Мари полетит с нами?
– Ты бы этого хотела?
– Да. Если она сама захочет.
– Хорошо.
– А где она?
– Занимается своей школой.
Неугомонная, как Фиса, сразу побежала выяснять, что с ее питомцами произошло, пока ее не было. Дочь своего отца.
Амир смотрел на меня и думал какую-то мысль, которая тревожила его, я глубоко вздохнула и решилась:
– Говори, что ты хотел у меня спросить.
Он на мгновение опустил глаза, но тоже решился, поднял темный взгляд:
– Рина, я прошу… если у тебя возникнет хоть капля сомнения…
– В чем?
– Во мне…если ты почувствуешь страх передо мной…
И я засмеялась неожиданным для меня самой тихим смехом:
– Это тебе надо меня бояться, потому что я теперь наполнена силой горных духов, а если песни петь буду, то сам от меня сбежишь. Фиса сказала, что в них сила, в купе с моим исполнением грозная до невозможности. То есть никто не выдерживает.
Амир смог только взглянуть на меня и сразу опустил глаза.
– Я скажу, если мне будет…страшно рядом с тобой…я скажу. Ты не решай за меня, женщина – существо непредсказуемое: сейчас думает одно, через минуту другое.
И это говорю я?! Та, которая никогда ничего не делала, не подумав триста раз? Которая держала свои эмоции в железном кулаке и никогда не позволяла им выплеснуться хоть капелькой? Только уже с Амиром однажды каприз выдала, и то сама удивилась. Значит, есть надежда, пусть считает, что я на самом деле такая. И я разошлась от собственных мыслей.
– Ты побольше мелких предметов приготовь, я ими кидаться буду. Если перестану, забьюсь в угол, тогда и спрашивай, может, на самом деле испугалась, но сразу не верь, вдруг я не о тебе в углу думаю, окажется, что туфли жмут, а ты не понимаешь моего страдания.
