Годже бессильно упал на пол, где от попадавших в окно солнечных лучей образовалось теплое светлое пятно… Солнце согревало грудь… Он почувствовал, какие холодные у него руки… Только от перстня Советника, что на пальце правой руки, исходит тепло… Работа Фаэля… убитого им…
Вирда Фаэля поймали. Мальчишка, отца и мать которого он убил… убил просто для того, чтобы что-то себе доказать… оказался Мастером Путей… И этого Мастера Путей уничтожит Атосааль, считающий Вирда Фаэля случайностью. Шуткой Мастера Судеб… Единственной каплей дождя в пустыне, которая должна испариться, не долетев до земли. Если бы он был чем-то значимым, то Эбонадо видел бы последствия его деяний в своих видениях… а так Пророк вообще его не видит. Мастер Путей… И хотя сам Годже сейчас – почти тот же Мастер Путей и по возможностям, и по могуществу, все равно – от этого захватывает дух! Настоящий Мастер Путей!.. Ожившая легенда!.. Сказка, которую рассказывала Годже мать… Когда-то у него была мать… Он совершенно не помнил ее лица. И голоса не помнил… И сказок этих не помнил…
Существует ли такой Путь Дара, который может разорвать эту связь?! Возможно ли это? Если кто и способен на такое, так это Мастер Путей… Он все может… У него есть крылья… Или это только сказки?..
Годже беззвучно зарыдал. Все равно Эбонадо уже, наверное, убил Фаэля. А он, Годже, обречен мучиться… жить несколько тысяч лет… жить опутанным этой паутиной…
– Сегодня вечером он умрет! – сказал Эбонадо Годже, когда он по привычке забрел после обеда в кабинет Верховного.
Пророк окинул его изучающим взглядом:
– Смерть того, кто может обвинить тебя в убийстве, должна была обрадовать тебя? Нет?
– Я рад, – безразлично ответил Годже. Последний сон был самым отвратительным. – Как там Иссима? – устало спросил он.
– Неплохо. Хотя и не очень довольна. Кажется, она успела привязаться к той компании. Что ж, сможет сохранить им жизни, связав Кругом.
Годже не мог слышать этих слов: «связь», «Круг», «Древний»… у него желудок сворачивался, когда их произносили.
– И с дворцом дело продвигается. Итин – настоящее сокровище! То, что он делает, – даже лучше работы Тотиля. Ты видел «Песнь горного ветра»?
– Нет.
– Стоит посмотреть. Это должно вывести тебя из меланхолии. Ты не нравишься мне…
«Зато этому гаду… в прекрасном, почти человеческом обличии… Атаятану… я нравлюсь… вернее, мой Дар. Чистый и сильный…» Нет… лучше говорить о Вирде Фаэле, чем о Древнем…
– Он действительно Мастер Путей? – спросил Годже, просто чтобы сменить тему.
– Да. А ты не верил?
Годже пожал плечами.
– Как тебе удалось его поймать?
– Как рыбаки ловят рыбу – на приманку! У молодежи все быстро – любовь, привязанность. Я не перестаю удивляться, а ведь когда-то и сам таким был. Он увидел эту девчонку, Элинаэль, и влюбился. Скажу честно – я ожидал, что это Кодонак за нею придет.
– Так Кодонака ты еще не поймал?
Эбонадо помрачнел:
– Этот смаргов Кодонак… Ему везет, как самому́ Древнему… Не думал, что ему удастся…
– Что удастся?
– А ты разве не знаешь, Годже? Где ты был все это время?
Ках действительно почти никуда не выходил последние три дня. Может, надо было развеяться, отвлечься… И ни с кем из Первого Круга он не виделся….А Динорады так не хватало!
– Что-то произошло? – Годже уловил в тоне Эбонадо, которым были сказаны слова о Кодонаке, беспокойство и гнев.
– Годже! Ты что, спал? «Что-то»?! Кодонаку удалось убить почти сотню Тайных!
– Да?.. – Ках на самом деле был удивлен.
– Твои не погибли, поэтому ты ничего не почувствовал. А вот мои боевые Мастера почти все полегли. И Исма с Майстаном заодно…
– Что?! – «Майстан и Исма погибли?» Не то чтобы он испытывал какую-то дружескую привязанность к тому или другому… Но… Годе Майстан… – Как это случилось – ты ведь говорил про видение, обещающее легкую победу?..
– Да! – раздраженно огрызнулся Верховный, этот разговор не приносил Эбонадо удовольствия. – Видел! Но я вижу лишь частями. Я видел, как люди Кодонака лежат неподвижно на полу в зале старой резиденции, и видел, как арбалетчики дают несколько залпов… Я был уверен, что яд в вине либо болты – что-то да сработает. И они будут лежать мертвыми на полу – как я и видел, и знал, что видение истинно! Но Кодонаку удалось меня обхитрить. Он на самом деле уложил своих людей на пол: они притворялись! Только подумать!..
Годже едва не прыснул со смеху: Кодонак разыграл комедию?
– А почему болты не сработали? Они что, были в доспехах?
– Да, они были в доспехах, но не в этом дело – нужно было использовать обычные арбалеты. Мы позабыли, кто сделал это оружие – Мастера́ того же Кодонака. И эти самые болты облетают Одаренных, как зачарованные!
Ках выдохнул. Вот так дела!
– Проклятый Кодонак переманил на свою сторону почти сотню «прыгунов», которых мы не успели связать. Почему они послушали его, я до сих пор не знаю… С их помощью Золотой Корпус ускользнул в самом разгаре драки – и его Разрушители обрушили резиденцию. Не все Тайные успели уйти, они были слишком разгорячены сражением – потеряли контроль…
Не зря говорят: «Не садись играть с Кодонаком…»
– Он украл свой меч из тайника в моем кабинете, – сквозь зубы продолжал Эбонадо. – Эбану удалось уйти, Исме он оттяпал голову, а Майстана просто зарубил, и охрана не помогла!..
– И что теперь?
– Ничего. Вечно везти не будет никому. Это не та игра, в которую может выиграть Кодонак. Он ведь не только со мной играет… – подытожил Верховный.
– А может, не стоит спешить со смертью этого Вирда Фаэля? – спросил Годже: в нем жила какая-то надежда, еще не обретшая осязаемой формы, что Мастер Путей сможет его освободить. Да вот только захочет ли? – Кодонака можно тоже поймать на приманку.
– Не стоило спешить со смертью Асы Фаэля, – зло укусил Эбонадо, – а вот с Вирдом Фаэлем нужно заканчивать. Кодонака будем ловить на ту же Элинаэль. Я подкину ему сведения о ее местонахождении.
Почему Атосааль так спешит лишить жизни этого Вирда? Может, потому, что тот способен разорвать связь?
– А что, этот мальчишка в силах повредить Первому Кругу? – осторожно спросил Годже.
– В силах. Но не повредит, – раздраженно бросил Верховный.
– Он может разорвать связь? – Ках затаил дыхание, ожидая ответа.
– Может. Он почти все может… Но не остаться в живых. Сегодня вечером он умрет. Если хочешь на это посмотреть, приходи.
– Он в подземелье? – Сердце Годже отсчитывало ритм с удвоенной скоростью.
– Да. Скажешь охране, что ищешь «заговорщика», и они проведут тебя. Сегодня после ужина. И если плохо переносишь вид крови – лучше не ужинай, потом поешь.
Годже рассеянно кивнул.
Годже Ках шел по сырому, мрачному подземелью. Здесь все напоминало о пещере Древнего: заплесневелые стены, капель воды где-то, тарийский светильник, плывущий над его головой… Тюремщик отворил камеру, и зубам Годже стало больно от отвратительного скрежета металла.
– Я буду охранять вас, Советник? – спрашивал громадный стражник с квадратным подбородком.
– Нет, – отвечал Годже, – иди. Я должен поговорить с ним, чтобы никто не слышал. Не впускай сюда никого.
Тюремщик приложил в приветствии руку к груди и, развернувшись, зашагал куда-то во тьму.
Вирд Фаэль сидел на полу, щурясь от яркого света. Конечно, это уже не тот мальчик, которого Годже когда-то исцелял после падения. Он напоминает отца, а вот глаза – от Лисиль… Красивое лицо.
Он щурится, но уже не от света, а от гнева и поджимает губы – он узнал Годже. Узнал убийцу своего отца… и матери… Разрез глаз – Лисиль, а вот взгляд другой – пронзительный до боли в костях. Ему бы играть в гляделки с Эбонадо или с Динорадой… А может, и Древнего он переглядел бы… дай-то Мастер Судеб…
– Советник Ках! – говорит Вирд.
Он одет в неплохой кам, волосы еще недостаточно для Одаренного отросли, на руках оковы Карта, придумавшего когда-то, как подавлять действия некоторых Даров – особо опасных; они еще хуже, чем утяжелители, блокирующие только перемещение.
Годже кивает и говорит:
– Я освобожу тебя.
Парень, может, и удивлен, но виду не подает.
– Сегодня вечером – твоя казнь.
– Я знаю. – Голос Вирда Фаэля спокоен и тоже напоминает голос Асы. – Зачем тебе меня освобождать?
– Чтобы затем ты освободил меня. Я не стану отрицать, что убил твоих родителей. Но тебе я спас жизнь. Ты имеешь право мстить мне, но прежде – освободи!..
Годже не успел договорить: дверь позади него вновь с лязгом отворилась, и он почувствовал сильнейшее раздражение по отношению к охраннику – ясно же сказал, чтобы их не беспокоили!
В камеру вольготной походкой вошел Митан Эбан, кивнул Каху, и Годже заметил, что его глаза еще более безумны, чем обычно.
– Ты тоже здесь, Ках? – спросил он, вперившись взглядом в сидящего на полу Вирда.
