– Ты тоже здесь, Ках? – спросил он, вперившись взглядом в сидящего на полу Вирда.
– Да, – процедил Годже сквозь зубы. «А вот тебя сюда не звали!»
– Говорят, он любимец Кодонака. Его спаситель. Это ему мы обязаны смертью Исмы, Майстана и сотни Тайных. Если бы он не потрудился тогда – на холмах Доржены, эффы благополучно сожрали бы Кодонака еще там! – Эбан смотрел на Вирда так, словно собрался нажарить себе отбивных из парня. А кто их знает, этих Разрушителей: может, и вправду собрался?..
– Верховный сказал, что он сегодня умрет. Приходил бы ты на его казнь, – произнес Годже.
– Я и приду. – Эбан недобро улыбался. – Но знаю я Эбонадо – он мирный Мастер, хоть и провернул такое дело. Верховный этому щенку просто отрежет голову так, что тот и боли не почувствует. А должен почувствовать!
Он стал доставать что-то из своей сумки, висевшей у него на плече.
– А ты иди, Ках. Это зрелище не для таких, как ты! Еще упадешь в обморок или кинешься его исцелять!..
– Что ты задумал?
– …Хотя Маизан рассказывал, что у них в Аре на пытках всегда присутствует Целитель, чтобы пытаемый, чего доброго, не умер.
Эбан принялся раскладывать перед собой на полу какие-то непонятные инструменты. Годже стало не по себе, а Вирд взирал на это спокойно.
Митан подошел к парню, нагнулся к самому его лицу и сказал, выплевывая слова:
– Я хочу слышать, как ты орешь! Видеть, как ты извиваешься от боли! Как молишь о пощаде! Как ты унижаешься! Я хочу, чтобы ты потерял человеческое лицо! Я хочу слышать твой визг! Я узнал, как тебя звали в рабстве! Ты Рохо – птенец! Ты никчемное создание, жалкое существо! Ты – никто! И я хочу, чтобы ты понял это перед смертью! Я хочу, чтобы ты умер с именем Рохо!..
Ках содрогнулся. Эбан – сумасшедший. Вирд же по-прежнему спокоен, он даже усмехается, кривовато и горько, но страха в улыбке этой нет. Он просто не знает, на что способен Эбан. Дар Разрушителя, усиленный многократно, который Митан и не собирается как-то сдерживать…
Годже судорожно сжимает в руке ключ от оков Карта, который украл из ящика стола Верховного. Как отвлечь Эбана? Может, уйти и вернуться, когда тот закончит? Он исцелит парня и отпустит. А Вирд Фаэль освободит его. Но Эбан – безумец, который может Вирда и убить…
Эбан кликнул тюремщиков, те подняли парня и потащили к стене, привязывая за руки и за ноги к висевшим там кольцам.
– Идите! – говорит им Эбан. – Никого не пускайте. Если придет Верховный – предупредите меня. Советников тоже не пускайте – нас и так тут двое. Услышите крики – не переживайте, – он ухмыляется, – так надо!
Стражники не совсем уразумели его приказы, но, покосившись на него и на Каха заодно, покинули камеру, и их шаги стихли где-то вдали.
Они остались втроем: Вирд Фаэль, привязанный к стене, Митан Эбан, по всей видимости готовивший пытки, и он – Годже Ках, желающий лишь одного – разорвать связь, любой ценой разорвать эту связь!!!
Эбан вытянул из той же сумки сосуд с тарийским пламенем, совсем небольшой, но когда он открыл сосуд, Годже обдало жаром. Разрушитель неторопливо, растягивая удовольствие, стал нагревать над пламенем длинную иглу, держа ее в щипцах.
– Когда я закончу с тобой, – говорил он при этом Вирду, – я перемещусь в цитадель Шай в Горном море. Там твоя девка. Я развлекусь с ней, и не сомневайся – ей понравится.
Теперь Вирд дернулся.
– Понравится даже больше, чем с Кодонаком. – Он делает долгую паузу, затем изучающе смотрит, как пылают гневом глаза Фаэля. – Ты что, не знал? Весь Город знает, что она – потаскушка Кодонака! Того самого! Скажи, Ках?
Годже молчал. Похоже, Эбан нашел способ, как достать Вирда: парень оскалился, тяжело дыша.
Игла Эбана раскалилась, он вонзил ее в предплечье Вирда, затем нагрел другую и вонзил в голень, потом – в запястье. Вирд не кричал.
Потоки исцеления потянулись к парню, и Годже, почувствовав его боль, вскрикнул. Он что, железный?
Эбан с разъяренным лицом обернулся к Годже:
– Уйди отсюда, смаргов Целитель! Динорада всегда говорила, что ты мягкотелый!
Годже заскрипел зубами.
Эбан вновь обратился к Вирду, беря в руки тонкий блестящий скальпель:
– Вернемся к твоей девке… – Он не спеша разрезал одежду на груди Вирда, обнажив кожу, и принялся что-то чертить своим скальпелем. – Я плохо умею рисовать, но тарийское пламя, такое, как на знамени, у меня всегда получалось.
– Прекрати, Эбан! – крикнул Годже, схватив того за рукав. – Верховному не понравится то, что ты делаешь!
– А может, он разрешил мне?! – засмеялся Эбан, высвобождая руку.
Могло ли это быть правдой? Эбонадо – жестокий человек, но до бессмысленных пыток никогда не опускался. С другой стороны, Верховный отчего-то всем сердцем ненавидит Вирда Фаэля, даже больше, чем Кодонака.
Эбан рывком содрал кусок кожи у парня на груди, оставив там рану, удивительно похожую на пылающее пламя… как на знамени. На этот раз Вирд заорал от боли, заорал вместе с ним, с Годже. Хотя Ках боли не чувствовал, а только представил…
Эбан же смеялся. Каха трясло.
– И твоей Элинаэль я тоже такую штуку сделаю, сразу после того, как побуду с нею… На ее груди мне будет приятнее это делать, чем на твоей. К тому же ей пойдет – она же Мастер Огней. Вот и будет у нее знак. Тут и д'каж не нужен, знай только показывай грудь. А для такой шлюшки, как она, это…
Эбан осекся, сделал шаг назад, даже выронил скальпель. Что с ним такое?
– Что ты сделал? – спросил Эбан совершенно другим, резким, не похожим на свой, голосом.
Годже заметил, что и глаза его изменились.
– Что ты сделал?! – заорал Эбан, скрестив руки на месте солнечного сплетения и согнувшись, словно после удара.
– Исцелил тебя, – произнес Вирд, и голос юноши снова был спокоен. – Оковы же не подавляют Путь Целителя?
«От чего он исцелил?..» – судорожно думал Годже, озираясь то на Вирда, то на Эбана.
– Я разбил кольцо вокруг Дара, – сказал Вирд, – и Дар этого не выдержал!
– Какое кольцо?! ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! – не понимал Эбан. Годже тоже ничего не понимал.
– Ты теперь – обычный человек, ты больше не Одаренный, – сказал Вирд тихо. – А это кольцо – твоя связь с Древним. Ты больше не в Первом Круге!
– Нет. Нет… Нет! Не-е-ет!!! Не-е-ет!!! – верещал Эбан, упав на пол и отползая от связанного Вирда, словно тот был собирающимся сожрать его чудовищем. – Я – Разрушитель! Я самый сильный Разрушитель за всю историю Тарии! Я в одиночку способен создать новый Северный разлом! Я обрушил знание резиденции – один! А его строили как неразрушаемое, как стены Города! Я его разрушил! Я – самый сильный Разрушитель!!! Мастер Стихий!
– Ты – обычный человек, – так же тихо и спокойно повторил Вирд.
– Будь ты проклят за то, что ты сделал! Этого не может быть! Будь ты проклят!!! – Эбан плакал…
И только тут до Годже дошло – Фаэль освободил Эбана! Он сделал для него то, за чем пришел Ках! Он освободил его от связи! И тот даже не умер! Он только потерял Дар…
Годже кинулся к Вирду, хватая на бегу с пола скальпель Эбана. Рассек веревки на руках и ногах парня, выхватил ключ и открыл оковы.
– Освободи меня! – взмолился Ках. – Освободи!
Вирд непонимающе смотрел не Годже. Он не мог догадаться, что в то время как один проклинал его за разрыв связи с Древним, другой – жаждал этого больше всего на свете!
– Прошу тебя! – Ках упал на колени. – Прошу! Разорви эту связь! Потом можешь убить меня! Только разорви!..
Дверь распахнулась, Вирд тревожно глянул в ту сторону и сразу же, покрывшись туманом перемещений, исчез. Исчезла, растворившись в тумане, и надежда Годже. Он завалился на бок… разрыдался в голос…
Верховный – это он ворвался в камеру в сопровождении нескольких Тайных – увидел двух рыдающих на полу Советников; один рыдал из-за того, что его лишили связи и Дара, другой – из-за того, что не лишили.
Гани Наэль
Победа, с которой вернулся Кодонак, омрачилась тотчас же, как только обнаружили пропажу Вирда. Хатин рвал и метал почти так же, как в тот день, когда Вирд притащил из Ары тридцать семь рабов и впал в беспамятство на две недели. Кодонак был уверен, что парень отправился спасать Элинаэль Кисам.
Гани, который давно уже был затянут в эту большую игру Одаренных, оставалось лишь вздыхать и сожалеть. Если бы он успел, если бы смог в тот день отыскать Элинаэль и предупредить ее, может, такого и не вышло бы с Вирдом. Но он не пошел сам – послал Ого, а Ого притащил к Башням Огней совсем не ту девушку. Хотя, с другой стороны, тот хоть какую-то из их компании привел, сам Наэль был не уверен, что смог бы вспомнить и узнать в толпе лицо хотя бы одного из присутствующих тогда у Итина Этаналя. Память на лица, в отличие от музыкальной памяти, – не самая сильная его сторона. Благодаря же Лючин, приведенной Ого, всех этих студентов удалось заполучить в союзники. Всех, кроме праправнучки Верховного, которой до сих пор опасались что-либо рассказывать; остальных и убеждать-то особо не требовалось – едва они увидели Кодонака, как с раскрытыми ртами стали внимать каждому оброненному им слову, и чтобы не поверить тому, что вещал этот эффов Стратег, и речи не могло быть.
