Ознакомительная версия.
Так что самая большая часть Беотрайда, освобождённая от врага, находилась сейчас именно под контролем Роннара.
Но, более того – в нём люди видели овеществлённую надежду, спасителя, который один способен дать им защиту от нашествия из Тусклого мира. Теперь, когда весть о признании некоего хотимского поборника полноправным принцем и наследником старого короля словно лесной пожар неслась по Опорному, к нему приходило всё больше людей. Уже теперь Роннару хватало профессиональных солдат на каждую имеющуюся крепость или башню и добровольцев буквально на каждую крохотную заставу.
У новоявленного принца были все шансы победить.
Если присоединиться к нему сейчас, то потом, глядишь, когда принц наберётся сил, то щедро наделит своих первых сторонников землями, не обойдёт и другими наградами. Так ведь всегда бывает. Князь рассчитывал вернуть себе свой Беотрайд чужими руками, согласен был присовокупить к нему и другие земли. Он был уверен, что это его единственный реальный шанс, тогда как в ином случае жизнь не сулила ничего хорошего.
А ещё глубже лежала надежда на то, что, поскольку новоявленный принц жил простолюдином, служил в гарнизоне крепости обычным солдатом, привык подчиняться, им можно будет легко управлять. Тогда, прикрываясь сыном государя Лучезарного, князь приберёт к рукам всю его военную силу и добьётся ещё большей власти, чем имел раньше. Надежда на такую возможность окрашивала бледное сухое лицо почти юношеским румянцем.
Но уж это намерение Роннар легко угадал и сразу решил пресечь. Для начала, познакомившись с офицерами князя, сразу разделили их, разослал по новым посёлкам – принимать добровольцев, прибывающих буквально каждый день, следить за их тренировками, ставить в строй, формировать армию. Офицеры, конечно, не посмели возразить, и князь тоже подчинился. Поборник ощущал странный трепет, распоряжаясь человеком, перед которым раньше был вынужден заочно преклоняться и повиноваться буквально любому приказу. Во время службы в Хотиме он даже его наместника ни разу в глаза не видел.
– Тебе пора позаботиться о своём знамени, – сказала Исла. – Если бабы сейчас начнут, то за пару месяц вышьют в лучшем виде.
– Какое ещё знамя? – проворчал он, потягиваясь.
– Любому военачальнику и вождю нужно знамя. Большое, красивое… Шёлковое. Например, золотой язык пламени на алом фоне. Разве это не символ королевского дома?
– Да, верно.
– Так давай, я бабам скажу. Думаю, в чьём-нибудь сундуке отыщется отрез подходящего шёлка. Ради такого дела любая пожертвует своим запасом.
Они уже какое-то время встречались. Девушка стала инициатором, она однажды пришла к нему ночью, бесцеремонно втиснулась под одеяло, и он не оттолкнул – во-первых, побоялся обидеть, а во-вторых, почему бы и нет. В конце концов, а зачем отказываться, если женщина пришла сама и ничего не требует? Только один вопрос он задал, когда на следующую ночь Исла снова оказалась в его постели: брат-то знает? С Трагвитом, хорошим бойцом, обещающим подрасти в дельного воеводу, ссориться ему не хотелось.
Она успокоила: знает. Всё понимает. Зачем Роннару волноваться об этом, если ни она, ни её брат не волнуются?.. Трудно было устоять. Обнимая гибкое, худощавое, послушное тело, он с облегчением ощущал, что вечное напряжение слегка его отпускает. Только в эти минуты ему удавалось по-настоящему отдыхать.
Чуть позже Роннар подумал, что она, скорее всего, возьмётся предъявлять на него какие-то особые права. Женщины часто так делают. К его удивлению и удовольствию, Исла требовала только одного: учи. Ещё учи, больше учи, и приёмы боя верхами тоже покажи, ты же обещал! Повтори вот этот приём и вот тот. А что нужно делать, если нападёт сразу трое бестий?.. Впрочем, даже с деловыми вопросами она приставала к нему в меру, когда видела, что он действительно может уделить ей внимание. Девчонка не раздражала, не давала повода грубо на себя прикрикнуть, отмахнуться, взбеситься на непонимание и назойливость. Она знала, как следует себя вести, покладисто держалась в тени, и потому возникшие отношения полностью поборника устраивали.
– Откуда сейчас возьмутся шелка…
– Мало ли что у кого может быть припрятано. Как же ты, принц и наш правитель, можешь оставаться без знамени? Это же символ. Как без него…
– Ну, делай что считаешь нужным… – Он полежал молча, наслаждаясь покоем. Ему единственному в посёлке досталась просторная отдельная комната, но с тех пор, как в Беотрайде вынужденно поселился Годтвер, друзья Роннара настояли, что одному ему ночевать не следует. Поэтому горница была перегорожена, и в получившейся проходной комнатушке вечно толклись люди. Только когда они засыпали, возвещая об этом похрюкиванием и похрапыванием, поборник мог считать себя в относительном одиночестве, потому что уработавшихся парней до рассвета нельзя было разбудить даже горячими углями. Разве что крик «Тревога!» сработал бы.
Как раз такое время он и отдавал досугу с Ислой. Этому никто не удивлялся и никто их не тревожил. В эти минуты Роннар действительно принадлежал самому себе – тонкое удовольствие, которое располагало к благодушию. Потянуло на лёгкую болтовню.
– Странно, что ты так заботишься о моём знамени. Уж не сама ли думаешь вышивать?
– Я плохо вышиваю. А то б, конечно, поучаствовала. Дело-то благое.
– О-о, мне стоит задуматься! Знамёна и плащи в песнях вышивают мужчинам жёны да подружки.
– То песни, а то жизнь. Подарки мужчинам делают ещё восторженные последовательницы. А чаще всего над вышивками трудятся наёмные работницы: швеи и вышивальщицы… Вот так – и никакой романтики.
– Если женщины отказываются от романтики, это что-нибудь да значит. А как же мечты о свадьбе, и вместе навсегда до смертного камня?
– А ты разве собирался на мне жениться?
– Честно? Вообще-то нет. По крайней мере, сейчас…
– Ну и мне оно ни к чему.
Он ещё чуть-чуть помолчал. Даже как-то заинтересовался.
– Странно. Обычно все девицы хотят замуж.
– О-о, девицы, как и мужики, хотят разного. Замужество – одна морока. Нужно совсем сойти с ума от парня, чтоб на это подписаться. Я замуж вообще не хочу. Но если уж когда-нибудь соберусь, то всяко не за тебя, будь уверен.
– Мда? – искренне удивился он. И, помолчав, решил поинтересоваться: – Если я настолько не угодил, то почему же тогда ты ко мне приходишь?
– Странный вопрос. Разве тебе не нравится?
– Нравится. Однако… Всё-таки странно.
– Ну, конечно, – сердито проворчала она. – Что же мне ещё было делать, чтоб ты точно не отказался меня учить?
– Кхм… – Роннар аж подавился. – Разве я отказывался?
– А разве нет?
Сперва поборник смутился. Действительно, от занятий с ребятами, жаждущими индивидуальных тренировок, он раньше отлынивал. Но потом-то смирился! Конечно, были и будут желающие потешить себя надеждой, что запредельное боевое искусство поборников становится хоть чуть доступнее, если позаниматься разок в неделю у одного такого. Ради сладостной надежды они были готовы выполнять любые распоряжения Роннара, повиновались ему безусловно, и их примеру машинально начинали следовать другие сельчане, которые изначально не надеялись учиться лично у такого великого человека. Новоприбывшие же подхватывали эстафету послушания уже без каких-либо рассуждений: делали так, как остальные.
– Нет. Такие ученики, как ты, мне нравятся – понимают, что абсолютных чудес не бывает, что ожидания должны быть в рамках разумного, что человек, может быть, способен стать хорошим воином, но всё-таки не таким, каким мечталось. Мне нравится, когда ребята смотрят на ситуацию трезво. Реально.
– Может, так и есть, – помолчав, прошептала она. – Но я уж лучше буду и дальше к тебе приходить. С тобой спокойнее. Теплее. – И прижалась к нему покрепче. – Ты ведь тоже рад?
– Угум… – Он молчал, закинув руку за голову.
Ему снова вспомнилась принцесса – такой, какой она предстала перед ним в первый момент их знакомства. Прекрасная, изысканная, поистине совершенная, воплощение того таинственного мира, о котором он если и думал, то только восторженно. Впрочем, вызывая в памяти образ Ианеи, Роннар размышлял не столько о Лучезарном, родине его отца, всех чаяний и надежд обитателей Опорного, сколько о красоте самой девушки.
Как-то не верилось, что она настоящая, реальная, что её можно коснуться и, может быть, даже поцеловать. Когда поборник поднял принцессу на руки, чтоб перенести через лужу, её тело: не эфирное, тёплое, упругое, ароматное – ошеломило его. Она оказалась подлинной, живой, её дыхание он ощущал на своём плече. И теперь не мог об этом забыть.
Роннар старался не возвращаться мыслями к принцессе и разговору с ней, но беседа с Ислой о браке настойчиво подтолкнула его к воспоминаниям. Он не считал, что вдруг взял и полюбил дочь короля, и тем, что предмет восхищения, между прочим, приходится ему сводной сестрой, вообще себя не беспокоил. Какая разница, если ему просто хочется о ней думать, воображать её себе?
Ознакомительная версия.
