Ознакомительная версия.
– Почему именно трехцветные, – полюбопытствовал Робер, – и разве церковь до большой чумы не запрещала держать кошек?
– Конклав запрещал мирянам немало из того, что дозволял себе. – Рука кардинала знакомо ласкала голубя. – Истина пыталась прорыть ход к Славе, но мышей встречали кошки, а почему трехцветные… Так повелось. Возможно, Адриан некогда подобрал такого котенка. По легенде, Слава изначально хотела сделать своим символом леопарда, но ей напомнили, что леопард-оборотень – спутник самого зловредного из абвениатских демонов, к тому же он слишком велик и нескромен. Адриан выслушал и согласился на маленькую скромную кошку, чем поверг собратьев во Ожидании в ужас, ведь кошка, по мнению первых эсператистов, презирает Создателя и оказывает услуги Врагу. Выслушав разъяренных магнусов, Адриан уступил еще раз и назвал льва. Больше возражений не нашлось… Можно мне угостить вашего стража?
– Да, – разрешил Робер. – Готти, возьми. Надо было отправить его к Валме.
– Зачем? Пусть придет и заберет. В этом году Фульгат и Эврот необычайно ярки, хотелось бы знать, к чему.
– Вам всегда хочется знать.
– А вам разве нет?
– Мне хочется знать, что все живы, а я знаю только про Марианну.
– Не лукавьте. Вы это же знаете про Октавия, Рокслея, Мевена, нашего изумительного барона, всех, кто здесь, с вами, и даже про не забывшего вас Салигана. Потерялась графиня Савиньяк, но она была с вашей дамой, за которую вы спокойны. Вы верите своему чутью, а я верю Пьетро. Его молитвы угодны святому Адриану.
– Да, – согласился Эпинэ, – глупость я сказал. Я хочу, чтобы все остались живы, и, ваше высокопреосвященство, я не верю в гибель Карваля. Не могу поверить! Салиган нашел цепь, с которой Никола не расставался, но на пожарах теряют и не такое. И Констанс… Ну почему он тянул с рассказом?!
– Помочь вам он не мог, а тяжелые сцены его убивают.
– Если Никола погиб, то вместо меня. Это я должен был идти на Колодезную, он меня не отпустил. Опять все из-за меня…
– Через десять дней Осенний Излом. Листья облетят тоже из-за вас?
– Простите… Я в самом деле пойду спать.
– Чуть позже. – Левий подхватил Робера под руку. – Во-первых, вам стоит взглянуть на былое величие при звездном свете, а во-вторых, я кое-что вам расскажу…
В свете факелов развалины напомнили Роберу разве что трапезную Лаик, насаженную на древнюю колоннаду. Левий обошелся даже без фонаря, и ночь достроила обрушенные стены, а звездное небо стало крышей. Иноходцу показалось, что в целом мире их лишь двое – он и кардинал.
– Я не успел найти нижний храм, – сказал Левий, – но его не может не быть.
– Наверное, вход замуровали. – Эпинэ припомнил усыпальницу Октавии и Франциска. – Неужели адрианианцы оставили в храме колодец?
– Меня это тоже удивило, – откликнулся Левий, – но это не колодец, хотя вода в нем сейчас и стоит. Загляните, это по меньшей мере любопытно.
Робер послушно шагнул вперед, но его опередил Готти. Пес вел себя странно. Открыв пасть, он задышал часто и коротко, как в жару, при этом увенчанный запыленным помпоном обрубок хвоста ходил ходуном. Затем он попытался копать, когда же из этого ничего не вышло – покружил, возбужденно поскуливая и нюхая воздух, и дурашливо боднул Робера башкой, виляя уже не хвостом, а всей задней частью туловища. Растянутые в улыбке губы и прижатые уши превратили его внушительную физиономию в морду разыгравшегося щенка.
Мимоходом погладив пса, Робер заглянул внутрь; он ничего не ожидал, а перед ним лежала красная звезда. Казалось, кто-то бросил на зеркало алую ройю на тоненькой цепочке, только не из золота, а из созвездий. Иноходец поднял голову – Фульгат подбирался к зениту, и он был по-предосеннему ярок, но вода ласкала иную звезду.
– Что это? – Руку словно потянуло к темному кругу. Зеркало разбилось, пальцы обдало чистым холодом, и они коснулись скользкого ровного дна.
– Кто знает, но Слава это не тронула, возможно, как-то скрыв. Не представляю, как они могли это сделать, церковные каноны и геометрия храма этого не позволяют, разве что помещение разделяла стена, от которой ничего не осталось.
– Вы видели?
– Что и где?
– В… – Как же объяснить? На язык просится слово «ара», но разве можно назвать воду золотом?! – Отражение звезды…
– Когда я смотрел, в зените стоял Конь. Само собой, я видел его в чаше.
– Фульгат тогда еще не поднялся. – Значит, «чаша»? Углубление, вода… Не придерешься, но не чаша оно. Не чаша! – Посмотрите сейчас.
– Охотно.
Алая ройя в воде и всего лишь звезда над головой, блуждающая звезда, что сейчас догоняет солнце.
– Видите?
– Только звездное небо. Отражение, надо признать, удивительно четкое. Фульгат просто изумителен.
– Это не Фульгат! Он ярче и… алей. Как ройя, а прочие звезды – золотая цепь. Я брежу?
– Не думаю. У меня есть два объяснения… Первое – в ордене Славы было много вашей родни и ваших вассалов. Отстоявший Барсину магнус Александр в миру звался Энио Марикьяре. Надо думать, он часто смотрел в эту воду, если тут, конечно, была вода…
– Р-ря!
– Готти! Готти, да что с тобой такое? По-моему, он что-то чувствует, что-то недоступное людям.
– Когда вы искали, куда ставить стрелков, пес был с вами?
– Нет, я оставлял его с Дракко за стенами.
– Тогда я объяснил бы его поведение самым простым образом: пес учуял хозяина. Валме написал, что был здесь, а волкодавы славятся остротой верхнего чутья. К слову сказать, у наследника Валмонов – престранный гороскоп: его солнце гармонизировано растущей луной, и при этом ни один аксенай толком не аспектирован. Мне подобного видеть не доводилось.
– Это что-то значит? – из чистой вежливости спросил Эпинэ.
– В том-то и дело, что почти ничего. Совесть нашего друга подобна кошке: если и падает, то на четыре лапы, а в остальном эта книга не для астролога. Впрочем, ваш гороскоп при всей его кажущейся простоте не лучше. Согласно науке, шанс выбраться из Ренквахи имел ваш брат Арсен, но не вы. И не спрашивайте меня почему, я не знаю ни как вы с Вороном выжили, ни отчего Карлос Алва, Эгмонт Окделл и ваш брат мертвы.
– Значит, Арсен погиб вместо меня!
– Вы опять! И почему «вместо»? В вашем роду время от времени рождаются люди, над которыми звезды в лице астрологии не властны, мы говорили об этом с графиней Савиньяк. Да, вы спаслись, или вас что-то спасло, но не разумней ли причину гибели вашего брата искать в нем самом? Впрочем, у цепи с красным камнем, которую вы видите, может быть и другое объяснение – вы тревожитесь о генерале Карвале, и вам мерещится находка Салигана. Возможно и нечто среднее: вы думаете о вашем Никола, а это место превращает вашу тревогу в видение.
– Я бы предпочел увидеть самого Никола.
– Ну, извините!.. Однако услышать его вы услышите, только давайте присядем. Мне кажется, на этих обрубках можно устроиться и вдвоем. Вы ведь знаете, что ваш генерал перешел в эсператизм?
– Припоминаю…
– Герцог, вы очень похожи на безбожника, что делает ваше подвижничество особенно ценным в глазах Создателя. Если Он существует, разумеется. Не смотрите на меня так, я не знаю ответа, но мой друг Оноре верил всей душой. Святой ни на миг не усомнился, что Адриан, Эсперадор Адриан, пребывает в Рассвете, а тот веровал не сильней герцога Алвы, уж это-то я знаю точно.
Поймите: претерпеть временные неудобства ради последующей награды могут многие – контрабандист ради барыша, затянутая в корсет кокетка ради мужских восторгов, ходящий в обносках подмастерье ради будущей аптеки или кондитерской. Чем лучше их верующий, что изнуряет свою плоть, твердит молитвы и жертвует на храм, чтобы пройти в Рассветные врата? Ничем. Тот же, кто отдает жизнь благому делу или малым сим, не только не думая о воздаянии, но и не веря в него, служит Любви и Милосердию, а значит, Создателю. Он и войдет первым в Рассвет. И очень удивится…
– Вы в самом деле так думаете?
– Иногда, но оставим это, иначе я никогда не исполню просьбу вашего Никола. Признаться, до ваших слов о красной звезде я колебался. Как и вы, я не считаю найденную цепь доказательством гибели ее хозяина, а брат мой во Ожидании просил передать вам свое признание, только если он умрет.
– Тогда я не хочу ничего слышать!
– Вы не правы. Именно сейчас вы, как ни в какое другое время, поймете, простите и забудете. Когда – заметьте, я говорю «когда», а не «если», ваш генерал вернется, между вами не будет стены.
– Ее нет…
– Для вас. Карваль бьется об нее с осени. Если б не это и не Адрианова исповедь, он вряд ли перешел бы в эсператизм.
– «Адрианова исповедь»? Что это?
– Я вам потом расскажу, если вы не поймете сами. Никола Карваль был отличным офицером, но его сперва перевели из Торки в Тронко, а потом вышвырнули вон. Он лгал, когда говорил, что не нюхал пороха.
– И что с того?
– Вы слушайте. Капитан Карваль решил добиваться справедливости. Доберись он хоть до Алвы, хоть до Манрика, Талиг имел бы сейчас отличного полковника, но Ги Ариго дал бывшему подчиненному письмо к кансилльеру. Карваль понял, что его выбрали в помощь Анри-Гийому, много позже. Штанцлер повернул дело так, что, получив место капитана Эпинэ, бывший офицер почувствовал себя обязанным.
Ознакомительная версия.
