Им стоило торопиться. Судя по тому, как хрипела Хамна, пытаясь втолкнуть воздух в воспаленные легкие, времени у них было мало.
Идти она не могла, поэтому он снова взял ее на руки. Акация была горячей, словно камень, слишком долго пролежавший под солнцем. Но в отличие от камня, она была легкой, почти невесомой. Его руки помнили ее тело, когда они боролись в саду Тамасхан. Тогда оно было крепким и жилистым. Етобар снова напомнила ему обычную девушку, хрупкую и умирающую. «Это только маска», – безжалостно подумал он, не давая шанса другому Арлингу, слабому и сочувствующему.
– Вернись к лестнице, от нее направо, – прошептала Акация. – Там такой же тоннель. Его увезли туда.
Правый коридор Регарди запомнил хорошо. Там он встретился с Нехебкаем. Возможно, Индиговый до сих пор ждал его там. Но миражи и страхи слабели и отступали перед целью, которая столько дней была его путеводной звездой.
Неся Хамну-Акацию, он испытал странное чувство. Арлинг ни на секунду не забывал, что держал на руках наемную убийцу – опасную, словно песчаная эфа, и хитрую, как степная лиса. Возможно, она лишь притворялась слабой, а на самом деле берегла силы, чтобы убить Сейфуллаха, когда Регарди сам принесет ее к нему. Когда они вышли к лестнице, мысль о притворстве Акации превратилась в навязчивую. Решив не рисковать, Арлинг отрезал веревку и тщательно связал ей руки. Предположив, что етобары были обучены технике освобождения от любых веревок, Регарди связал ее особым узлом, который вряд ли сумел развязать сам. Етобар никак не отреагировала, пребывая в каком-то своем мире. Иногда ему казалось, что она умерла. Тогда он встряхивал ее и, услышав болезненный стон, шел дальше.
Нехебкая в коридоре не оказалось. Проходя мимо того места, где Индиговый набросился на него, халруджи с трудом сдержался, чтобы не ощупать земляной пол – не осталось ли на нем следов бога. Войдя в тоннель, он ускорил шаг. Знакомое зловоние Белой Язвы служило хорошим ориентиром. А когда послышались запахи журависа и шуршание фартуков ивэев, Арлинг понял, что был близок к цели, как никогда. Если только Хамна не обманула.
Зал, в который вывел их коридор, был меньше первого и напоминал временное хранилище, из которого ивэи перетаскивали трупы или тех, кто таковыми казался, к септорам. Самих санитаров было немного. Арлинг насчитал троих.
Один разгружал тележку, складывая больных у стены аккуратными рядами, второй точил оружие, похожее на копье с коротким древком и длинным лезвием, третий, присев на корточки, обыскивал карманы новоприбывших. Людей в пещере было немало. Регарди досчитал до пятидесяти и сбился – мешали дурманящие ароматы журависа, выползающие из массивной курильницы в центре зала. Тревожный шепот, не умолкавший в голове после встречи с Нехебкаем, тоже мешал. Если он выберется отсюда, то ненадолго переживет Хамну. Дышалось с трудом, а зуд на месте татуировки временами становился невыносимым.
Подтащив Акацию к входу, Арлинг поднял ей голову и несколько раз хлопнул по щекам, приводя в чувство.
– Где Сейфуллах? Ты видишь его?
Хамна слабо взмахнула рукой, словно отгоняя мираж, и неожиданно ласково коснулась пальцами его лица. Халруджи отпрянул, ожидая подвоха, но был вынужден к ней наклониться. Слов Акации почти не было слышно из-за бульканья кровавых пузырей на губах.
– Вон там, – прошептала она, показывая на человека с оружием. – Рядом с лысым. У него красная шапочка. Такая дурацкая…
На ком была шапка – на лысом или на Сейфуллахе, Регарди не понял, но сейчас это было неважно. Отпустив умирающую Хамну на пол, он подполз к телеге, которая была забыта ивэями у входа. Теперь от санитара с оружием его отделяла всего дюжина салей. Когда, припав к полу, Арлинг уловил знакомые запахи, которые он безрезультатно искал в Подземелье Покорности, а потом в больничных палатах Туманной Башни, то с трудом заставил себя остаться на месте. Между ним и Сейфуллахом все еще лежала пропасть, но он уже нашел мост. Перейти его было делом нескольких секунд. Несмотря на то что по залу гуляло эхо, умножая стоны и слабые голоса умирающих, халруджи чувствовал – Аджухам был еще жив.
«Найти, чтобы потерять? – ехидно прошептал голос в голове. – Мальчишка умрет у тебя на руках, а ты пойдешь искать Дорогу Молчания, драган».
Два ивэя направились к выходу, а третий был поглощен разглядыванием оружия, ни на кого не обращая внимания. Натолкнувшись на тело Хамны, которая не подавала признаков жизни, санитары оттащили его к остальным больным и исчезли в проходе.
Арлинг перевел дух и сосредоточился на серкете с оружием, рядом с которым лежал Сейфуллах. Рослый ивэй действительно был лысым – на гладкой коже головы выступали капли пота, с легким шипением скатываясь по вискам и макушке. Человек часто облизывал губы, потом вдруг набирал в грудь воздух, словно собирался задержать дыхание, но вместо этого начинал часто дышать. Потом также быстро успокаивался и принимался с любовью поглаживать древко оружия. И хотя от санитара не пахло журависом, его поведение настораживало.
Когда серкет взмахнул рукой, проведя клинком широкую дугу в воздухе, халруджи сумел определить вид оружия. Саблевидный клинок, насаженный на длинное древко, особенно любили стражники Балидета. Он объединял в себе свойства меча, копья и топора, позволяя наносить удары по разным траекториям на всех уровнях, используя не только лезвие, но и обух древка. В руках опытного воина такой клинок становился подобным смерчу. В Балидете его называли каручаном, что на кучеярском означало – «Ветер Смерти». Арлинг знал одного человека, который был неравнодушен к каручанам, но он был засыпан песками прошлого. Иман отправил его в Пустошь Кербала на Испытание Смертью. Мозг ученика разъедала неизвестная болезнь, которая не поддавалась лечению. Отправив Ола к серкетам, учитель хотел дать ему последний шанс, хотя Арлинга не оставляла мысль, что иман пытался таким образом «откупиться» от Скользящих.
Ивэй с каручаном не мог быть Олом, «избранным» учеником имана из Школы Белого Петуха. Потому что, скорее всего, Ол давно умер, а этот серкет был просто похожим на человека. Впрочем, сходство с учеником имана у него все же было. Ему тоже придется умереть, возможно, в следующую секунду. Арлинг атакует его справа, выбьет каручан и сломает шею.
Между тем, ивэй отложил оружие в сторону и, наклонившись над Сейфуллахом, принялся его рассматривать. В этот момент Аджухам как раз пришел в себя, потому что его дыхание стало громче и четче. Сейфуллах поднял руку, пытаясь отстранить нависшего над ним ивэя, но серкет легко придавил его к земле и тихонько пропел ему в лицо:
– Запахи увядших цветов уносятся к небесам, и там из них вырастают такие же цветы, как на земле…
Регарди уже готовился к прыжку, когда до него долетели слова песни. Он замер. Старую драганскую поэму могли знать многие, но только один человек пел ее, искажая на свой лад. Если в оригинале увядала трава, у Ола увядшими всегда были цветы.
То, на что Арлинг не обратил внимания раньше, теперь стало очевидным. Низкий, надтреснутый голос, легкое постукивание левой ногой, сухое щелканье пальцев, знакомый запах пота… Неверие сменилось осторожностью, место которой занял страх, но и он задержался недолго. Ол был жив! Осознание этого вытеснило остальные чувства, оставив только одно – большое и светлое. Радость. Несмотря на странности Ола и его частые приступы безумия, кучеяр нравился Арлингу, и они умели находить общий язык. Когда-то Регарди считал его своим другом. Он похоронил его вместе со школой – там, в Балидете.
Впрочем, встреча с Сахаром показала Арлингу, что люди менялись чаще, чем ветер в Иштувэга. Кем стал Ол, пройдя Испытание Смертью? Серкетом, слугой Нехебкая? Или предателем, как и другие Скользящие из Пустоши Кербала? А может, он остался верным школе и иману?
«Или просто сошел с ума», – проскрипел голос в голове. Но возразить ему Арлинг не успел.
– Ты знаешь, что самые страшные яды готовятся из животных? – произнес Ол, и Регарди не сумел избавиться от ощущения, что вопрос был адресован ему.
Когда бывший ученик имана поднял каручан и направился в его сторону, сомнений в том, что его заметили, не осталось. Так же, как и в том, что встреча не будет теплой.
– Я не враг тебе, Ол, – произнес Арлинг, осторожно выходя из укрытия. – Ты помнишь меня?
– Ну, конечно, – хищно улыбнулся «избранный», перекидывая каручан из одной руки в другую. Регарди помнил ее солидный вес, и понял, что это было сделано нарочно – для демонстрации.
– Ты лучший ученик нашей школы, и Нехебкай сплел тебе венок из саксауловых роз.
Ол бредил всегда, здесь же, в царстве Бледной Спирохеты, его миражи должны были приобрести особый размах и яркость.
– Я скучал по тебе, – Арлинг еще надеялся, что ему повезет. – Мы так и не попрощались тогда.
