Прогулка по ребрам - Фарит Маратович Ахмеджанов

День складывался неплохо. Получилось рано встать — обычно это для меня мука смертная. Вскочил, когда не было еще и семи, быстро перекусил и побежал на автобус. Не опоздал, даже занял место ближе к началу очереди, так что всю дорогу просидел. Через час уже приветствовал маму на нашем участке.

Работы было немного — в основном вытаскивал старые и вбивал новые колья, на которые вязалась проволока для поддержки здорово разросшейся малины. Потом еще выдернул парочку лишних кустов крыжовника и даже начал красить забор, но маме краска не понравилась, и она это дело прекратила. После обеда сходил, искупался, еще через некоторое время мама отправилась домой, оставив меня сторожить фазенду.

Часов в 7 вечера я решил еще раз сходить на Дему. Велик соблазн увидеть в моих действиях какое-то предначертание свыше, но увы — просто день был очень жаркий. После отъезда мамы я лег поспать, а на жаре и в духоте этого делать не стоит. Встал с головной болью и изрядно помятый, скорее изнуренный, чем освеженный сном. Сходить, обмакнуться в реку и хоть слегка прочухаться было вполне естественным решением.

Ходьбы до речки было минут 10, обратно — около 20. Объяснялось это просто — сады находились на высоком пригорке, речка обтекала его. Дорог было две: проезжая — две заросшие грязноватые колеи, и тропинка в лесу, тоже грязном, старом, гниловатом, заросшем паутиной, с тяжелым, застоявшимся воздухом. Я выбрал первый путь и по обочине спустился вниз, на лужайку у реки — тут надо было уже смотреть под ноги, чтобы не въехать в свежую коровью лепешку — и пошел к пляжу.

Пляж не пляж… просто проем на крутом берегу, позволяющий спуститься к реке. Он был чуть выше по течению, я брел к нему, ни о чем не думая и почти ничего не соображая — так башка разболелась.

В обычной ситуации я бы наверняка заметил, что лес какой-то не такой: среди осин и вязов слишком часты стали благородные силуэты пихт и сосен… или чего-то, сильно напоминающего пихты и сосны. Жара вдруг спала, речка зашумела явно сильнее, куда-то делись нитки трубопроводов, напротив садов пересекающие реку. Колея тоже исчезла, закрылась травой, и промоины не было — был галечный пляж. На котором, прислонившись к камню, сидела какая-то рыжеватая девчонка — сидела и что-то насвистывала.

Одета она была в комбинезон серо-зеленого цвета и высокие кожаные ботинки; лоб пересекал неширокий черный ремешок. Бледновата и вообще не смотрелась особо здоровой — круги под глазами и поза усталая, но настроение у нее было хорошим.

— Привет! — звонко приветствовала она меня, когда я подошел поближе. — Присаживайся.

Я присел, а вернее рухнул на гальку.

— Ты кто? — вскинула она на меня любопытные серые глаза.

Отвечать на этот вопрос можно было долго. Не хотелось.

— Фарит.

— А я Лина. Ты сам пришел или заплутал?

Почему-то я разозлился.

— Пришел сам, никто меня не принес.

— Ага, — весело ответила девчонка. — Значит, заплутал. Ничего страшного, это бывает.

— Что бывает?

— Ну, сбор играет. Кто слышит — сам приходит, кто нет — своими делами занимается. Идет себе, вдруг — бац! — а он на месте сбора. Интересно, бывает так, чтобы команду целиком заплутавшие составили?

— Не бывает, — раздался голос сзади.

Я вскочил, а Лина только зевнула:

— Привет. Ты кот, да?

Подошедший и впрямь был котом. Человекообразным. То есть ходил он на задних лапах, передние были похожи на руки, во всяком случае, пальцы на них имелись. С втягивающимися когтями. Шеи почти не было, на широких плечах красовалась усатая, типично кошачья голова. Говорил пришелец слегка присвистывая и пришипывая, клыки у него были как у тигра. Весь покрыт темно-серой короткой шерстью, более темные участки образовывали узор, полностью разглядеть который мешала одежда — стянутые шнуровкой куски черной кожи, неправильной формы, но хорошо друг к другу подогнанные.

— Хотя бы один должен знать, то есть слышать сигнал и понимать, что он означает, — закончил свою мысль вновь подошедший. Потом ответил на вопрос Лины. — Да, я кот. Биа, к вашим услугам.

Был он с меня, хотя из-за большей ширины и некоторой сутулости казался ниже.

— Ты знаешь, где мы? — спросила у него Лина.

Она встала и подошла к нам. На ее поясе висел нож в ножнах. У Биа на груди были прикреплены метательные звезды, типа японских сюрикенов… было настолько нелепо стоять около них в шортах, сланцах и вылинявшей майке с дырой на пузе, так что я громко заявил:

— Я иду домой!

— Переодеться? — хихикнув, спросила Лина.

Биа фыркнул и сказал:

— Уже поздно. Не выйдешь.

Я их не слушал и пошел той дорогой, которой пришел (Биа вышел, кажется, из леса). Шел медленно, хотя очень хотелось побежать. Через минуту не выдержал и оглянулся — Лина и Биа не обращали на меня внимания, отошли к здоровенному валуну и разговаривали.

В конце лужайки и впрямь оказалась хиленькая дорожка, по которой я, скрывшись с глаз этих незаплутавших, немедленно побежал. И через пять минут вылетел к валуну, у которого стоял Биа. Лина набирала из речки воду.

— Прибежал? — осведомился кот. — Давай, дров собери.

Я, не отвечая ни слова, развернулся и дернул обратно. На этот раз свернул с дорожки — от нее ответвлялась тропинка. Минут пять бега, потом тропинка совсем сдохла, упершись в колючий куст. Проломившись через него я очутился на все той же, переходящей в галечный пляжик лужайке. Мерно гудела речка, Биа и Лина сидели у того же валуна, перед ними горел маленький костерок.

— Долго еще бегать собираешься? — спросил меня кот. — Все равно до рассвета отсюда не уйдешь, хоть всю ночь бегай.

Я ему поверил и пошел к огню. Заметил при этом, что мои пробежки, вроде как занявшие не более 15 минут, вылились не менее чем в полтора часа пляжного времени. Ощутимо потемнело и посвежело.

Подсев к костру я еще раз повнимательнее пригляделся к своим нечаянным спутникам. Биа растянулся на земле в чисто кошачьей позе, поджав под себя ноги и изогнувшись. Лина сидела на скатанном в трубку тонком одеяле — или толстом плаще — и молча смотрела на огонь. В ее глазах плясали отражения костра.

— Есть хочешь? — спросил Биа.

Есть я хотел. Кот вытащил из-за пазухи нечто, напоминающее грузинскую чурчхелу — завернутые в листья комочки, туго перетянутые бечевой, и протянул мне.